Внезапно плечо разорвалось яркой, полыхнувшей алым, болью. Оторвав глаза от застывшего Димона, повернулась к его другу. Леший, Алексей, именно так его звали, покачиваясь, стоял на ногах и сжимал в руке окровавленный короткий нож, оброненный Дмитрием.
- Сдохни! - выплюнув, он вновь покачнулся и размахнулся, но упал и застонал, сметенный моими крыльями.
Сделав шаг к нему, протянула руку, но тут же отдернула, и грустно улыбнувшись, покачала головой. Я не могла его убить. Даже сейчас, не могла и не хотела. Возможно, в пылу боя, я бы смогла, но сейчас... Нет. Я не хотела перешагивать невидимую черту, отделяющую меня от той, оставшейся в прошлом Амире.
- Смотри мне в глаза! Смотри! - прошептав, я поймала взгляд Алексея. Да, я не смогу их убить, но кто сказал, что я не смогу их использовать? Они сами подписали свой приговор, вломившись в мою комнату. Пора платить по счетам.
Арет.
В бессильной злобе сжимая и разжимая кулаки, до хруста в костяшках, до содранной кожи на ладонях, Арет стоял возле камина в разгромленном кабинете и смотрел на пламя, неистово взмывающее верх. Словно хищник, укрощенный на время, оно ждало лишь команды 'фас' чтобы кинуться и поглотить, сжечь дотла, развеять само воспоминание о живом или не живом. Вот только оно никак не могло поймать мысль хозяина и понять, на кого же обрушить свой гнев? Пламя трепетало, ластилось, но оставалось на месте, чутко прислушиваясь и ожидая.
В очередной раз разжав ладони, мужчина с еле слышимым стоном потер ими лицо. Ярость, совсем недавно управлявшая наследником, отступила, и он, не удержавшись на ногах, упал на колени, больными глазами вглядываясь в огонь.
Так близко! Совсем рядом! Он чувствовал ее дыхание и ее запах - свежий аромат дождя. Он видел ее силуэт. Он ощущал ее страх и отвращение. К нему. И последнее больнее всего задело его сущность. Не то, что он не успел, не то, что видел, но не смог удержать, нет. Ее ужас, ее боль тонким лезвием вошли в его сердце, разрывая мышцы и ткани, раскурочивая рану, заставляя ее истекать кровью и слезами.
Отец был прав, говоря, что он будет ощущать ее боль как свою. Он был прав, утверждая, что она станет необходимее воздуха. Он был прав. Впрочем, как всегда.
Судьба любит пошутить, посмеяться даже над сильнейшими. Она не прощает ошибок и жестоко мстит за них. Мог ли он подумать, что сбежавшая невеста не только не испугается новых миров, судорожно ожидая своего спасения, но и окунется в них с головой, специально прячась и убегая. От него!? С пугающим отвращением и ужасом услышит его голос? С паническим страхом затеряется в неизвестности? Лишь бы не он, не Арет, не ее половина и судьба. Это больно.
О чем он мечтал всего пару часов назад? О несбыточном? О таком простом и сложном. О том, что найдет ее, укроет крыльями, и вернет. Сюда, в этот мир, на эту планету. Ведь она так нужна ему. Она должна быть рядом. Разве это так много? Как оказалось чересчур.
Упрямо подняв подбородок и сжав губы, мужчина вспоминал сладко-горькие мгновения. Тонкий силуэт, облако волос и запах. Прикрыв глаза, он вдохнул, пытаясь уловить ее аромат, но почувствовал лишь запах пламени и сгоревшего дерева. Свой запах. Крылья носа затрепетали, глаза распахнулись и яростно блеснули, а пламя дрогнуло, сжимаясь и становясь меньше.
Она нужна ему, а значит еще ничего не кончено. Он вернется, он будет возвращаться вновь и вновь, пока не уговорит, пока не заберет, пока...
Кейрон.
Кей облокотился на подоконник и прикрыл темные глаза, невидяще всматривающиеся во мглу за окном.
Он смог! Подумать только, он все же смог проследить за мальчишкой, и сам участвовал в ритуале. Незримый и невидимый, он был там до конца, пока она не исчезла. Так близко и так далеко. Его тьма укрывала беглянку, ласкала худенькие плечи, обволакивала тело. Потрясающие ощущения. Но как же все нереально! Сон, фантазия, мираж.
Внезапно нахмурившись, мужчина сжал пальцы, почти ломая подоконник, мечтая, чтобы вместо усиленного дерева под руками была живая плоть, конкретного даона, которую он бы смог сломать.
Игра давно вышла из под контроля, как и его чувства. И он это признавал. В конце концов, глупо врать самому себе, а уж этим грехом Кейрон никогда не страдал.
