— И почему я сразу его не раскусил! — продолжал я. — Вот, например, один из его любимых фильмов… там еще снималась девчонка, которая играет Баффи, помнишь? Ну, про волшебного краба.[23] Только тот, кому хорошо заплатили, может хвалить эту лабуду. Или у него вместо мозгов белка в колесе.
— Говорят, в общении он милашка.
— Если бы какой-нибудь зэк опустил меня так, как это сделал он, я бы ему накостылял. Понимаешь, я на него вроде как рассчитывал. Мечтал, как выйду на свободу и посмотрю все крутые фильмы, о которых писал Роджер. Но стоило мне начать смотреть, как мне сразу же захотелось напинать его жирную задницу. И до сих пор хочется.
Сью подбоченилась:
— Так ты будешь вести себя прилично сегодня вечером или нет?
— А когда я вел себя неприлично?
— Никогда. Но я чую назревающий бунт. А завтра у нас Ларри Кинг.[24] Поэтому неплохо было бы перенести мордобой на потом.
В дверь громко постучали. Все еще напуганный, точно едва ушедший от погони лис, я обернулся на стук.
— Я открою.
Сью шагнула к двери и приоткрыла маленькую щелочку. Гул за дверью мгновенно усилился. Я слышал, как она велела кому-то прислать охрану в коридор, потом сказала:
— Подождите минутку, — и прикрыла дверь. Затем подошла ко мне, озадаченная. — Джин привела человека, который заявляет, что он твой отец.
Мои связи с семьей отошли в область преданий так давно, что теперь сама мысль об отце, стоящем за дверью на расстоянии всего нескольких шагов от меня, вызвала даже не удивление, а куда более слабую эмоцию, — нечто подобное чувствуешь, когда какой-нибудь банальный предмет, вроде пуговицы или шара для боулинга, который ты считал безвозвратно потерянным, вдруг обнаруживается в совершенно неожиданном месте.
— Хочешь с ним поговорить? — спросила Сью.
— Только этого мне сегодня и не хватало, — ответил я.
— Так да или нет?
— Сам не знаю.
Она явно не знала, на что решиться.
— Ладно, веди его, — сказал я. — Только сама не уходи. Наша семейная встреча наверняка будет предельно краткой.
Она открыла дверь, и я увидел его. Моего отца. Он был в замасленной автомобильной куртке с воротником из кожзаменителя, а в руках крутил видавшую виды бейсбольную кепку с надписью «Морские ястребы». Двадцать с лишним лет не прошли для него бесследно. Волосы у него поседели, и даже кожа стала серой, как бывает у фабричных рабочих со стажем. Грудь впала, зато обозначилось пивное брюшко. Ноги отощали. Но физиономия висельника с тяжелой челюстью осталась прежней, — ни морщины, ни многочисленные пигментные пятна не в силах были скрыть отпечатка угрюмой души. Шаркающей походкой он приблизился ко мне, стыдливо, точно стесняясь, пробормотал: «Вардлин», слабо пожал мне руку и отступил назад. На меня вдруг накатило неприятное ощущение дежавю.
— Что ты делаешь в Чикаго? — спросил я. — Когда я в последний раз о тебе слышал, ты был еще в Спокейне.
— Мы переехали в Чикаго, чтобы твоя мать была поближе к сестре, — ответил он. — Тетя Пола, ты помнишь.
— Помню имя. Лично ее знать, я, кажется, не имел удовольствия.
Я думал, он начнет спорить, но он помолчал и сказал только:
— Ну, может, и нет.
Казалось, он не знает, что сказать дальше, и я пришел ему на выручку:
— Давненько мы с тобой не видались, а?
Он кивнул:
— Да-а. Немало воды утекло.
Потом глянул на Сью и добавил:
— Я Вард.
Сью представилась моим редактором, и он заметил:
— Похоже, мой парень скоро станет большой шишкой.
— Больше, чем штат Техас! — ответила она с напускной жизнерадостностью.
Он снова кивнул и повернулся ко мне:
— Мама тоже хотела прийти. Но у нее проблемы со здоровьем. Твой брат переехал в Даллас, работает на «Мобил». Сестра готовится подарить нам еще одного внука. Четвертого уже.
— Передавай привет, когда будешь с ними разговаривать, — отозвался я.
— А как же. Уж конечно, передам.
Последовала напряженная пауза. Гул в коридоре нарастал, словно рокот отдаленного камнепада. Сью глазела на нас как зачарованная и, по-моему, была слегка шокирована. Я начинал злиться. Не на отца и не на Сью конкретно, а на обстоятельства вообще.
— Ну, — сказал я, — просто так ты бы явно не пришел… То есть, я хочу сказать, если нужна помощь, то давай выкладывай.
