– Хорошо, ты права, – говорит Сэм Картер. Он заливается краской до самых корней светлых волос. – Я действительно хочу переспать с тобой. Я нахожу тебя очень такой… совершенной. Я нахожу тебя привлекательной с сексуальной точки зрения.
– Ты пьян?
– Ну и что?
– Не знаю, – говорит Хейзл, – мне кажется, что это все равно ничего не меняет.
Может, Хейзл тоже напиться? Так будет проще, даже если потом она не будет ничего помнить. В пьяном виде она не будет воспринимать все так серьезно. Что может быть беззаботнее, чем надраться накануне необратимых перемен в жизни. А может, жизнь нельзя изменить, если ты пьяна? К сожалению, можно, как это ни грустно. Так всегда и бывает.
Хейзл прощается с Сэмом Картером. Она просит его прийти попозже. Ей нужно подумать. И вот, думает она, глядя на Сэма Картера, удаляющегося по коридору, секс на тарелочке, с золотой каемочкой. Интересно, вдруг существует особенный вид небесной кары для таких как она, для тех, кого мучает тоска по удаче, которую могут понять только счастливчики. Ее легкие победы над похотливыми подростками кажутся пустяковыми по сравнению с близким интимным прикосновением или с аварией, после которой необратимо меняется жизнь. Жалко, что с ней ничего не происходит, а если и происходит, то она всегда остается невредимой. Ей хочется быть бледной и загадочной, даже правильной, не блондинкой и очень даже очень такой… совершенной, с сексуальной точки зрения. И ей так хочется держать себя в руках, как сейчас, чтобы все происходящее подчинялось исключительно ее воле.
Ей так хочется, чтобы жизнь указала ей место, как это произошло с Олив. Она уверена, что дома уже ничему не научится, потому что если бы мир действительно был таким пугающим, каким кажется матери, то как бы тогда все жили? Пусть пример матери, которая сидит на таблетках, станет ей уроком. А что касается отца, то он всегда в отъезде, за границей, убеждает незнакомых людей, что одна единственная покупка может изменить их жизнь до неузнаваемости.
Ах, только бы Спенсер был дома, сидел у телефона и ждал звонка. Тогда Хейзл смогла бы забыть о том, как все просто: сначала проверить, не смотрят ли учителя, поцеловать Сэма Картера в губы и увести его куда-нибудь в тихое место. Зачем ждать? Спенсер живет в сотне миль отсюда, последний раз она видела его ребенком – без головы, надевающим майку, и еще – в одной единственной полосатой вязаной перчатке на руке. Она даже не знает, как он сейчас выглядит. Она, конечно, не может не подозревать, что он наверняка «настоящее» ее, потому что, во-первых, у них в семье меньше денег, а во-вторых, потому что он не учится в частной школе. Ей представляется, что с ним всегда происходит что-нибудь ужасное, что-нибудь из криминальной хроники по телевизору…
Или, может, Спенсер тут ни при чем, и она бережет себя для Ривера, или для Вэла Килмера, или Харви Кэйтеля. Но Ривер умер, и ей пора бы уже вырасти из всего этого. Пора, наконец, жить в реальном мире.
Хейзл переступает через манекен в роли трупа Ривера Феникса, проходит пожарным выходом и оказывается в коридоре. Достает телефонную карточку и заталкивает глаза Джона Леннона в рот телефона, слыша, как за спиной открывается дверь. Обернувшись, она видит Сэма Картера. Она снова поворачивается к таксофону и чувствует, как Сэм дышит в затылок. Начинает набирать номер Спенсера, как вдруг Сэм Картер нахально целует ее за ухом (господи!), и Хейзл в ожидании ответа на том конце телефона, понимает: нужно что-то делать. Решение, которое она примет, не решит всех ее проблем, но по крайней мере решит проблему нерешительности. Неважно, ошибется она сейчас или нет – такие решения имеют не больше ценности, чем популярная мелодия по радио.
Трубку берет отец Спенсера, он говорит, что Спенсер еще не вернулся домой, но если это опять потаскушка Эмма Томпсон, то лучше ей найти занятие получше.
– Нет, – говорит Хейзл, – это не Эмма Томпсон. Я просто ошиблась номером.
1/11/93 понедельник 11:12
– Я надеялся, что мы проведем весь день вместе, – сказал Спенсер, – похоже, не получится.
Хейзл нашла Спенсера в кабинете рядом с парадным. Он был в дурном настроении. В кабинете стояли два кресла на колесиках и стол с компьютером. Рядом возвышалась стопка дисков с играми. «Астерикс и чудесное освобождение», «Шахматы Мефистофеля», «Автомобильная дуэль», «Европейский турнир Ассоциации профессиональных игроков в гольф». Спенсер часто прятался в кабинете и, как занятой человек, часами просиживал за компьютером.
