Поохотившись малость на комаров с помощью примитивных шлепков, мы глянули друг на друга: а сервис Америки?.. Неужели миннесотские комары не взяты в расчет?.. Взяты!
В большом выдвижном ящике, где хранились запасные одеяла и гнутая палочка для чесания спины, лежала изящная мухобойка. Механизированная охота на комаров дала хорошие результаты. Часа в два ночи мы разошлись по кельям…
Утром, погрузив в багажник дорожную кладь, оставляем ключи, как принято, в замочной скважине — и прощайте, «Четыре ветра»!..
Дорога в Америке без мотелей немыслима, как немыслим лес без грибов. Но и мотели, понятно, без дорог не растут. Так же как и бензоколонки, они теснятся на особо бойких местах, подобно опятам. В больших городах мотель вытянут вверх и может иметь этажей семь. В маленьких городках (обычно на въезде) мотель имеет один, изредка два этажа. Рядки дверей.
Как раз к каждой двери можно поставить автомобиль. Мотель может принадлежать одному лицу. Нередко хозяин с хозяйкой, имея пару помощников, вполне управляются с вытянутым колбаской одноэтажным приютом норок на двадцать. Но единоличникам все труднее тягаться с мощной индустрией ночлега. Корпорации «Холидей Инн», «Говард Джонсон», «Вестерн» затмевают сиянием своей рекламы отчаянный бег огоньков какой-нибудь «Тишины», «Уюта», «Теплого очага». Корпорация — это многие сотни типовых, добротных мотелей.
Среди разного рода удобств и приманок посетителю в номере приготовлен проспект с картой Америки, сплошь засеянной черными точками.
(Сыпните на карту полгорсти мака, и вы представите сразу число мотелей, например, корпорации «Холидей Инн».) Реклама — «В любом месте вы найдете эти удобства» — обязывает держать мотели в образцовом порядке.
Все удобства продуманы. Две кровати (Тур Хейердал мог бы на них переплыть океан!) стоят в одном номере на тот случай, если приедешь с семьей (ребятишек можно класть поперек).
Обязательно телевизор. Стол для письма. Хорошая лампа. Телефон (и пудовая телефонная книга). Кондиционер воздуха. Два запасных одеяла. Открытки, конверты, бумага. Спички, иголка с ниткой, бумажка для наведения блеска на обуви. Полная дюжина разнокалиберных полотенец. Вода холодная и горячая. Кусочек мыла… На всем, исключая разве что непременную библию, шитьем и тиснением — название отеля. Запоминай!
Стандарты санитарии в Америке высоки.
Но в особый культ возведена стерильность мотельных стаканов и унитазов. Каждый стакан на полочке перед зеркалом обязательно упакован в хрустящий бумажный мешок. А через белый круг унитаза, наподобие фельдмаршальской ленты, протянута лента бумажная.
На ленте надпись, означающая: унитаз прошел санитарную обработку.
В мотеле человек не живет, а только ночует, и кое-что из удобств, убеждаешься за дорогу, — откровенный крючок рекламы. Без них вполне бы и обошелся. Но, отделив рекламные блестки от подлинных удобств, надо сказать: ночлежное дело поставлено в Америке образцово.
Поучиться тут можно (и надо!) многому. Народ у нас нынче тоже подвижен. Легкодоступная крыша над головой людям в дороге нужна. Гостиницы и мотели — дело не только необходимое, но и очень доходное… И аккуратности надо учиться. На полу в американском мотеле, даже самом захудалом, вы не найдете следов строительства: ни капли краски, ни трещин, ни подтеков воды. Из крана, если на нем помечено: «горячая», вода горячая и потечет. Наоборот никогда не бывает.
Мы знаем, у читателей есть вопрос: ну а плата… какова за ночлег плата? Разная. Ниже семи долларов за ночлег мы не платили (захудалый мотель). Двенадцать — пятнадцать долларов — цена средняя. Двадцать — двадцать пять долларов с души берет добротный «Холидей Инн».
Среди цветистых названий («Дружественный», «Праздничный», «Колесо») особо запомнилась вывеска вблизи поселения индейцев. Название мотеля на русский переводилось дословно так: «Тут не снимают скальпы!»
Скальпы, однако, снимали — семнадцать долларов за ночь!
Сон в Америке стоит недешево.
В. Песков, Б. Стрельников. Фото авторов.
28 апреля 1973 г.
(Земля за океаном)
Сколько стоит аппендицит?
Аппендициты всегда бывают не вовремя.
Завтра лететь. И вдруг из Вашингтона в Москву звонок: «Задержись на неделю. У меня аппендицит». Билет поменять — дело нетрудное. А вот как там, в Вашингтоне, с аппендицитом?..
На четвертый день телефонную трубку взял уже сам больной. Разговор был таким.
— Ты уже дома?!
