Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

Автомобиль остановился у центрального корпуса клиники. Здесь с зонтиками в руках подъезжающих уже ожидали распорядители.

В обширном светлом холле к ним подбежал Щелкунчик. Как я рад, как я рад, что вы приехали. Дорогая. Привет, Патрокл! Как вам клиника? О, это нечто необыкновенное, сказал Патрокл, особенно нас впечатлили предпринятые меры безопасности. А, сказал Щелкунчик, конечно, кое-какие меры были предприняты. Ну что ж, проходите в зал, столы накрыты, публика самая изысканная, концертная программа самая эффектная, вы останетесь довольны этим вечером! Мы не сомневаемся, сказал Патрокл. Да, милый мой студиозус, сказал ему Щелкунчик, неприятно улыбаясь, я должен буду потом тебя представить широкой публике! Надеюсь, Джанет рассказала о нашем с ней небольшом плане, который касается твоего трудоустройства?! О да, сказал Патрокл, более чем. Вот отлично! Так что имей в виду, у тебя есть своя небольшая, но довольно важная роль в этом корпоративном празднике, непонятно выразился Щелкунчик и быстро отошел от них навстречу другим гостям. Какая еще роль, спросила Джанет и посмотрела на Патрокла непонимающими глазами, это он о чем? Судя по всему, довольно приметная, задумчиво сказал Патрокл.

Вместе с прочими гостями они вошли в зал, присели за двухместный столик у самой эстрады и осмотрелись. Народ, съехавшийся на презентацию и окружавший их, был странен и пугающе однотипен. Мужчины были моложавы, спокойны, подтянуты, молчаливы и уверенно напоминали охрану на входе. Женщины, напротив, были суетливы, жеманны, неспокойны. Они постоянно о чем-то толковали, при этом уморительно гримасничая, будто передразнивая друг друга. Странный народ какой-то, растерянно проговорила Джанет. Патрокл ничего не ответил. Он посмотрел на широкие дубовые, напоминающие скорее ворота, двери зала, через которые они прошли сюда. Их как раз закрывали. Охрана расположилась и у дверей, и за угловыми столиками по обеим сторонам эстрады. Несколько флегматичных серых господ сели за четырехместный столик как раз за спиной Джанет.

В этот момент заиграла музыка и началась официальная часть мероприятия. В зале притихли, свет над столиками приугас, а над сценой, наоборот, запылал с неистовой силой. На пике музыкального крещендо на сцене появился Щелкунчик. Раскланявшись с кем-то в первых рядах, он откашлялся, поправил галстук и подошел к микрофону.

Итак, я поздравляю всех, кто сейчас находится в этом зале, начал Щелкунчик, и тут только, в свете направленных на него ламп, Джанет увидала, что губы у него подкрашены, а по углам глаз нарисованы отчетливые серые стрелки. Раздались общие стройные аплодисменты. Событие, которое собрало здесь нас всех, поистине удивительное, оно почти не имеет аналогов в современной нам российской истории! Снова аплодисменты. Сегодня мы с вами станем свидетелями начала новой эры в истории не только современной России, но и, не побоюсь этого слова, в истории всего человечества! Аплодисменты не утихали. Некоторые из нас прибыли сюда в качестве официальных представителей надзирательного совета транснациональной компании “Rattus norvegicus Corporation”, некоторые — в качестве элиты серой общественности, а некоторые, как ваш покорный слуга, аплодисменты стали еще более живыми, — в качестве непосредственного участника ритуала! Присутствующие встали, и кто-то из сидящих рядом с Патроклом и Джанет охранников с восторгом выкрикнул “Да здравствует император!”.

Щелкунчик непринужденно поклонился и продолжил: но праздник был бы невозможен, друзья мои, если бы не еще несколько персонажей, я бы сказал, ключевых фигур нынешнего ритуала, и сейчас я хочу вам их представить! Аплодисменты стали по-настоящему горячими.

Итак, я попрошу выйти на сцену мою жену, мою любовь, моего соратника по годам, проведенным в затворничестве и тишине внутреннего созревания и борения, мою первую половину — Фрица Штальбаума! Зал взорвался аплодисментами! На сцену в изящном сером платье с лаконичным вырезом в районе плеч, скромно, но вместе с тем и победно улыбаясь, грациозно выступил Фриц. Он был эффектен, женственен, изящен, и он был, безусловно, умен. Этот ум был виден невооруженным глазом уже по тому, как он учтиво и вместе с тем величественно поклонился всему залу и нежно, но и почтительно поцеловал Щелкунчика в губы. Снова поклонившись, он отошел в сторону и застыл там в отдалении, опустив голову вниз.

Что это?! Что он говорит?! Что здесь происходит! Что это за цирк?! Растерянная Джанет спросила это у Патрокла посеревшими губами. Что здесь происходит, повторила она хрипло и еле слышно. Это ритуал, сказал Патрокл. Не нужно было сюда ходить, Джанет. Не нужно. Я ж тебя просил!

