— Знал я одного. Жил с оглядкой на других, так что даже в гробу стыдился своего дешёвого костюма.
— Только что придумал?
— Эх, Лютый, вся жизнь твоя как разбитое яйцо, от которого останутся грязные разводы.
— Ну, ты брось, меня теперь долго помнить будут! — выплюнул он горькие воспоминания.
Тогда Савелий Лютый жил мертвецом. А сейчас снова родился, чувствуя окружающий мир кожей, различая миллионы запахов, цветов и ощущений, проживая в день не тысячи чужих жизней, а одну свою.
Север строптив и упрям, зимой он насылает ночь, погружая в непроглядную тьму, а летом не пускает солнце за горизонт, превращая ночи в дни. Судьба Лютого, словно подчиняясь полярному кругу, была беспросветной и тёмной, зато теперь каталась, словно полярное солнце, описывая круги вдоль горизонта и не давая уснуть жителям города.
Серый, невзрачный дом, огороженный забором, ничем не выделялся среди других построек. Задрав голову, можно было увидеть, как на верёвках, протянутых над карнизами, сушатся одинаковые белые майки и линялая, штопаная форма. Воинская часть располагалась у городского рынка, и по воскресным дням солдаты выстраивались вдоль забора, клянча продукты у женщин, возвращающихся с покупками.
Командир части был высоким, плечистым мужчиной с пружинистой походкой и широкими ладонями, в которых легко умещалось казённое добро. Вначале он продавал Могиле списанное оружие, затем отдал то, что числилось при части, а напоследок бандиты вывезли учебные автоматы, от вида которых шарахались полицейские. Бандиты щеголяли с «калашами», перекинутыми через плечо, а учебные автоматы раздали детдомовцам, так что город стал похож на осаждённую неприятелем крепость, пока Требенько не взмолился, уговорив спрятать оружие.
— Орлы! — в тысячный раз за жизнь повторил командир части, глядя на исхудалых, бледных мальчишек, выстроившихся во дворе. — А это что за пингвин?
Солдаты заржали, а низкорослый толстяк, на которого он указывал, испуганно сжался.
— Чтоб к дембелю похудел и на полметра подтянулся! — гаркнул командир, и солдат, втянув грудь, отдал честь.
— Так точно!
Солдаты радовались, когда их отправляли на городские работы: красить заборы или чистить снег. Ловкий Кротов додумался снарядить солдат на укладку асфальта, но дорога, которую они выкладывали, на следующий же день вздыбилась и покрылась вмятинами, так что от этой затеи пришлось отказаться. Зато в городе уволили всех дворников, и по утрам срочники, натянув оранжевые жилетки, шаркали мётлами, выпрашивая мелочь и сигареты у спешащих на службу прохожих.
На строительство дачи для дочери командир, лично отбирая пятерых солдат, словно на невольничьем рынке ощупывал мышцы и трепал по щекам.
— И пингвина возьмите — веселей будет! — подзадорил он выбранных мальчишек, кивнув на коротышку.
Зима на Севере тянется полгода, а весна наступает в конце апреля. Как опаздывающая кокетка красит по дороге губы и натягивает туфли, уже сбегая по лестнице, так и полярная весна торопится за несколько недель растопить снег и распустить листья. В городе уже вовсю цвели одуванчики, а лесные озёра всё ещё были скованы льдом, так что солдаты выехали из весеннего города, а приехали в зимний лес. Их выгрузили из грузовика, и, прижимаясь друг к другу, они озирались на снежные сугробы.
— Через неделю привезу продукты, — крикнул им сержант, опустив коробку с тушёнкой на снег. — И чтобы забор уже стоял!
Приуныв, солдаты принялись сколачивать доски, озираясь на тайгу, в которой придётся жить. На пустыре стоял ржавый железный вагончик, в котором было холоднее, чем на улице, на полу валялись грязные спальные мешки, и, забравшись в них, мальчишки свернулись, проклиная командира части.
— Зато отоспимся, — протянул Пингвин, и его тут же вытолкали на улицу.
От мысли, что толстяк замерзает в лесу, остальным стало теплее, и они уснули. А утром, засучив рукава, продолжили работу. Когда сержант приехал через неделю, забор был сколочен, запасы съедены, а один солдат бредил в жару, накрытый мешками. Выгрузив продукты и инструменты, сержант забрал простудившегося солдата, пообещав прислать подмогу.
— А пингвин-то похудел, — подмигнул он на прощание.
Прошёл месяц, появился фундамент, выросли стены, оседлав которые, солдаты сколачивали крышу, считая, сколько им осталось до дембеля. Раз в неделю приезжал сержант, осматривал дом, привозил продукты, давал хлебнуть из фляги, подбадривая скорым концом службы.
