– Вот он ты, – сказала она, – ты знаешь, сколько сейчас время?
– Нет, – отвечаю, – не знаю.
Зато я знаю, говорит она. Агрессивная женщина. Сейчас два часа ночи, говорит она. Два часа, а в это время нормальные люди спят.
– И ты думаешь, большая радость просыпаться в два ночи из-за такого алкаша, как ты? Посмотри на себя. Из-за вас просыпаться ночью, да лучше бы вы сдохли все!
Она еще ругалась, будто я действительно по-взрослому ей насолил, хотя, насколько я понял, она была дежурной, и это была ее работа, в том числе просыпаться из-за алкашей. Я слушал, мне стало дурно, я был одновременно расслаблен и напряжен. Она все говорила, я даже ей стал верить, что такое говно я и есть, но наконец эта женщина ушла, хотя ее ругань слышалась еще и в конце коридора. Через пять минут пришла другая женщина, на этот раз более ласковая, и заботливо отвела меня в темную палату. Заботливо уложила на свободную кровать и дала таблетку под язык. Язык мой скоро онемел, я расслабился окончательно, мне стало уютно в кровати, несмотря на головную боль, уютно, как в детстве после ванны, наконец-то меня спасли, и потом голова онемела, я перестал ее чувствовать, боль тоже перестал чувствовать. И уснул.
* * *
Я и знать не знал, сколько было времени, когда проснулся. Понятно, что утро, хотя уже и не раннее. Все тело как ватное, но было даже комфортно лежать так, размазанным по кровати. Не знаю, сколько я смотрел в потолок, прежде чем попытаться начать соображать, что я делаю здесь – в палате. Я откинул одеяло. Мои сандалии валялись на полу рядом с кроватью, я спустил ноги и обулся. Вчерашняя таблетка еще действовала. Теперь тупо сидел на кровати. Помимо меня здесь еще был дед, который читал книгу, – хорошо было слушать, как он перелистывает страницы. Может, минут десять я просто так сидел – подвис. Потом вдруг вспомнил, что у меня сегодня экзамен. И тогда уже вспомнил весь вчерашний день и, отталкиваясь от него, еще несколько предыдущих дней и зачем вообще я прилетел в Москву. Нужно было торопиться. Я собрался с силами и встал, выглянул в коридор. Я испытывал страх быть схваченным, хотя это было и глупо – здесь никому я нужен не был. В коридоре я никого не заметил, вышел и стал украдкой продвигаться в направлении выхода. Тут меня окликнули:
– Ты куда собрался? Лежи, сейчас придет врач.
Я обернулся. Медсестра.
– Я в туалет. Сейчас вернусь.
Она хотела что-то сказать, может, объяснить, что туалет в другой стороне, но я уже выплыл на лестницу. Придерживаясь за перила, я быстро спустился вниз, голова кружилась, вот уже первый этаж, вот уже выход – и я на улице. Я понятия не имел, где находился. Ночью я не запомнил дороги и даже не прикинул, сколько минут приблизительно меня везли от общаги до больницы. Просто пошел по тротуару вдоль дороги. Пошарив по карманам, наткнулся на приятный сюрприз. Лемешев успел дать мне сто рублей, чтобы у меня были деньги, когда окажусь один в больнице. Подошел к обочине, выкинул руку с оттопыренным большим пальцем, тут же остановилась машина.
– До ВГИКа за сто рублей, – говорю.
– Где это?
Случайно получилось, что я помнил улицу:
– Ботанический сад. Улица Вильгельма Пика.
– Двести.
Я засунул башку глубже в салон и посмотрел в глаза водителю.
– У меня экзамен, и только сто рублей. За сто?
Водила скорчил гримаску, и мне пришлось поспешить убрать голову, потому как захлопывающаяся дверца уже норовила вышибить мне мозги. Мне захотелось плакать, я показал палец удаляющейся машине и пошел дальше. Все получилось очень тупо. Отец спонсирует мою поездку, дает деньги, чтобы я смог питаться во время экзаменов. Я тут же пропиваю деньги, попадаю в больницу и просираю экзамен. Я шел и жалел себя, я уже был настроен сложить руки, я утонул в киселе, но вдруг вышел к метро. Часы над входом показывали девять двадцать пять. У меня даже больше чем полчаса. Полчаса плюс пять. Я купил карточку, спустился по эскалатору в метро.
Наверное, Надя сейчас живет одна. Я ехал в метро и думал о ней.
– Я не могу себе представить, как можно было построить метро? Люди не могли этого сделать…
– Почему не могли?
– Скажи мне, пожалуйста, Надежда, как люди могли это сделать? Это точно невозможно. Это целый мир под землей.
– Значит, они его отрыли. Просто случайно отрыли, люди его не строили.
– ?
– Рыли землю ложками и наткнулись на метро.
– Значит, изначально это был – Ад.
