— Троцкий намного хуже. Он сумасшедший и других с ума сводит. У него мания на самоубийство людей подбивать. Кореш у меня был — Владимиром звали. Так он попал под влияние этого черта и вальтанулся жестоко. Вышел на Красную площадь, облил себя спиртом, поджег и сгорел. Их тогда много пошло. Акцию устроили — самосожжение в знак протеста. Они горели и кричали какую-то чушь про справедливость перед толпой иностранных туристов. Те по-русски ничего не понимали. Смеялись, фотографировали.
Думали, им шоу показывают. Люди погибли напрасно. Это все он… — старик замотал головой, пытаясь избавиться от нахлынувшего на него воспоминания. — Страшный тип. Я как-то имел случай с ним пообщаться, так потом всю неделю в дикой тоске размышлял, почему у нас снесена система противолазерной обороны. А нужна мне эта система? Лучше ей будет, если я пойду и под электричку брошусь?
— Троцкий сказал, что он разведчик и его предали, — сообщил Павел.
— Владимир, земля ему пухом, рассказывал, что Троцкого в восьмидесятых годах хотели внедрить в преступную группу, которая занималась продажей государственных тайн за рубеж. Для этого Троцкого посадили в тюрьму, чтобы он встретился с нужным людьми. Бахнула перестройка. И про него, понимаешь, забыли. Бросили. Не до него было. А может, специально хотели в тюряге сгноить. Те, кто к власти пришли, они же всем и крутили, наверное. Короче, Троцкий отмотал срок; вышел на волю. Во время отсидки, его, как положено, выписали из квартиры. Когда он вернулся домой, там уже кто-то жил.
— Странная история, — заключил Павел.
— Самая обыкновенная. Выписанных из квартир арестантов больше всего среди здешних бомжей. Настоящих разведчиков, правда, встретишь не часто.
Глава V
Страх и ненависть на собеседовании, рассказ Арчибальда
Ввиду предстоящего собеседования Крючков решил принять душ, постирать и погладить единственную в его багаже деловую рубаху. Для этого он отправился в банный комплекс, расположенный на втором этаже здания Ленинградского вокзала.
Поживите без дома и сразу поймете — сколько приятного могут принести обыкновенные вещи. Например, когда подставляешь голову под горячие струи, смывающие липкую грязь и вместе с ней гнетущее чувство физической и моральной усталости.
Утопая в облаке пара, намыливая свое многострадальное тело, Павел был почти счастлив. За дополнительные тридцать рублей он получил утюг и стал сушить и гладить рубашку. Мероприятие завершилось громким скандалом. Администратор начал торопить Павла, так как период оплаченного сеанса помывки истек. Чтобы продолжить помывку, стирку и глажку, требовалась еще одна сотня.
Категорически отказавшись доплачивать, Крючков сопротивлялся и не выгонялся. Между нашим героем и администратором произошла жаркая перепалка. На помощь администратору пришла злая уборщица, которая начала горлопанить и угрожать вызвать охрану. Не выдержав натиска, Павел ретировался. В результате ему пришлось досушивать на себе мокрую рубашку, утешаясь мыслью, что она синтетическая и не подлежит обязательной глажке.
Крючков остерегался привокзальных воров. Он взял за правило тщательно оберегать ценности от умелых и вездесущих карманников. Теперь Павел хранил деньги и паспорт в пакетике. Ценный пакетик он прятал в чулок, который обвязывал вокруг своей талии. Так же Крючков навострился по-особому спать в общем зале вокзала. Чувство психологического напряжения заставляло его просыпаться, словно выныривать из глубокого забытья, оглядываться, определять — нет ли рядом опасности и, если ничего не угрожало, спать дальше. Воры часто подсаживались к спящим людям. Они могли не постесняться пошарить даже в ваших трусах. Проснешься, а уже все пропало.
К любой самой страшной действительности привыкаешь, порой не замечая, как меняешься сам. От неустроенной жизни характер Павла стал жестким, злым, неуступчивым. Он перестал верить людям. Стал острей ощущать царящую вокруг него несправедливость, постоянно искать затаившегося врага.
Все эти новые качества могли помочь выжить на вокзале, но в остальном только мешали. Тень загнанного человечка выползала в издерганных жестах Крючкова, жила в его воспаленных от недосыпа глазах.