Какой ритуал, сказала она с полными слез глазами, ради всего святого, Патрокл, какой ритуал?! Я боюсь, милая, сказал он, что нам с тобой крупно не повезло. Здесь сейчас будет произведен ритуал так называемого Слияния. Какого слияния, милый, спросила она, я не понимаю, что здесь, кто мой муж, эти люди, кто они?! Это крысы, милая, пояснил Патрокл, улыбаясь уголками губ, крысы, и сейчас здесь будет совершен ритуал возведения их лидера в сан императора. Нам не стоило присутствовать на этом представлении, нам не следовало сюда приходить. Это я виноват, я должен был настоять на своем, должен был попытаться уберечь тебя от самой себя, но я не смог! Патрокл еще раз посмотрел по сторонам.

Количество охраны, находящейся в зале, возросло в несколько раз. Возле их столика образовалась своеобразная буферная зона, в пределах которой не было никого из гостей. За соседними столиками находилась только охрана. Ее представители уже даже не делали вид, что заняты посторонними разговорами. Все эти подтянутые, крепкие молодцеватые серые молодые люди внимательно и настороженно следили за Патроклом и его спутницей.

А сейчас я вам представляю мою вторую любовь, закричал Щелкунчик, и видно было, как по его багровому лицу стекают вниз крупные капли пота, перемешанного с обильным гримом. Это женщина, которая всегда, подчеркиваю это, всегда была желанной госпожой для меня и всегда являлась предметом моих самых страстных и необычных мечтаний!

Нам надо уйти, сказала Джанет, и по ее расширенным глазам Патрокл понял, что она плохо понимает, что говорит и что делает. Нам надо уйти! Она решительно встала с места и потянула за собой Патрокла. Аплодисменты стали просто невообразимы. Джанет огляделась и увидела, что сотни восторженных глаз устремлены именно на нее.

Вот и она, вскричал Щелкунчик, вот и она, моя самая большая драгоценность, мое самое большое приобретение и моя самая большая потеря — Марихен Штальбаум! Браво, стали кричать вокруг. Патрокл видел, что браво кричала даже охрана. На глазах какого-то совсем молодого охранника выступили самые настоящие слезы. Его глаза покраснели, их заволокла влажная красноватая муть, которую он и не собирался вытирать. Сатанея от восторга, он пялился на Джанет, продолжая кричать браво своим высоким юношеским тенорком.

Эй, там, сказал со сцены Щелкунчик, проследите, чтобы ее спутник нам не помешал. К Патроклу тут же бросились со всех сторон люди в сером. Схватив его за руки, они силком снова усадили его в низкое и глубокое кресло.

Иди, иди сюда, дорогая, нежно сказал Щелкунчик, иди сюда, выйди, покажись почтенной публике! Пусть она увидит ту, что прошла сквозь годы и переплетения самых невероятных сюжетов, чтобы войти в ритуал Слияния! Слияние, заорали вокруг, Слияние! Взяв Джанет с двух сторон под руки, ее вели на сцену сквозь орущий строй гостей и серых бойцов. Она шла с широко раскрытыми глазами, ступая будто во сне. Марихен, крикнул Щелкунчик, моя Марихен, готова ли ты стать второй моей любовью?! Готова ли ты принять на себя бремя ответственности?! Готова ли ты Слиться, дабы восстал из небытия император?! Император, заорала толпа, Слава Императору! И тут эти крики покрыл слаженный и страшный гул барабанов, который заставил замолчать всех находящихся в зале. Все встали и, взявшись за руки, закрыв глаза, в исступлении стали раскачиваться из стороны в сторону.

Между тем Джанет оказалась уже на сцене, из глубины которой три служителя в цветных одеяниях клоунов выкатили три огромных серых офисных кресла. В среднее кресло сел Щелкунчик, в кресло справа от него впрыгнул Фриц, Джанет усадили слева. Она чувствовала, что все, совершающееся сейчас с ней и вокруг нее, страшно и неправильно. Хуже всего, что оно непоправимо. Но Джанет не могла ничего сделать и не находила в себе сил хотя бы что-нибудь сказать. Безволие и слабость, охватившие ее наподобие проклятия, были тотальны, и совладать с этим она была не в состоянии. Вместе со все увеличивающимся безволием стало приходить равнодушие и оцепенение. Гул барабанов входил в ее сознание и изменял его. Уже перейдя некоторую грань, она случайно посмотрела влево и увидела Патрокла и его глаза.

Что со мной, милый, сказала она ему грустно и тихо через весь зал, не размыкая губ, что со мной происходит? Ничего страшного, милая, просто ты поднялась на эту сцену, чтобы никогда уже не вернуться ко мне. Ты точно это знаешь? Еще бы, милая. И раньше знал? И раньше. Так что же ты не предупредил меня? Как я мог, милая? Как я мог? Что бы ты мне ответила, если бы я тебе стал рассказывать, что твой муж — король крыс? Вспомни, ты не желала верить даже в такие, в сущности, невинные вещи, как то, что у меня три матери, или в то, что в последнее десятилетие Москва стала Троей! Да, я была дурой, Патрокл, устало согласилась Джанет, какой же я была дурой! Глупой сорокалетней дурой! Не говори так, милая, ты не права. Ты не дура, нет, ты просто персонаж. А персонаж идет по своему пути и не может от него отклониться. Никуда? Нет, милая, никуда. Ни вправо, ни влево? Ни вправо, ни влево.