Факт тот, что тогда я не был ещё знаком с Николавной, но, в принципе, её присутствие там, на том Костином юбилее, было весьма вероятно, ибо она уже тогда была приятельницей Костиной супруги, а когда, спустя два года, я пришёл работать в школу и узнал Николавну уже в качестве завуча, я точно знал, что мы с ней видимся не впервые. И как это, спрашивается, возможно, если её не было на том дне рожденья в июле 2000-го?
Так вот. Мы с Деревянским вознамерились захватить пару девиц и поехать к нему на базу, расположенную на улице Соломенной Сторожки.
Находилась оная база в соседнем доме с многоэтажной башней, в которой жили друзья Иры-Имярек, у коих она останавливалась в далёком уже тогда, а тем паче поныне, 1998-м, потому как к тому времени она уже давно развелась со своим мужем, а их дом в Зеленограде, где располагалась их «двушка» (в коей и прошла наша с ней первая ночь) и вовсе разрушили до самого основания; другой же дом, где Ире причиталась комнатка в коммуналке, тогда ещё не успели достроить.
Так вот. Мы с Деревянским вознамерились уж было всё это содеять, то есть попросту организовать блядки. И первой, к кому я, помнится, обратился, была Марина. Она, конечно, не сказала ничего типа: «Ах, что вы! Как вы могли? Проказник!», но отказалась достаточно недвусмысленно. «Жалко. Прикольная девка!» — подумал ещё, помнится, я. А может, как я уже говорил, это была и не она. Но тогда кто?..
Да уж, такая вот, Марина Николавна, «Метель» ибн Пушкин.
Две другие девицы практически согласились, но тут, кажется, подошла… Яна и сказала, что поедет с нами. Тут-то девицы и откололись и, короче, несолоно нахлебавшись, мы поехали в Солёную Сторожку втроём.
Блядок не вышло. Всю ночь Валера обучал Яну азам игры на ударной установке и, к слову сказать, не вполне безуспешно, ибо Яна — таки да, музыкант. Ну и ещё мы, знай себе, пить продолжали.
По дороге я, уж вы меня простите, поведал Валере и Яне историю нашей с Дэйзи беременности, прости меня, господи. Яна воздержалась от каких-либо комментариев. Валера же сказал то, что меня удивило и то, чего я уж никак не ожидал услышать именно от него. При этом надо понимать, что барабанщик — это, извините, упругое сердце любого музыкального коллектива, который считает для себя, так или иначе, но необходимым использовать данный инструмент в принципе. Валера сказал так: «Макс! Да ты чего! Ведь это же твой ребёнок! Ты понимаешь? Ведь это же твой ребёнок!»
Да, для недавно обретённой новой проформы, я некоторое время повозражал ему; как говорится, мягко, но жёстко. А через несколько дней… Через несколько дней я предложил Дэйзи, как говорится, руку и сердце.
Произошло это на Сретенском бульваре. Сначала она спросила, а уверен ли я в том, что сам только что предложил. Потом она сказала мне, что она — не инкубатор, и, в общем, такой уж острой необходимости в создании уж прямо семьи нет. А потом она ещё немного подумала и сказала, что она считает, что надо снимать квартиру и жить надо при этом в центре. Я согласился…
Мягко говоря, для того, чтобы что-либо оценивать, надо находиться как минимум на том же уровне развития, что и тот, кто создал то, что предлагается вам в данный момент в к оценке. (Да и предлагается ли?) Это я так, естественно; к слову. К слову, в общем-то, обо всём, ну и к тому, разумеется, что, очень извиняюсь, конечно, и всё такое, но вот, мол, так, мол, и так, блядь, не много ли, короче глаголя, чести?:)
И ведь выход, мягко говоря, есть. Просто не должно быть никакой разницы между тем, кто сказал и… кто оценивает. Просто тот, кто создал и тот, кто оценивает — должны быть Одним. Единым Целым.
Да, само собой, что в этом случае сама же собой отпадает за ненадобностью сама необходимость как Творения, так и Оценки. Но… что вас тут, собственно, не устраивает? Да? Правда? А если подумать? А если быть с самим собой честным? (В последний-то раз:))
Каковы минусы такой ситуации, при которой Творящее и Воспринимающее становятся Единым Целым и как бы, если вспомнить химическую терминологию, нейтрализуют друг друга? Они очевидны: не шибко умным становится скучно жить, и из их существования в облике, данном им Господом Миров (на то время, пока не явлюсь «Я»), то есть в облике не шибко умных и, как правило, не шибко добрых людей, окончательно исчезает всякий смысл, которого, в сущности-то, с точки зрения людей умных и, как правило, более при этом душевных, добрых и отзывчивых, в общем-то, и не было там отродясь. Так что, по здравому размышлению, данный минус — скорее, есть плюс.
Ещё более очевидным плюсом является то, что при таком раскладе, то есть при взаимонейтрализации Субъекта и Объекта, мягко же говоря, полностью исчезает… боль. Равно как и Время, Пространство, Небо, Земля и прочее. В тот момент, когда осуществляется Взаимонейтрализация Я и не-Я, Человека и Бога, Земли и Небес, мир становится Идеальной Точкой, а Идеальная Точка — это Её Отсутствие, то есть Сверхприсутствие внутри самой себя, кроме которой ничего нет. Ничего более, что можно было бы назвать Сущим.
