— …сообщаю в присутствии.
Арон!
— Прошу прощения, заместитель начальника…
Гениально, гениально, забивает «майора» и «господина»!
— …если мне не изменяет память…
— Это — лишнее, красоты слога дегенерату не понять. И употребление слова «измена» в нашей ситуации…
— …на жалобу, как правило, отвечает та инстанция, куда данная жалоба была направлена.
На взлете, на взлете!
— …и я хотел бы знать…
Не «я», мыслитель, мы, мы, мы — «мы» хотели бы знать…
— …имеются ли у вас, заместитель начальника, соответствующие полномочия от Совета Национальностей выступать в роли его полноправного представителя. Насколько мне…
— Опять?!
— …известно, Совет Национальностей является выборной организацией. Имеется ли у вас нотариально заверенное… доверенность, за подписью ответственных лиц, состоящих в руководстве Совета Национальностей?
А? Дегенерат?
— Ответ в устной форме. Поскольку Совет Национальностей не является организацией, занимающейся вопросами выезда из СССР, ваша жалоба была направлена в Отдел Виз и Регистрации. Руководство Отдела поручило мне дать вам ответ. Будете слушать?
Фима!!
— Устный ответ на письменную жалобу является нарушением существующего законодательства.
— Не хотите слушать. Пожалуйста, вы свободны.
Нет, так дело не пойдет. Его ответ нужен нам, а не ему. В этом смысле демокретины правы: только сказанное может быть обнародовано.
— Мы вас внимательно слушаем, майор.
— Ответ в устной форме: поскольку лица, подписавшие жалобу, по роду своих служебных обязанностей могли быть знакомы с режимными материалами, содержащими Государственную Тайну СССР, в чем от них были отобраны установленные законом подписки, их выезд за пределы СССР в настоящее время нецелесообразен. Уточнение сроков режимности в индивидуальном порядке. Все.
— На основании каких законов отбираются подписки?!
Арон, спокойно! спо-кой-но, без паники…
— Вы подписывали?
— Вам известно, заместитель начальника, что согласно «Положению о Паспортах» паспорт любого советского гражданина должен быть по его требованию обменян на заграничный в течение десяти дней?!
— Вы допуск имели? Подписку давали?
— Кто решает вопрос о сроках?!
— Отдел Виз и Регистрации…
— Вы специалист в области технических дисциплин?!
— Отдел Виз и Регистрации.
— Мы хотели бы получить имена сотрудников Отдела, занимающихся вопросами нашей режимности… так называемой режимности.
— Это, вы и без меня понимаете, невозможно, поскольку этими вопросами занимаются… закрыто. Обратитесь по вопросу сроков — получите ответ в индивидуальном порядке.
— Вы хотите сказать, что в Отделе Виз и Регистрации существует закрытый сектор?!
— Это вы хотите сказать, Минкин. Я уже все сказал.
Теперь я. Давай!!!
— Майор… (а дальше?) Обращаем ваше внимание на то, что наука развивается крайне быстрыми темпами. (Какого ты вылупился на меня, гений? Обделался со своими законами?! Надо было дать дегенерату выговориться — и уйти. А теперь придется его накручивать.) Все мы, здесь присутствующие (отсечь общие вопросы, нечего диссидятину валять!), не работаем больше трех лет. С тех пор наука ушла далеко вперед. Неужели вы полагаете, что те учреждения, где мы работали, топчутся на месте?
— Ваш напарник правильно отметил, что я не специалист в науке. Вы сами подписали форму допуска, добровольно; хотели интересную работу. Спросите у Розова, если не знаете, как его в шестьдесят восьмом году в Болгарию не пустили.
— Речь идет не о туристической поездке, а о выезде на постоянное жительство на нашу Историческую… Государство Израиль.
— Тем более, раз о постоянном.
«…категорически отказался дать письменный ответ на нашу жалобу, не говоря уж о том, что мы обращались отнюдь не в ОВиР, а в Совет Национальностей Верховного Совета СССР. Оставляя в стороне вопрос о подмене функций Верховного Совета служащими ОВиР" а, мы настоятельно требуем немедленного пересмотра «принципа режимности», тем более, что никакой угрозы интересам СССР — с нашей стороны не существует: это бюрократическая отговорка, долженствующая законно обставить вопиющее попрание наших прав на…»
— Майор, мы считаем своим долгом заявить, что ваш ответ нас категорически не удовлетворяет.
— Раз вы все здесь, могу сообщить сроки.
— Эти мифы нам хорошо известны.
— Тогда все. Уедете, никого лишнее время задерживать не будем. А то кое-кто думает, можно вроде птичек: ф-р-р — и улетели. Всему свой срок.
— Я гляжу вы и в птичках разбираетесь, заместитель начальника?!