Еще один кивок. Сколько его помню, у него всегда была такая привычка. Словно весь его словарь состоял из одного корня и тысячи вариаций на тему.
— Мне неловко тебя просить. Мы, я имею в виду — домашние, никогда с тобой особо не ладили.
— В этом никто не виноват.
— Да нет, кто-то, наверное, виноват, только черт меня задери, если я когда-нибудь понимал кто. — Он сунул руку в карман штанов и почесал себе яйца. — Мы много потратили на лекарства. Твою мать оперировали. А клятой страховки ни хрена не хватает. — Он глянул на Сью и добавил: — Прошу прощения за мой французский.
Та кивком дала понять, что прощает.
— Думаю, что смогу немного вам помочь, — сказал я. — Правда, большую часть денег я получу только через полгода-год. Издатели, они раскошеливаться не торопятся.
Он пожал плечами и слабо усмехнулся.
— Страховые агенты тоже.
— Я могу организовать аванс, — предложила Сью. — Не знаю, правда, насколько большой. По сути дела, можно претендовать на шестизначную цифру, но с бухгалтерией не поспоришь. Так что, я думаю, не больше пятидесяти.
— Я что, и правда скоро буду стоить миллион? — спросил я ее.
— Половину точно.
— И как скоро мы можем получить деньги?
— Заявку напишу в понедельник. Может, недели через три.
Отец стоял, опустив глаза в пол и держа бейсболку на уровне пояса. Он напомнил мне раба перед судом своего господина или батрака, пришедшего к помещику просить милости. Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы он не был таким зажатым, но я не мог ни двинуться, ни слова сказать, подчиняясь отношениям, установленным между нами давным-давно.
— Мы благодарны, — сказал он. — Правда благодарны.
— Сыновний долг, — ответил я.
— Нету у тебя перед нами никаких долгов.
— Вы меня вырастили. Уже за одно это я в долгу перед вами.
Что-то внутри него как будто окаменело.
— Нам с тобой всю жизнь наплевать было друг на друга, тебе и мне. А теперь вот я стою тут с протянутой рукой. Черт, я… — И он с размаху нахлобучил бейсболку себе на голову. — Неловко мне.
Я не знал, что еще сказать. Та слабая эмоция, которая владела мной с самого начала нашей встречи, из удивления переросла в тихую грусть, но оставалась по-прежнему слабой, как бывает, когда смотришь рекламный ролик какой-нибудь благотворительной организации, занимающейся детьми из Третьего мира, и слезы наворачиваются на глаза, особенно если дело к ночи и ты уже успел пропустить стаканчик-другой, но стоит начаться «Футбольному вечеру в понедельник», и намерение помочь несчастным сироткам растворяется в небытии.
— Ну ладно, пошел я. — Он поддернул штаны и стал застегивать куртку.
— Оставь свой адрес.
Я пошарил в карманах в поисках ручки и, ничего не найдя, попросил Сью записать его координаты. Он склонился над ее плечом и с большим трудом продиктовал по буквам название своей улицы — Коринтиан-уэй. С ошибкой.
— Ты только не думай, — сказал он мне потом. — Мы больше тебя ни о чем просить не будем.
— Все нормально, обращайтесь. Чем смогу — помогу.
Он открыл дверь, бросив на меня последний, безразличный серый взгляд. Гул в коридоре стих. Охрана сделала свое дело.
— Я женился, — сказал я. — Ее зовут Тереза. Мы живем в Аризоне.
— Я передам матери, — ответил он. — Думаю, она обрадуется.
Когда дверь за ним закрылась, я с удивлением обнаружил, что стою, а не сижу, — пока он был в комнате, я не соображал, что делаю. От тишины звенело в ушах. Я опустился на крайний стул какого-то ряда. В голове плескался серый осадок нашей встречи, хотелось плакать, но я чувствовал, что в этот раз, как и во все другие, не заплачу. Семья всегда занимала в моих мыслях место значительное, но неопределенное, словно туманная дымка, которая застит взор, но кардинального изменения погоды не предвещает.
Сью стояла передо мной со скрещенными на груди руками.
— Ты меня слышишь?
— Да, все в порядке, — ответил я, хотя ее слова доходили до меня только наполовину.
— Эй? Вардлин?
Я посмотрел на нее.
— Ты какой-то заторможенный, — сказала она. — Значит, тебе нужно… что? Покататься на пони? Или уколоться?
— Как насчет пропустить пару стаканчиков?
— Никуда не уходи.
Сью подошла к двери и поговорила через щель с Джин Сингер. Складки темно-красных драпировок, как я заметил, заколыхались.
— Водка на горизонте, — сказала она, возвращаясь.