Это и будут те самые новые небеса и новая земля, обещанные всеми писаниями мира.
Я знаю это точно. Хотя никто из тех, кто не является мной, неспособен это понять. Понять — это значит стать «Мной», то есть Абсолютной Точкой.
Кто сказал, что это невозможно? Ведь мне же удалось стать Собой! (Смайлик закрывает Тетрадку Судеб:).)
Да сидела у себя на балконе, то есть на балконе своих родителей, в очень-очень коротком халатике, курила свой тогда ещё, кажется, «Честерфильд», время от времени намереваясь заплакать, но всякий раз удерживаясь и говоря вместо этого: «Сейчас-сейчас, я сопли пожую немного и успокоюсь».
Потом мы оба докурили, и Да пошла мыть пепельницу. Её мама, по официальной версии, не знала, что её дочь курит последние десять лет.
— Неужели ты думаешь, что мама не знает, что ты куришь? — спросил я.
— Это неважно. Наверное, знает, но я не буду никогда при ней курить. — сказала Да.
— Какая тогда разница? — спросил я и опять закурил.
— Разница есть, — возразила Да, — ты же ведь женишься на Дейзи потому, что она ждёт от тебя ребёнка.
Это меня убедило.
Этой ночью мы «играли» с ней в «последний раз». По Станиславскому. То есть будучи искренне убеждёнными в том, что это действительно так.
Было хорошо. Я люблю, когда Женщина время от времени оказывается сверху. Ибо все мужчины, да и вообще все люди, ленивы, а всяко-разные Эвересты успешно штурмуются нами лишь потому, что хитрые девки ставят нас в такие условия. О да, девки хитры. Они умудряются даже сами верить, — опять же, по Станиславскому — (Смайлик надувает щёчки и хлопает себя по ним окровавленными ладошками. С шумом выходит воздух!:)), что секс, в первую очередь, нужен мужчинам, что, конечно же, в точности наоборот. Сами подумайте! Сравните, к примеру, среднестатистический женский оргазм и мужской — да было бы за что нам бороться!
Мы попили с Да кофе, и я ушёл, полагая, что навсегда. А она пошла пить с подружкой в Кусково, типа, оплакивать наше с ней расставанье.
Ну, кажется, на прощанье мы сказали друг другу, что увидимся как-нибудь, у Кати. Когда-нибудь.
Ну да, мне было несколько грустно. До некоторой же степени печаль моя, впрочем, была светла. Ведь вопреки мнению обо мне некоторых сомнительных граждан, с коими я довольно безуспешно пробовал иметь некогда какие-либо серьёзные общие дела, у меня есть одно истинное призвание: исполнять то, что воспринимается мной как мой Долг.
У меня иногда ощущение,
что всю жизнь я искал тебя…
Такая странная история,
что не знаю, что и сказать…
У меня иногда ощущение,
что наша первая «дружба» —
это мой самый мудрый поступок за целую жизнь.
Я ведь уже и не верил,
что можешь быть Ты,
да и сейчас по инерции иллюзий не строю.
Я случайно тебя нашел,
потому что уже и не искал тебя вовсе,
отчаявшись до такой степени и настолько давно,
что уж не сильно переживал.
Но мало того,
что мне случилось тебя найти,
так еще посчастливилось мне понять,
что ты — это Ты…
Еще вчера,
обдумывая стишок о тебе,
я полагал, что в нём будет фраза от моего имени,
что, мол, я не знаю, что такое Любовь,
и не очень-то знать хочу, но, дескать,
ты — это «супер», но что такое Любовь,
я, опять же, не знаю и так далее…
Сегодня мир почему-то другой.
Я не хочу. Я не хочу врать сам себе!
Врать лишь затем, чтобы не опустить щит (вдруг ударишь?!)!
Врать просто на всякий случай…
Я не хочу врать.
Всё я прекрасно знаю!
Я знаю, что такое Любовь.
Опять знаю, а может и в первый раз…
Вчера мы сидели с моим четвёртым стишком,
пили пиво в саду «Аквариум».
Ей было грустно.
Она очень близкий мне человек.
Я очень хочу, чтобы она стала
счастливой, любимой и любящей…
Мы говорили с ней,
но я только и думал, что о тебе,
хоть это и не очень человеколюбиво
по отношению к четвертому стишку,
которая некогда спасла меня
от безысходной боли и полного душевного оцепенения,
в каковое ввергла меня в свое время «Стихотворение № 1»…
Я не хочу говорить слишком много слов.
Я достаточно уже их сказал и по менее важным поводам.
Видишь ли, у меня в голове почти всегда идет дождь…
Сейчас-то я немного повзрослел, —
поэтому это не ливень, как раньше,
но довольно противный сентябрьский долгий и нудный дождик.
И…
видишь ли…
…он перестаёт почему-то только когда рядом Ты.
Вот тебе откровенность за откровенность, милая К…..!
Одним словом, точнее двумя,
ситуация критическая,
как зачем-то говорит Сергей Гурьев…
…потому что я тоже тебя люблю…
1 сентября 2000