– И почему это из всех возможных, он выбрал именно этот день?
– Он не виноват. У него шок.
Уильям ушел наверх (второй этаж, справа) смотреть телевизор. В это время на четырех каналах он мог выбирать между «Добрым утром с Энни и Ником», «Днем на Втором», «Сегодняшним утром», или «Давайте посчитаем». Хейзл проверила программу на предмет наличия передач, способных представить жизнь снаружи в худшем свете, чем показалось Уильяму. Она пришла к выводу, что Уильяма не напугает ничто.
– Не волнуйся ты за него, – сказал Спенсер, – он старый крепкий мужик. Все с ним будет нормально, пока он дома или в саду.
– А по моему мнению, с ним все будет в порядке, ему просто нужно понять, чего он ждет от улицы.
– По твоему мнению, у нас с тобой может быть ребенок – и никаких проблем.
– Какое это имеет отношение к Уильяму?
По мнению Спенсера, оба ее мнения были одинаково глупы. Похоже, она забыла, что Великобритания – огромная страна. Целых четыре страны в одной и при этом каждый день в них случается что-то новое, и как они расскажут Уильяму, что там снаружи? Какой город или какое время дня лучше всего передает атмосферу целого? Если Уильям разочарован Великобританией, то за дверью – всего лишь одна лондонская улица, и наивно полагать, что, кроме этой, другой Великобритании не существует.
– Мы же не можем рассказать ему обо всей стране, – сказал Спенсер.
– Но можно начать с людей.
– Каких людей? С уверенностью я могу говорить только о себе.
– Ну вот и говори.
Хейзл раздраженно убрала с платья перышко. Спенсер сказал:
– Речь-то ведь не о Уильяме, правда?
– Я думала, сегодня будет необычный день.
В таком случае, мог бы спросить Хейзл Спенсер, почему ты договариваешься о встрече со старым другом? Вместо этого он в очередной раз показал свое невежество в отношениях с прекрасным полом – посмотрел на часы. Меньше чем через час ему нужно забрать племянницу с автобусной остановки, а он до сих пор не купил ей подарок. Ей всего десять, и он не хотел, чтобы она появилась в доме в самый разгар ссоры, тем более, что сегодня у нее день рождения. Поэтому им с Хейзл давно пора выяснить отношения.
– И еще – о ребенке. Что мы будем теперь делать?
Хейзл отвернулась, будто ей просто очень нужно посчитать до десяти. Очень медленно. Она постояла так немного, руки в боки, цокнула языком, сжала губы. И даже пристукнула ногой по полу. Потом обернулась и не мигая спросила:
– Что это за баба – Джессика?
– Кто?
– Мне кажется, ты прекрасно слышал, что я сказала. Кто такая Джессика?
– Никто.
– Уильям так не думает.
– Я не знаю никакую Джессику.
– Перестань, Спенсер.
– Я, правда, не знаю, клянусь.
– Значит, это имя тебе ничего не говорит?
– Ради бога, Хейзл, еще дня не прошло, а ты уже качаешь права.
Он не это имел в виду. Или имел, но не хотел произносить этого вслух. Или он не хотел произносить этого таким образом. Или он вообще понятия не имел, что хочет сказать… Несколько секунд оба молчали. Хейзл ходила взад-вперед, от стула к столу и обратно. Наконец она произнесла:
– Я и не предполагала, что ты такой.
Наступил тот самый, короткий момент, в который они могли бы завершить разговор, сменить тему и не произносить многое из того, что можно сказать, но лучше не произносить никогда.
– Ну-ка – какой, какой?
Итак, для начала можно вспомнить его отвратительную привычку не смотреть на собеседника во время разговора. На втором месте – его своеобразное чувство юмора. Еще ей очень хотелось объяснить ему – очень медленно, так, чтобы он, наконец, понял, что совсем немного нежности было бы как раз к месту, когда люди просыпаются голые в одной постели. К тому же приличный человек после такой ночи не несется сломя голову за противозачаточными таблетками.
– Я думала, ты проще относишься к жизни, – сказала Хейзл, – и что тебе известно: таблетки совсем не обязательно принимать сразу после этого. И паниковать тоже было лишним.
– Я знаю. Я вовсе не паниковал. Я наводил справки.
– И ты поперся с этим в библиотеку? Кому рассказать – не поверят. Интересно, что бы сказала Джессика? Ну, наверное, нашла бы что сказать.
– Ты ведь говоришь совсем не то, что думаешь, – сказал Спенсер, опустив взгляд и с облегчением увидев ноги Хейзл, все еще в его лучших носках.
И все равно, он был совершенно уверен: Джессика никогда бы не поставила его в такое положение. Он уставился на пустой экран компьютера, вспоминая, сколько раз переворачивался и разбивался на гоночной трассе.