В крупной торгово-строительной организации, куда Павла пригласили на интервью, отбор сотрудников проходил поэтапно. Перед Крючковым сидела похожая на серую моль молодая девица. Она дала Крючкову большую анкету, которую тот должен был заполнить в режиме онлайн. Павел стал размалевывать бланки. Девица, озабоченная состоянием своих коготков, принялась орудовать пилкой, демонстрируя полное равнодушие к сидящему перед ней соискателю.
Крючков медленно и тяжело соображал. У него было ощущение, что приходится поднимать двухпудовую гирю. Опросник представлял собой не что иное, как тонкий психологический тест. Задумавшись о своем состоянии духа, которое было «то еще», Павел предположил, что в его ответах вылепится нечто нелицеприятное. На него накатила волна раздражительности. Равнодушная рекрутерша вызывала в Крючкове антигуманные мысли. «Вот ведь сидит такая безмозглая фря целый день в офисе, — рассуждал он, — штаны протирает, получает зарплату. Дома ее ждет вкусная еда и теплая кровать. Все даром дается москвичам». Павел решил: будь его воля, повыгонял бы этих амебоподобных, ничего не желающих, ленивых москвичей. На этом соображении его злость не утихала. Проследив глазами за движением пилки, он стал мечтать о том, чтобы кусок гипсовой штукатурки отвалился от потолка и обрушился на девицу. «Тогда бы она не сидела с такой постной, презрительной физиономией», — думал Крючков.
Между тем в тесте нужно было произвести вычисления. Требовалось посчитать кубатуру проданной теплоизоляции, чтобы определить необходимый объем фургона для ее перевозки.
Крючков несколько раз прочитал вопрос и чуть не взвыл от отчаяния. Его нервы были натянуты как струны. Он не понимал, чего от него добиваются. «Тест на стрессоустойчивость снова не пройден, — нашел в себе силу иронизировать он. — Все очень просто. Дело в усталости. Элементарная задача для школьников — нечего тут считать. Кубатура считается…»
— Вы еще не закончили? — оторвавшись от маникюра, девушка бросила ничего не выражающий взгляд в сторону Павла.
— Нет, — произнес Павел. Он продолжил свой внутренний монолог: «Кубатура считается…»
— Смотрите, у нас очередь из кандидатов. Мне нужно вам еще картинки показать, — сбив с толку уже было вспомнившему технику вычисления Павла, произнесла девушка.
«Вот зараза», — выругался про себя Павел.
Но любые мучения не вечны. Вскоре Крючков решил задачу и прошел тест до конца.
Девица положила перед ним три карточки с нарисованными деньгами. На первой были изображены разнообразные ассигнации на сумму порядка десяти тысяч рублей, на второй красовались доллары — около пяти сотен, на третьей — толстые пачки разнообразных купюр, сложенные в пирамиду.
Помня слова интервьюера, который поведал, что современные работодатели не любят дешевых сотрудников, Павел выбрал последнюю карточку, где, по его мнению, было изображено целое состояние.
Девушка закончила собеседование привычной фразой: — В течение нескольких дней вам сообщат результат. Крючков безропотно выслушал, сказал:
— До свидания, — и отправился на вокзал.
Бомж Геннадий вновь посодействовал Павлу в получении скромного заработка. На этот раз Крючков был задействован в распространении рекламных проспектов. Весь день он трудился в костюме плюшевой зебры. Пропахшая перегаром, прожженная сигаретами зебра здорово сохраняла тепло и укрывала от ветра. Правда, находиться в ней было хлопотно. Подвыпившие завсегдатаи бомж-биржи труда, что на «Плешке», встречали широкобедрую зебру восторженным улюлюканьем и непристойными выкриками. А некоторые особо ретивые хлопали со всего маху по каркасному заду. Крючков сотрясался и чудом удерживался на ногах. Иногда его спрашивали: кто внутри — мужик или баба? Крючков скрежетал зубами, крепился, борясь с желанием выскочить из дурацкой занюханной зебры и надавать особенно ретивым персонажам по зубам.
Так Павел прохаживался в оговоренной точке у входа в метро «Комсомольская». Вдруг перед ним мелькнула знакомая куртка на синтепоне с крупной надписью: W.A.S.P. Крючков проводил ее взглядом. Человек в куртке остановился, снял шапку, почесал гладкий затылок и повернулся так, что стало видно лицо. Это был Арчибальд. На его переносице висели круглые, как у кота Базилио, очки-слепыши, которые придавали его обритой наголо голове сходство с черепом.
Вечером Крючков вновь встретился с Арчибальдом. Тот отдыхал в теплом зале на металлическом кресле с книгой в руках. Наш герой подошел к бездомному ценителю качественной литературы и поздоровался.
