В этот момент в апартаменты внесли яства из ресторана «Марио». Радетели столичной безнравственности тут же принялись распивать вино и тешить желудки кулинарными изысками. Источающее пленительную податливость, тщательно осоляренное, цвета раскрывшегося миндаля тело госпожи Мегаловой нисколько не волновало партнеров. Они упорно не хотели замечать его, отгородившись от гостьи разговорами о гастрономических тонкостях. По дороге в гостиницу цветистое многословие господ из столичной тусовки поражало воображение молодой дамы, она буквально ликовала в ожидании сексуальных утех. Поэтому немудрено, что теперь, вконец раздосадованная, наблюдая за нескончаемой наигранной деловитостью завсегдатаев ресторана «Марио», Наталья Никитична вскочила с широченной кровати и понеслась в ванную для самолюбования, рассчитывая исключительно на собственную любовную щедрость.
Статистика, видимо, по политическим мотивам, чтобы не вызвать коварных демографических планов у приграничных соседей на востоке, неодобрительного смешка на юге и открытого злорадства на западе, абсолютно умалчивает, сколько минут, а то и часов, необходимо гражданам столицы, особенно ее мужской части, на возмущение плоти. К примеру, Петр Петрович Маниколопов за пятнадцать минут до этогосамого дела натирал свой erecticus специальной немецкой мазью, содержащей новокаин. Неудобство заключалось лишь в том, что тайный медикамент можно было применять только тогда, когда начинался треск по швам брюк, и никак не раньше. Если применить данное чудотворное средство раньше, когда самая основная часть тела находится в задумчивости, в забытьи или дремлет, то разбудить ее в ближайшие дни, а порой и целые недели окажется абсолютно невозможно. Тут никакие приспособления не помогут! Ни подъемные башенные краны, с помощью которых преображается дорогущая столица беднейшей страны, ни насосы, которыми Петр Петрович успешно закачивает морскую воду в целые составы, направляющиеся к элитным клиентам, ни толпы красоток, терпеливо поджидающих свои жертвы на Ленинградском шоссе, — ничто не даст желаемого результата. Поэтому со сказочной мазью господин Маниколопов обращался с некоторой опаской, как сапер со взрывным устройством. Что же могло возбудить Петра Петровича? Какое такое чудо могло поднять его тонус? Какая музыка или сюжет были способны пробудить его сексуальное любопытство? Ведь мужчину с таким огромным состоянием на мякине не проведешь! Ему надо было что-то самое обескураживающее, самое сногсшибательное, такое, что обычному жителю России и в голову не придет!
Так вот, попивая красное винцо, Петр Петрович заулыбался, потер подбородок, почесал затылок, — это был первый признак, что он придумал какой-то свой очередной оригинальный трюк для возбуждения. По мобильному телефону он набрал чей-то номер и бросил: «Саныч! Привет, дружище. Скажи-ка мне, шеф-повар заморский, какие продукты вызывают вздутие живота и громовой выхлоп газов? Затеял я тут кое-что». — «Дай подумать, Петрович. Тут много чего можно предложить. Ты что, хочешь шокировать публику залпами воздушной артиллерии?» — «Несколько другая идея. Но гром мне нужен гаубичный, как перед концом света. Чтобы вся “Украина” слышала! Говори, старина, слушаю». — «А кто будет главным артиллеристом? Вопрос не праздный: к примеру, ваша спортивная комплекция оглушающего эффекта не даст. Нужен крупный мужик с огромным животом». — «Понял! Найду я такого. А продукты-то какие?» — «Ну, допустим, бобы и отвар невымоченной фасоли с кусковым сахаром протяжные залпы вызовут. Свежий чеснок со сладким печеньем отравит все помещение зловонным душком; дыня с красным жгучим перцем уже через пятнадцать минут зазвучит настоящей канонадой; сырая капуста с вареньем из крыжовника оглушат автоматическими залпами. Хватит?» — «Нет, дружок, продолжай. За полезный совет счет мне выставишь». — «Как прикажете, Петр Петрович! Молоко с огурцом потянут за собой громовые перекаты, селедка с сиропом из молдавской сливы оглушит танковыми залпами, засахаренные головки репы вызовут оружейные выстрелы, настоящий атомный взрыв можно услышать, съев квашеной капусты с ржаным хлебом, а киви с репчатым луком создаст запах, от которого никакой противогаз не спасет. После чернослива и кураги будет стоять боль в ушах, как после снарядов установки залпового огня “Град”». — «А в какой позе лучше всего стрелять? Впрочем, не поварское это дело…» — «Чтобы всех оглушить?» — «Да! Чтобы лопались барабанные перепонки». — «Надобно согнуться, чтобы ничего не мешало выбросу газов. — „Понял! Ты перечислил девять загазованных блюд. Сколько сможешь подать? За скорость плачу тройной счет“. — „Минут через двадцать… Все, что закажете“. — „Двадцать минут на тройной счет не тянут“. — „Через пятнадцать!