— Тут лечат быстро…
— Это как же?
— Прилетишь, расскажу…
И вот мы вместе. Ну и, конечно, вопросы первые — о здоровье.
— Все о’кей. Вот погляди-ка бумажку…
Бумажка была счетом за удаление у «мистера Стрельникова» подкачавшего аппендикса.
Одному из нас с подобного рода бумагой пришлось столкнуться впервые, и было очень интересно читать:
«Анализ крови — 25 долларов. Анализ мочи — 22 доллара. Плата хирургу за операцию — 200 долларов. Плата за телевизор — 3 доллара в день…»
И так далее. Всего расставание с аппендиксом мистеру Стрельникову стоило 1112 долларов (тысячу сто двенадцать!). Сюда входит плата врачу за постановку диагноза, плата за физиологический раствор, за удаление ниток из шва… Если бы мастер Стрельников пожелал продлить пребывание в госпитале до существующей нормы у нас (семь дней), бумажка счета стала бы вполовину длиннее. Как гражданин страны, где медицинское обслуживание бесплатное, денег из своего жалованья мистер Стрельников не платил. Уплатило за него государство. А в больнице он был столько, сколько бывают американцы: три дня — и домой…
Справедливости ради скажем: аппендикс мистеру Стрельникову удаляли в хорошем госпитале. В Нью-Йорке, выясняя вопрос: «Сколько простому человеку в Америке стоит родиться, лечиться и умереть?», мы зашли в госпиталь попроще. Тут было родильное отделение, и мы под видом двух взволнованных отцов поднялись на третий этаж. Через толстые стекла, как из аквариума, акушерки показывали отцам американцев, которым от роду было день или два. Мы походили, сколько было прилично, а когда беленький ангел лет двадцати заметил, что мы не просим показывать нам наследников, объяснили, что хотели бы полчаса поговорить с кем-нибудь из врачей. Ангел по имени Элизабет повел нас к врачам.
Это было любопытное путешествие по коридорам и кабинетам. Врачи молодые и пожилые, узнав, в чем дело, вели себя как-то странно. Один маленький, как гном, хирург заторопился на операцию. Другой сказал, что он в этом госпитале человек новый и «его компетенция не позволяет»… Третий изобразил недомогание — «врачи, увы, тоже болеют»… И было невежливо загонять человека в могилу. Ангел Элизабет (секретарь родильного отделения), почувствовав, что попала на хороший спектакль, стала хихикать.
В одной из комнат нам наконец предложили присесть, и плотный, лет сорока пяти, человек, мудро глянув на двух гостей поверх тяжелых очков, сказал:
— Я ведь знаю, джентльмены, какие будут вопросы… Внизу, в самом низу, вас примет господин (были названы имя, фамилия, должность). До свидания, джентльмены…
В каждом солидном учреждении США, будь то частная фирма или ведомство государственное, обязательно есть человек для связи с прессой.
Журналисты — народ — палец в рот не клади. И вот держат человека, который палец в зубы журналистам и не положит. А если положит, то не укусишь. Человек знает, что надо сказать, а что не надо, что показать и что спрятать. Кому приходилось хватать руками угря, может понять, как трудно даже бывалому журналисту сидеть у стола «человека для связи с прессой».
Господин Ар… (итог беседы обязывает именно так его называть) встретил нас улыбчивой вооруженностью и выложил на стол «хорошо упакованную информацию» — десятка три брошюр и листков, содержавших весь прейскурант госпитальных услуг. Анализы, кардиограмма, диагноз болезни, время лечения, консультация у светил — все имело твердую цену.
«Особый вопрос — операция, — объяснил мистер Ар…, — тут цену больной узнает с глазу на глаз с врачом». Сколько хирург запросит, столько и платят. Но для стандартного аппендицита цена была твердой — 150 долларов. За каждый день лечения после операции — тоже 150. Таким образом, удаление аппендикса стоило 700 долларов. Примерно столько же стоило тут человеку родиться, если, конечно, человек на белый свет идет обычным путем, а не через «кесарево сечение» (наценка — 90 долларов).
О человеке и о болезнях лакированные брошюры говорили так же, как говорят в мастерской о ремонте, например, телевизора: кинескоп — столько-то, замена ламп — столько-то, пайка, настройка…
Мистер Ар… хорошо понимал жесткую холодность прейскуранта и поспешил объяснить, что есть в Америке способы уменьшить «силу удара, под который человек попадает в то время, когда ему следовало бы протянуть руку помощи». Мистер Ар… говорил о страховках, о бесплатных госпиталях, о благотворительности … Мы слушали его вежливо, записывали, задавали вопросы… А потом обе стороны замолчали. Закурили. Коснулись немедицинских тем. И вдруг человек, охранявший интересы денежной медицины, пожаловался на печень и сказал нечто противоположное тому, что говорил десять минут назад.