— А мне уже на следующей неделе домой, — крикнул мальчишка, сидящий на крыше.
— Достроишь — поедешь, — отмахнулся сержант.
— Но как же? — удивился он.
— Достроишь — поедешь, — с нажимом повторил сержант.
На сдачу работы нагрянул командир части. Он обходил дом со всех сторон, стучал по стенам, осматривал изнутри.
— Молодцы, ребята, настоящая бригада!
Солдаты расправили плечи.
— Теперь поедете в другой город, моему другу сделаете такой же. Он заплатит.
— Домой пора, — почесал затылок один из солдат. — Уже задержались.
Командир подошёл к нему, положив тяжёлую руку на плечо:
— Откуда сам?
— Из-под Пскова, из деревни.
— Ну, и что ты там забыл? Приедешь, что будешь делать?
Солдат растерялся, оглядываясь на товарищей.
— Чего, деньги не нужны? Сказали же, что заплатит! — выкрикнул сержант.
Пингвин, набрав воздух, вышел вперёд.
— И мне пора. У себя буду строить. Отец поможет.
Командир сжал губы, поигрывая желваками, и под его взглядом парнишка стал ещё меньше.
— Тебе было сказано на полметра вытянуться. Не вытянулся? Служи дальше! — развернувшись, командир прошагал к машине. — Нечего разговаривать, грузи их.
Ехали несколько часов, пытаясь угадать, в каком направлении удаляются от городка, молчали, таращась друг на друга, и когда машина подпрыгивала на ухабах, солдаты подпрыгивали в кузове, словно мячики.
— Попытка побега — дезертирство, — пролаял сержант. — И, прощай, мамка!..
— Но мы же отслужили, — заскулили солдаты. — Нас родители будут искать.
— Мы им уже позвонили, сказали, что их сынки в дисбате, — ухмыльнулся сержант, прощаясь.
Друг командира части оказался местным чиновником, которого солдаты ни разу не видели. Дачу строили для сына, рядом с участком, на котором высился добротный дом отца. Солдат поселили в сарае, поставив раскладушки, которые среди ночи падали на подкосившихся ножках, так что мальчишки просыпались под утро на полу.
— Солдаты строили, — со знанием дела сказал один, погладив стены.
— Ничего, когда ихним детям достроим, у них уже и внуки подрастут, — скидывая сапоги, сплюнул пскович. — Без работы не останемся.
Жена хозяина, рано постаревшая женщина с седыми, собранными в пучок волосами, приносила им горячие пироги, которые заворачивала в полотенце, чтобы не остыли.
— Худые вы какие, — качала она головой и семенила по двору за добавкой, поправляя выбившиеся волосы.
Женщина любила сидеть на раскладном стуле, слушая их споры, напоминавшие о детстве, прошедшем в военном городке, где служил отец. Разглядывая на просвет драную форму, приносила обноски сына, которые болтались на солдатах, как мешок на палке.
— Пироги с мясом, — улыбалась она, глядя, как нетерпеливо топчутся мальчишки, — а один — с перцем.
— С перцем?!
— Да, с чёрным перцем. На счастье. Кому попадётся, тот должен съесть его — и будет счастливым. Такая примета.
— Тоже мне, счастье, полный рот перца, — ворчал пскович, а сам ревниво смотрел, не попался ли кому-нибудь «счастливый» пирожок.
Пингвин, выкатив глаза, заголосил, и женщина захлопала в ладоши.
— Вот и счастливчик! Ешь всё, счастье нельзя выплёвывать!
Собрав тарелки, женщина отправилась домой, а пскович нагнал её у забора.
— Тётенька, а можно, я от вас домой позвоню?
Но её добрые глаза стали маленькими и острыми, как перец:
— Не положено, — отрезала она голосом командира части.
А когда строительство дома было закончено, за солдатами вновь приехал сержант на стареньком, сердито кашляющем грузовике. Женщина, перекрестив ребят на дорогу, сунула им пакет пирожков, а потом долго смотрела вслед отъезжающей машине, опершись на калитку.
— Ещё один домик — и к мамкам! — крикнул из кабины сержант. — Кто вы были до армии? Сопляки! Бездари! А теперь у вас специальность, вернётесь домой, пойдёте на стройку, такие деньжищи будете заколачивать — ух! Последний домик остался.
Но когда машина притормозила на повороте, Пингвин, перескочив через борт, кинулся в лес, не разбирая дороги.
— Куда, стой! — кричал сержант, но солдата и след простыл.
Он не рискнул искать его в лесу, боясь, что разбегутся и остальные, а, вернувшись в часть, отправил на поиски дезертира солдат с собаками. Пингвина искали несколько дней, пока лохматая овчарка, захлёбываясь лаем, не бросилась к дереву, на котором он висел, удавившись на ремне.
