– Вы сказали – подавляющее. А подавляющее – это сколько?
– Ну… Процентов шестьдесят… Или больше.
– Я полагаю, процентов девяносто, – встрял Скунсевич.
Все понимали, что Скунсевич врет, что на самом деле скорее подавляющее большинство нужно гнать поганой метлой и все строить заново, но это было неприятно признать, а цифра, названная Скунсевичем, с одной стороны, не отрицала, что кое-что не в порядке, а с другой – показывала, что в целом поводов для беспокойства нет. И Дайвер Пустыни знал, что Скунсевич врет, и Доктор Веб, и сам Скунсевич знал, но, если углубиться сейчас в эту тему, не останется времени для решения оперативных вопросов.
– Хорошо, – сказал Доктор Веб. – Потом будем заниматься арифметикой, а сейчас – что?
Дайвер Пустыни и здесь продемонстрировал свой ум: он понимал, что нужен конкретный ответчик, и пригласил на заседание Петра Глебовича Жеблова, командующего силами быстрого внутреннего реагирования. Также дожидались в особой комнате Шелкунов и Челобеев, временно покинувший место событий. Сейчас Дайвер мигнул Жеблову, тот грузно стал, показывая этим, что готов отвечать.
– Что будем делать, Петр Глебович? – спросил Доктор Веб.
– Признаю, – сказал Жеблов.
– Что признаете?
– За всем не углядишь.
– Вы знаете, что на улицах творится?
– Конечно.
– И что?
– Полагаю, воры должны сидеть в тюрьме.
– Какие воры? – поморщился Доктор Веб.
– Разные. В том числе те, которые призывают.
– Надо еще сначала доказать, что они воры, – с демократической улыбкой заметил Алишер.
– Посадим, а потом докажем. Легко! – заверил Жеблов.
– Свободны, – махнул на него рукой Доктор Веб, не скрывая разочарования.
Жеблов вышел.
Позваны были Челобеев с Шелкуновым.
– Какая-то странная информация у меня тут, – сказал Доктор Веб. – Кто-то кого-то задавил, в каком-то ресторане посиделки, пацана убили, еще одного покойника по улицам таскают, с севера тоже народ выдвинулся, это как понимать?
По поводу аварии у Шелкунова был готов ответ:
– Мой сын от первого брака сбил случайно пьяного, тот был жив, а помер уже потом в больнице, ведется следствие, а сына я наказал и отослал учиться.
Челобеев подхватил:
– А пацан к делу отношения вообще никакого не имеет, это просто местные менты схватили и неосторожно поступили.
– Зря Жеблова отпустили, – спохватился Гонщик.
– Без него разберемся, – отрезал Доктор Веб. – Какие будут предложения?
Собравшиеся начали выступать. Все было наглядно: перед ними стояли два виновника, и от того, чья вина окажется больше, зависит дальнейший расклад. Настоящая суть ведь была не в том, чтобы действительно принять какие-то меры (что, впрочем, не исключалось), сколько в тайной борьбе двух группировок. С одной стороны была группировка Баскетболиста, Зятя, Гонщика, Джокера, Реваншиста, Коварства И Любви, Сапог Всмятку, которые были люди Дайвера Пустыни, а Челобеев был, в свою очередь, их ставленник. С другой стояли Заречный Англоман, Волга Впадает В Каспийское Море, Тень Тени, Унуноктий, Противник Бабы-Яги – люди Доктора Веба, а Шелкунов был их человек.
Поэтому все, что говорилось, у одних сводилось к тому, что виноват Челобеев, а у других – что виноват Шелкунов.
Те стояли ни живы ни мертвы, только сейчас догадавшись, в какой игре они участвуют, какую роль играют. Есть у татар и башкир такой вид развлечения во время сабантуя: садятся два человека на бревно с мешками и лупят друг друга. Вот они, Челобеев и Шелкунов, это мешки и есть.
Собравшиеся, полемизируя, разошлись, разрумянились, видно было, что это для них хоть и борьба, но на уровне спарринга, пока без очков.
Доктор Веб решил это прекратить. Он знал, что на сегодняшний день лучше для всех объявить ничью. И объявил:
– Генерал Челобеев, отправляйтесь туда, где были. Вы, Илья Владимирович, будьте готовы вступить в контакт с людьми, которые считают вас виновными.
– Я ни сном ни духом!
– Но считают же?
– Это их дело!
– Теперь и ваше. Все, вопрос решен.
– Там они какого-то еще заложника взяли, – брякнул Сапоги Всмятку.
Все сделали вид, что не слышали. Во-первых, сказано же: вопрос решен. Во-вторых, слов Сапог Всмятку никто никогда всерьез не воспринимал, хотя никто не мог и отрицать его серьезного участия в политической жизни, особенно в моменты выборов и голосований.
Челобеев с Шелкуновым отправились на одной машине в сторону Ленинского проспекта. По пути обсудили положение и сделали вывод, что отвечать должен истинный виновник. За считаные минуты они, позвонив помощникам, выяснили, кто конкретно виноват, и приказали доставить к месту конфликта лейтенанта Толоконько и сержанта Чихварева.