“ — „Договорились. Есть ли у тебя толстопузые повара, помощники? За спектакль плачу каждому по пятьсот долларов“. — „Двое имеются… А можно мне быть третьим?“ — „Справишься?“ — „В полковой столовой мой желудочный голос звучал громче всех“. — „Давай, накинь себе еще тысячу зеленых“. — „На сколько человек готовить?“ — „На двадцать порций! Рекрутов набрать несложно — в гостинице толпы толстущих охранников. Скажи-ка, а бабы тоже стреляют?“ — „Звук не тот, но вони много“. — „Сумеешь ты по тем же тарифам прихватить двух женщин с полными тарелками свежего чеснока с печеньем и киви с репчатым луком? И себе гонорар добавь“. — „Найду, есть у меня такие: без кулинарии воздух так поганят, что дышать нечем! А если им наши деликатесы предложить, то придется вызывать войска химической защиты, иначе задохнемся“. — „Вот и отлично! Такая азартная охота обязательно тонус поднимет, — многозначительно ухмыльнулся Маниколопов. — Сам наберешь добровольцев или мне позвонить в охрану?“ — „Не беспокойтесь, через пятнадцать минут все артиллеристы будут в ваших покоях“, — заторопился шеф-повар. „Жду! С большими ложками. И обязательно с оголенными задницами, повернутыми в мою сторону. Устрой мне салют из распада плодов земледелия и ароматов умирающей материи. Надо же найти хоть какой-то смысл жизни в нашем замечательном мегаполисе! Не так просто, дружок, его встретить, уж поверь. Вот, приходится ломать голову!“
Наум Завада, человек менее значительный в рамках корзины потребления, по-своему готовился к празднику тела. Он унаследовал от отца антикварный бизнес, небольшой капитал и смуглый цвет кожи. Но если его папаша торговал с рук, посещая любителей старины еще по советским адресам, то господин Завада уже лет десять как открыл свой первый магазин, и не где-нибудь, а на Старом Арбате. Потом он открыл еще один, на Петровке, совсем рядом со столичным милицейским управлением, но уже без яркой таблички. Потом — в Рахмановском переулке, под самым носом федерального налогового ведомства, с едва приметной, размером в карманную книжицу, рекламой. Через короткое время запустил еще один торговый объект в Леонтьевском переулке, перед зданием Московской мэрии, где вывески вообще никакой не было, а была лишь приклеена величиной со школьную тетрадь картонка с многообещающими словами: «Взгляд в историю». Вроде вообще не магазин, тем более не антикварный, а какой-то скромный консалтинговый офис. Помня отцовские домашние лекции, негоциант фасадные стекла всегда держал пыльными, дверные ручки висели на волоске, а витрин вообще не было: вместо них пожелтевшие плакаты коммунистического режима уныло смотрели на редких прохожих.
Коммерсанту новой российской генерации использовать такие неприметные места для открытия антикварных салонов и в голову не пришло бы. Каких клиентов занесет в полуподвальные помещения Леонтьевского или Рахмановского узких переулков, где и яблоку упасть негде — все пространство заставлено автомобильными развалюхами? Но Наум Абрамович знал душу и сердце своего клиента, как никто другой. В каждом из своих салонов он держал помощниц. Нет, не красивых молодых женщин с прекрасными фигурами, а скромных с виду старушек, которые передвигались только с помощью трости. Говорили они коротко, сухо, без улыбок. И на это были свои коммерческие причины. За каждой из старушек стояла История. И слова свои они берегли потому, что стоили их устные комментарии по поводу предметов антиквариата больших денег. Ну, где вы в нашем замечательном мегаполисе точно узнаете, из какой эпохи потрясающий веерообразный сплэт с резными элементами: времен Георга Второго или королевы Виктории? Кто вам определенно и гарантированно скажет, кем был собственноручно вышит каминный экран восемнадцатого века (а вышивка и шитье были в числе регулярных занятий благородных дам того времени) — леди Буллингтон или баронессой Пойнингс?
Умненький господин Завада открыл свои неприметные магазинчики рядом с офисами востребованных чиновников. Ведь кто сегодня в нашей великой столице имеет свободные капиталы для приобретения дорогих аксессуаров? Милиционеры, фискалы, бюрократы городских и федеральных структур. Если ему звонил старший инспектор или начальник неприметного отдела и спрашивал полихромное зеркало из Южной Германии барочной резьбы с амальгамным нанесением конца восемнадцатого — начала девятнадцатого века, то Наум Абрамович рекомендовал обратиться к докторам искусствоведческих наук — тем самым старушкам. Лишь они — конечно, через него — могли помочь в таком приобретении. Если ему звонили старшие инспектора, начальники ответственных отделов, начальники управлений, а то и департаментов, то он несся сам, чтобы обслужить значительных лиц по самому высокому тарифу.
