А что начиналось, когда за чей-то забор заваливалась кошка! А если она туда заваливалась часа в три ночи! Мама дорогая, эти собаки не спали никогда, и им до всего было дело. Пока один мастиф, ломая яблони, гонялся по двору за пришельцем, изо всех углов ему визжали, выли и гавкали о том, как лучше изловить полосатую скотину и что потом с ней надо сделать. Продолжаться это могло до бесконечности, и привыкнуть к тому, что здесь каждую ночь истерили собаки, звенели комары и надрывался Йорик, не было никакой возможности. Но и это были цветочки…
Первая куча жирной, черной и червякастой земли появилась на середине нашего изумительного изумрудного газона рано утром в субботу. Семья несколько рассеянно восприняла эту весточку из преисподней, не придав ей особенного значения. Кто-то даже с нежностью пропел о том, что, вот, дескать, какие мы люди хорошие, у нас даже кротик, лапочка, завелся. В том, что завелся этот кротик не на шутку, мы убедились уже на следующее утро, рассматривая три новые кучи вывернутой земли. Дальше чувства к активному животному росли в обратной зависимости от его жизнедеятельности. «Лапочка» уже через неделю стал «поганой тварью», а через две, рассматривая перепаханный во всех направлениях газон, вернее все, что от него осталось, суке-кроту объявили войну!
Теперь это был не дом, а штаб по борьбе с вредителем. Здесь все время что-то варили, толкли, смешивали, огрызались, а самого слабого вытолкнули из игры и посадили за компьютер. Запустив во всех поисковых системах кодовую комбинацию «убить крота», он изучал способы уничтожения непрошеного гостя. Самый веселый предполагал уничтожение участка одним направленным взрывом. Мы подумали и решили пойти другим путем.
Крота нарекли Геббельсом, и до наступления первых холодов все только и делали, что заливали ему в норы кипящую смолу и разведенную в кипятке мазь Вишневского. По советам знатоков мы сыпали под землю нелегальным способом добытые порох и карбид, мы ставили на газон магнитофон с записями тяжелого металла и надеялись, что от бешеной вибрации потревоженная слепая тварь уберется, наконец, с нашего участка. Как бы не так! Тварь точно знала, что самый свежий, самый жирный, самый червякастый чернозем – наш, и на соседские суглинки не рвалась. Зато общественность со всех сторон рвалась посмотреть на нашу битву. Соседи собирались с утра, как на праздник. Инициативная группа была готова сколотить помост, чтобы оттуда со всеми удобствами наблюдать, как компания слабоумных, врубив Элиса Купера, танцует на распаханной земле, периодически поливая ее какими-то отварами из кастрюль. Время от времени из-за забора доносились советы вроде того, что в норы надо бы насовать гнилой рыбы.
А мы, отчаявшиеся и измотанные, верили всему. Покупали и портили рыбу, совали ее под землю и опять включали старика Купера. Судя по тому, с какой скоростью множились земляные терриконы, Геббельс получал и полноценное питание, и культурную программу, хорошо жил и никуда удирать не собирался. Вскоре на рыбу сбежались местные коты, и, пока Купер навзрыд орал о вечной жизни, они вместе с кротом с удовольствием жрали фосфор.
Если бы лето не закончилось само собой и изувеченный газон не прикрыл бы первый снег, боюсь, мы бы сошли с ума. Но наступила осень, фашист заснул, и землю затопила родная жидкая грязь.
Еще много чего составило со временем наше дачное «счастье». Протекла крыша, и в почтовый ящик, спалив квитанции за свет, попала молния, под верандой поселилась стая ос, на кусте черной смородины выросли ягоды размером с яблоки, породив разговоры о ГМО и лучевой болезни, а весной расцвело вишневое дерево, и по всему саду растекся волшебный аромат. На березе вороны свили гнездо, вывели воронят и истошно орали на пролетающие стороной самолеты. Надо ли говорить, что к ним немедленно присоединялось всё живое, и карканье, смешавшись с гавканьем и истошным лаем, заглушало вой турбин. Электрик Леха женился, остепенился и отошел от дел. Теперь нашим светом занимается его сменщик. Пока этот мальчик неопределенной южной внешности с уверенностью может сказать, есть свет в поселке или нет. А в Новый год к соседям привезли такую елку, что, пока ее ставили, кран чуть не перевернулся на наш забор, зато потом все жители деревни чувствовали, что и у них появилась свое, одно на всех, дерево, пусть и за чужим высоким кирпичным забором. Геббельс ушел в леса, а на нашем участке из селедки на мази Вишневского выросло золотое дерево… шучу!
Зато в очередной раз жизнь преподала мне урок – человек в состоянии привыкнуть ко всему, даже если это собачий лай, не утихающий ни днем, ни ночью. И очень важно вовремя понять, что все это – совсем не самое страшное в нашей жизни! Даже наоборот.