Каждый раз, если похмелье, или если я после бессонной ночи, или когда давление, я вижу, как Ад просвечивает сквозь декорации. Конечно, сейчас это неявно, но все равно можно догадаться. Люди увидели рельсы, тележки, тележки, рельсы – люди приспособили Ад под транспортное средство. Но на самом деле не они обманули его, а Ад обманул их.
Если Надя сейчас живет одна в квартире на станции «Краснопресненской», я могу прийти к ней в гости и остаться насовсем.
Через двадцать пять минут я уже подходил к институту. Возле входа курили Седухин, Лемешев и Орлов. «Орлович», как мы его окрестили, – тридцатичетырехлетний абитуриент, с которым мне позднее еще предстоит лучше познакомиться. Они приветствовали меня. Мало того что я остался живой, так еще и успел.
Первый экзамен. Литературный этюд. Шесть часов. Большинство тем мне показались нелепыми: «лестница в небо», «история одной татуировки», «первая боль»… Но была одна нормальная: «один день жизни». Не могло быть и речи о том, чтобы что-то сочинять. Наверное, мне дали транквилизатор, я собирался быстро хоть что-нибудь написать и поскорее лечь спать. Двадцать минут я перебирал в голове рассказы, которые написал за те два года, что был писателем. Вспомнил содержание самого короткого. Отлично – рассказ как раз был вполне умозрительным, без всяких там мыслей персонажей. Полторы странички в формате А4. Я помнил даже отдельные предложения и куски диалогов. Его легко можно было подогнать под «один день». Мне понадобился час, чтобы записать его. Я закончил первым. Я сдал листки и вышел в коридор. Немного вздремнул на диванчике, пока ждал Лемешева с Седухиным.
Когда мы пошли в общагу, я попросил подождать меня возле аптеки. Мне нужны были коринфар и (или) эналаприл. При себе всегда стоит иметь таблетки от давления.
Я вышел в коридор и споткнулся о пьяного Сережу. Он оклемался, вышел из дремы, в которую впал неизвестное время назад, и кивнул мне на банку с можжевельником, которую обнимал. Там еще оставалось прилично.
– Ты что сидишь тут, Эфиоп? – говорю.
– Они закрылись, и вы закрылись, – сказал он, чуть не плача, – а я сижу один в коридоре.
– Ага, – говорю, – к тому же музыку тише так и не сделали.
– И я не Эфиоп…
Мы выпили, Сережа сказал, что ему надо было на работу, поэтому он просил нас выключить музыку, но теперь он, видимо, уже не пойдет на работу. Но я сказал:
– Стоп, что это мы сидим в коридоре, как два ничтожества?
И стал долбиться к Игорю:
– Открывай, собака! Другим он кайф ломает, а сам закрылся!
– Я и говорю, они закрылись, и вы закрылись, я вот и сижу в коридоре, – объяснил мне Сережа еще раз, пока я стучал в дверь.
Но Игорь открыл почти сразу, потому что они и так уже закончили. Света сидела на диване в игоревской рубашке.
– Заходите, – сказал Игорь.
Сережа почти тут же лег спать, мы еще выпили с Игорем и Светой. Игорь сказал про нее:
– Она теперь будет жить у меня.
Я оглядел Свету.
– Отлично, – отвечаю, – можно я тоже буду иногда с тобой спать? Алиса сказала, я тебе понравился.
Света сказала:
– Лучше вы будете спать с ним, – и указала на Игоря.
– Это, если совсем напиться, – отвечаю.
– Ты лучше не напивайся, – посоветовала мне Света, – ты такой хороший, когда трезвый. Только тебе нужно подстричься.
– Эгей, – сказал я, – твой новый парень он, а не я. Я соврал, что собираюсь с тобой спать. У меня лежит персональное тело в соседней комнате.
Потом Игорь прочел Свете стихотворение. Потом и я прочел, когда еще немного выпил. Мой курс накрылся, лечение закончилось, все было по-прежнему – ни одна из существующих систем не могла выстоять против обстоятельств.
Света поставила Игорю «четверку с плюсом» за текст и «пятерку» за исполнение. Мне «пятерку» за текст и «четверку» за исполнение.
Я был лучшим поэтом, но проиграл по баллам. Хотя я и не очень дорожил ее мнением, этой Светы, пусть она и строила из себя ценителя литературы. Но мне она казалась скорее гопницей, пусть и немного приподнятой в культурном (гм) плане, но уж никак не достойным критиком. Потом она легла спать, а мы долго еще сидели с Игорем, было уже утро. Лично я был в другой галактике. Потом проснулся Сережа, он опаздывал на работу на два часа. Проснулся, поворчал, ушел. Мы легли. Потом уже все встали. Ближе к вечеру. Проснувшись, Света уже не хотела оставаться у Игоря, она засобиралась к своему якобы навсегда брошенному парню.
А Алиса вспомнила, что вчера так и не позвонила маме. Не знаю, вспомнила ли она о том, что порассказала мне ночью.