Амире
Неделя шла за неделей, день сменялся новым днем, и жизнь потихоньку налаживалась. Комната приобрела жилой вид, доски, украшавшие ранее мои окна, исчезли, вместо них появились новенькие прозрачные стекла, и шторы, которые укрывали меня от внешнего мира. Новая кровать, обои, сантехника, симпатичная люстра с шоколадными плафончиками. Оказалось, жизнь можно изменить легко и просто, нужно было только захотеть. В этой новой реальности, я зависела только от себя. Нет, я не работала, как зурп, и нет, я не воровала, хотя возможно мои действия кто-нибудь и назвал бы воровством, ведь если честно, я забирала время и деньги, я забирала волю своих нежданных помощников. Стали ли они бесправными рабами? Нет. Они как и раньше жили своей жизнью, как и раньше нарушали местные законы, как и раньше они были кому-то должны и кому-то обязаны, но с той ночи кое-что изменилось. В их жизни появилась я, странная, неизменная величина, некое существо, о котором необходимо заботиться, которое необходимо оберегать, и просьбы которого нужно выполнять.
Они часто исчезали на день, на два, на три, но неизменно возвращались, с каким-то нездоровым интересом проверяя мое жилище и меня саму. Они что-то рассказывали, что-то советовали, что-то приносили, но никогда не спрашивали обо мне, я просто была в их жизни.
Мягкое шуршание шин привлекло внимание, но я даже не попыталась подняться, чтобы проверить, кто подъехал к дому. Зачем? Я не боялась нежданных гостей. Это только в первые дни я вздрагивала и прислушивалась к шорохам и звукам, опасаясь неизвестного, пока, наконец, не поняла и не приняла, в этом районе, я сильнейший зверь. Смешно? Возможно... Но с тех пор, как я тут поселилась, произошла только одна стычка с местными, закончившаяся плачевно для нападающих. Они еще долго лечили сломанные кости, рваные раны и множественные синяки. Я и раньше не смотрела на мир сквозь розовые очки, но эти последние случаи наглядно доказали - сильнейшей быть просто необходимо, жизненно необходимо. И я была сильной, я была жестокой, я хотела жить. После того случая меня не цепляют, стараются обходить стороной и вежливо кивают издалека. И даже находясь далеко от меня, они боятся, запах их страха, приторно- сладкий, ощущался испорченной конфетой на языке.
Хотя толстые стены и заглушали большинство звуков, но обострившееся в последнее время органы слуха отчетливо улавливали посторонние звуки, а среди них и знакомые басовитые нотки. Несколько мужчин о чем-то говорили, потом скрипнул несмазанный засов, кто-то засмеялся, и что-то тяжелое опустилось на землю. Дверь подъезда хлопнула, несколько человек поднялись на этаж, что-то втаскивая, попрощались, спустились и уехали. И лишь один остался. Его тяжелые шаги и сопение отчетливо раздавались в пустом коридоре.
- Амире? - дверь с грохотом распахнулась, пропуская широкую спину Алексея, - Куда ставить?
Подняв глаза от энциклопедии, страницу которой я разглядывала уже минут тридцать, удивленно проследила за мужчиной, с трудом втащившим в комнату массивную картонную коробку с неясным изображением на боку.
- Это что?
- Стиралка, - облокотившись на коробку одним боком, он выдохнул и стер со лба блестящие капельки пота, - Так...
Поджав губы, он оглядел комнату и кивнул:
- Туда! Эх-х-х поднажали... - запыхтев и чуть покраснев, он приподнял коробку, и, переставляя ее то одним боком то другим, пододвинул к стене возле раковины.
- Ну вот! - выдохнув, Леший достал раскладной нож и ловко разрезал картон на части, обнажая металлические бока неизвестного агрегата, - Сейчас подключим, и все будет окей.
Но 'окей' почему-то сразу не наступил...
Положив подбородок на скрещенные ладони, я с любопытством наблюдала, как Леший с видом заправского сантехника пренебрежительно отбросил инструкцию по установке в сторону, и приступил собственно к самой установке. Глубокомысленно похмыкав, он скинул куртку и размял плечи. Окинул скептическим взглядом прикрепленные к агрегату трубы, перевел взгляд на трубы местные - серые пластиковые и решительно за них схватился.
- Ох тыж, мать! - это буквально пару минут спустя рванула труба с холодной водой, и упругая струя хлестнула покрасневшего от натуги мужчину прямо в глаза. Жмурясь и отплевываясь, он пытался пальцами заткнуть водяное извержение, но напор воды был на удивление силен.
- Тряпку, тряпку давай! Что-нибудь... мать... - отодвинувшись в сторону, он проморгался, и открывая рот, словно выброшенная на берег рыба, отчаянно матерился, поминая добрым словом и себя, и Димона, и пришлого сантехника, устанавливающего эти самые трубы, при этом безуспешно пытаясь все же закрыть воду.