— Грубите, грубите. Вы для меня, знаете… Между прочим, рекомендую всем в течение двух недель устроиться на работу — будем привлекать за тунеядство.
Подкололи.
— Надо ли понимать ваши слова так, что вы угрожаете нам судебными преследованиями за желание выехать в Государство Израиль?
— Я вам рекомендую устроиться на работу в течение двух недель.
— Вы отлично знаете, заместитель начальника майор Нечаев…
Розовский синтез.
— …что только по вашей вине мы долгие годы должны существовать на птичьих правах…
Хорошо обыграл дегенератских птичек!
— …лишенные любого дела и средств к существованию.
— Вы бы лучше молчали о средствах к существованию.
Заело тебя, дегенерат! Тебе, небось, и полосатых не дают…
Вы сознательно заставляете нас дисквалифицироваться.
Вам никто работать не мешал. И сейчас рабочие руки нужны: на строительстве, например. Перед тем как продать Родину, можете и поработать, как все советские люди.
О-о-о!
— Вы, майор, кажется, приравниваете право на свободный выезд к близким к предательству?!
Оно!
«…Голословно обвинил в «предательстве родины и тунеядстве», угрожал репрессиями…»
— Бросьте вы меня, Липский, подлавливать. Я вам сказал: устраивайтесь на работу и спокойно ждите. Вы ж законы знаете.
— Итак, майор: вместо ответа на наши вопросы вы назвали нас тунеядцами и предателями…
— Вы свободны.
На такие встречи ходили с семейством — частично. Прямо в Отделе могли захомутать — тогда помчится Михайлова жена в канадском выворотном кожушке, а за нею — кудрявый Розова сын: на Центральный телеграф. Жена Минкина ни единого раза не появлялась: не верил Арон Минкин в овировские неожиданности.
— Миша, предусмотрительность такого порядка — продолжение паники другими средствами. Вызов в ОВиР для задержания — непозволительная роскошь, могущая перепугать всех подавантов. Зачем переоценивать? ОВиР — одно, арест — другое. Моя Леночка тоже нервничает: видит у нашего подъезда топтунчиков — и ждет, когда, наконец, они нас заберут… Так в жизни не бывает, родимец: кто топчется, тот не арестовывает.
— Арон, твое дело.
Твое, твое дело, не наше! Почему мы с Фимкой подвергаем опасности своих, а ты нет; почему мои должны о тебе сообщать, а не…
— Ты напрасно вибрируешь. Леночка у меня — человек литературы, а ты, слава Богу, вполне прагматичен. Думай и отвечай: ГБ разделяет вместе со всеми прочими, прошу прощения, органами тяготы скрытой безработицы?
— Не понял.
— А я уверен, что ты понял. Если у них одни и те же чины будут и под нашими окнами скучать, и арестовывать, придется им половину сотрудников разогнать.
— Арон, я тебе сказал. Твое дело.
— Миша, я просил тебя — подумать! ГБ — часть системы со всеми особенностями системы.
— Хорошо, но почему не могут арестовать вОВиР" е?!
— Потому что ОВиР — ширма, официально-легальная ширма. На самом-то деле, ты ведь догадываешься, что не наш несчастный Нечаев тебя в Союзе держит? Отсюда вывод: в потемкинской деревне никто грубо ломать декорации не будет.
— В провинции бывали случаи…
— В провинции, но не здесь, под носом у посольств и корров. Ты вообще обратил внимание, что девяносто девять… загнул я, — девяносто пять процентов сидящих по нашим делам — из провинции?
…Михайлова жена на клеенчатном пуфике в овировской прихожей — ждала, читала «Джуз, Год энд Хистори» — идея мужа. Розовский кудрявчик захватил из дому набор подаренных ему веселых аккумуляторных фонариков — и кормил их из овировской розетки.
— Папа, пошли?
— Ты что тороплив, о Гидеон (стал Генка Розов Гидеоном…)? — ответил кудрявчику Минкин — вместо пыхающего Розова. — Приборы осветительные зарядил?
— А как же.
— Значит, можно идти. Да, Фима?
— Остришь.
— Острю. Острил, острю и буду острить. Жена Липского бултыхнула в котомку скучных «Джузов», просмотрела — там ли перчатки, сигареты, пудреница — ее зеркальцем следила за входною дверью.
— Идем?
…Ушли вместе, а уехали — поочередно.
…
— Миша, Миша, не ждите нас, мы чуть задержимся! — Розов с Ароном на такси, четвертые по счету: ибо сначала Миша с Беллой-женою, с детишками, что визжат и толкаются; бессонная колотня трех последних дней и ночей; за ними — две гебешных легковухи цветом в какао «Наша марка»; и потом уж — Фимка Розов с Ароном Минкиным, — чтоб не ехать вплотную, эскортом…