Судя по всему, ей было не больше трех месяцев. Маленькая белая зверушка шустро проскочила в ворота и, опережая собственную тень, понеслась к крыльцу. Вскарабкалась по ступеням на самый верх и, радостно топоча лапами, поскуливая и потявкивая, села встречать своих новых хозяев. Новые хозяева озадаченно уставились на собачку. С первого взгляда было понятно, что это девочка. Какой слепой случай привел эту крошку к нашему забору именно в тот момент, когда машина въезжала в открытые ворота, можно было только догадываться. Но дело было сделано. Собачка выметала крыльцо крошечным хвостом и улыбалась до ушей. В пять минут были организованы еда, питье и временная стоянка, псина наелась, раздулась, икнула и завалилась спать в коробку от пылесоса. Мы с любимым переглянулись. В тот вечер наша жизнь изменилась.
В полной мере мы ощутили эти изменения уже спустя пару часов. Выспавшись и немного отдышавшись, собачка выбралась из коробки, осмотрелась, не увидела знакомой подворотни, помойки, котельной или где она там тусовалась раньше, сложила губы в трубочку и завыла на всю округу. Не долго думая, ото сна воспряла местная псарня, и спустя тридцать секунд, когда мы с любимым в трусах и пижамах вылетели на крыльцо, в густом ночном воздухе пищали, скулили, выли, лаяли, брехали и гавкали все породистые и безродные псы округи. И только наша маленькая козявка визжала от счастья и все норовила выполнить сальто-мортале назад через голову. Мы минут десять чесали ее везде, где только можно, пока она не затихла. Позже смолкли и псы, которых, судя по звукам из-за заборов, тоже чесали – сучковатыми дубинами по бокам, и мы на цыпочках, боясь спугнуть собачий сон, направились в дом. Как бы не так! Стоило со звуком поцелуя щелкнуть дверному замку, как на крыльце завыли с новой силой. Снаружи почин немедленно подхватили, и над крышами протянулась вторая волна безобразия. Мы с любимым переглянулись, скрипнули зубами и потащили визжащую скотинку вместе с коробкой к кровати.
Потянулись наши счастливые будни. По причине тотальной аллергии, безжалостно трепавшей наши ряды, животное все-таки было решено прописать на улице. Приглашенные ветеринары осмотрели пришелицу и подтвердили, что это собака. Сучка. Молоденькая. Совершенно здоровая. У нее даже блох не было. Зато на поросячьем брюхе нашлись полупрозрачные пятна, которые, по мнению специалистов, роднили эту неведомую зверушку с высокопородистыми псами южного Уэльса. Подтверждая наличие у нее пятнадцати капель породистой крови, псинка аристократично тяпнула ветеринара за палец и радостно забрехала. Хотя брехом набор этих странных звуков назвать было сложно. Она вытягивала мордочку, закрывала глаза и издавала сложную трель, меньше всего напоминающую собачий лай. Так она получила позорящее весь собачий род имя. Ее назвали Муркой. Через год она задушила свою первую крысу.
Правда, началось все с другого. Признаюсь, некоторое время мы всерьез думали, что крот Геббельс сделал пластику и вернулся в виде этой полусобаки, полукошки. Для таких подозрений были самые очевидные основания. В погожий денек эта тварь невинными подскоками прыгала с нами по газону, играла и в мячик, и в скакалочку, но стоило людям отступить в дом, как, немного выждав для порядка, животное превращалось в экскаватор. Это было даже круче того крота, измордовавшего и нас, и наш участок. Он хотя бы был крот. Что искала эта псина, заглядывая в развороченную землю с любопытством геолога-разведчика? Кое-кто попробовал шутить о нефти и кладах, но шутки быстро закончились.
– Главное, чтобы она нам тут череп Йорика не откопала, – проворчал любимый и ушел в дом, чтобы не смотреть на обезображенный участок.
Яма проделывалась мгновенно. Серия мелких суетливых движений, и «носовая часть» собаки начинала быстро уходить под землю, а из-под «кормы» летели пригоршни богатого чернозема. Казалось, пес апокалипсиса, забыв поводок в преисподней, в спешке несется к ядру земли. По роковому стечению обстоятельств стартовой площадкой был выбран наш участок. Другого у этой собаки просто не было.
Сначала мы картинно хватались за голову, обнаружив продырявленный в пятнадцати местах многострадальный газон. Ямы закапывались, виновную водили с одного места преступления на другое, терпеливо и вежливо объясняя, что так делать нельзя, что это «фу-фу-фу» и «ай-яй-яй», затем, утомившись, все прощали друг друга и начинали играть в мячик, надеясь на лучшее. Люди уходили в дом, якобы утомленная тварь – в будку, и вскоре черная земля вновь летела во все стороны и розовый нос, присыпанный черноземом, уходил все глубже за линию горизонта.