Чихварев, благоразумно отключив мобильный телефон и выдернув из розетки домашний, мирно спал. Родители ушли на работу, младшая сестренка – в школу, почему не поспать? Поспать Чихварев, сколько себя помнит, очень любит, до того любит, что ему даже во сне иногда снится, что он спит, – и он завидует, спящий, себе, спящему.
А Сережа Толоконько отводил в детский сад сына. Пути в садик было два: слева, через пустырь, поросший бурьяном, по натоптанной тропинке, и справа, по асфальтовой дорожке. По расстоянию одинаково, но Толоконько, естественно, предпочитал дорожку, а Митя всегда тянул к пустырю. Толоконько не понимал этого и, чтобы приучить к порядку и чистоте, водил по дорожке. Но сегодня Митя тянул очень уж настойчиво и говорил:
– Пойдем, покажу!
– Чего ты покажешь?
– Пойдем!
Ладно, пошли.
Митя что-то искал глазами, увидел, побежал. Встал, глядя в землю.
– Вот!
Толоконько подошел – в кустах лежал дохлый голубь.
– Ну и что? – спросил он. – Ты что, мертвых голубей не видел?
– Нет. А почему?
В самом деле, подумал Толоконько, сын ведь только начал жить на свете. Он и живых-то голубей увидел недавно. Надо же, замечает, вопросы задает. Растет! – умилился Толоконько. И ответил:
– Ну, может, он от голода. Хотя вряд ли, лето. Наверно, болел, болел и умер.
– Зачем? Он летать не будет больше?
Митя, конечно, выговаривал слова не так, а еще плоховато, в частности – «босе», а не «больше». Отец время от времени поправлял.
– Больше, – сказал он. – Больше, повтори.
– Больсе.
– Уже лучше. Нет, он летать не будет. А другие летают, смотри, – показал Толоконько на голубей, которые действительно летали возле кирпичной трансформаторной будки или сидели на ее краю.
– Итают, итают! – обрадовался Митя и захлопал в ладоши.
Смерть голубя для него тут же перестала существовать.
Отец и сын пошли дальше.
Вот ведь как, подумал Толоконько. Ты уже привыкаешь ко всему, а для ребенка все – новое, неизвестное. Ты видишь, например, – вон, лежит пластиковая большая бутыль с ручкой. Ну бутыль и бутыль, мало ли ты видел таких бутылей. А Митя, возможно, такую большую видит впервые и удивляется.
– Смотри, Митька, какая большая бутылка! – показал Толоконько.
– У-у! – отозвался Митя. – Аовая!
– Здоровая. Повтори.
– Заовая.
– Уже лучше.
Они встали над бутылью, Толоконько было приятно, что он сумел проникнуть в мир ребенка и живет теперь тоже там. Митя потянулся к бутыли, но Сергей не позволил ему:
– Не тронь, она грязная.
А сам поднял ее за ручку: не такая уж грязная, кстати. Прочитал этикетку: «Сурожская», природная минеральная питьевая. Перевернул. С обратной стороны было написано: «Вода гидрокарбонатная кальциево-магниевая. ТУ…» Дальше много цифр. Потом: «Содержание основных ионов: гидрокарбонат (НСО3) – 250-450 мг/дм?, кальций (Са2+) – 10-150 мг/дм?, магний (Mg2+) – не более 100 мг/дм?, общая минерализация – 0,3-0,7 г/дм?».
Такие вот дела, подумал Толоконько. Ребенок не знает, что такое мертвый голубь, а ты, взрослый человек, школу закончил, не помнишь, что такое ионы, гидрокарбонат, да и кальций с магнием. Нет, кальций он вспомнил. Детский врач по поводу Мити, когда он, упав, сломал ключичку, говорила: творог ему давайте, там кальций, для костей хорошо.
Да, многого мы не знаем. На самом деле, ну хорошо, есть тут гидрокарбонат и магний, а нужны ли они? А может, их тут и не ночевало: друзья-оперативники рассказывали, что из продаваемых бутылок воды каждая вторая левая, и хорошо, если из-под крана, а то летом, когда спрос, оптовики чуть ли не в подмосковных прудах черпают и тут же фурами гонят в столицу, на продуктовые рынки, где мы-то уж знаем, какой контроль. И от самих бутылок только вред, они, читал где-то Толоконько, миллионы лет сохраняются в природе, не разлагаясь, отравляют окружающую среду. И бросают их где попало.
Толоконько размахнулся и бросил бутылку подальше в бурьян.
Потом уже не задерживались, дошли до садика, Толоконько сдал Митю пожилой воспитательнице, пошел обратно, предвкушая, как заляжет спать, но тут – звонок. Сергей посмотрел: Зубырев звонит.
Вспомнил мимолетно: у капитана Лескина, как и у всех, в телефоне тоже был номер Зубырева. И Лескин в присутствии Зубырева набирал чей-то номер, то есть искал его в списке. А телефон у него навороченный, дисплей размером с ладонь, Зубырев увидел свою фамилию, спросил:
