Татьяна Георгиевна как раз представляла нового заведующего другим заведующим и своим заместителям, когда в кабинет ворвалась тощая злая девчонка, за руку которой держались перепуганные насмерть мальчик лет пяти и девочка лет трёх. Мальчик крепко вцепился в мамину руку одной ладошкой, а другой крепко держал ручку сестрёнки. Тощая злая девчонка прорвалась мимо всемогущей Людмилы Прокофьевны, могущей остановить, казалось, поезд. Щека секретарши была оцарапана, причёска — сбита. Дети девчонки были бледны и даже не плакали. Им было так страшно, что сил на слёзы уже не осталось.
— Мне нужен главный врач этой долбанной больницы! — Яростно визжала девчонка.
— Я — врач этой долбанной больницы, — сказала Татьяна Георгиевна. Очень тихо сказала. Но так сказала, что даже Людмила Прокофьевна посмотрела на неё с уважением.
С уважением администратора к администратору.
Кадр пятьдесят третий
Можно ли спасти?
— Вы пугаете своих детей. — Спокойно продолжила Татьяна Георгиевна. — Это же ваши дети?
— Мои! Мои! И я уже третью неделю не могу получить протокол вскрытия их отца!
— Мамочка! Мамочка! — Захныкала девочка. — Когда вернётся папочка?!
— Сонечка, папочка на небе, — заботливо прошептал пятилетний мальчишка. — С неба не возвращаются.
— Людмила Прокофьевна, — обратилась Мальцева к секретарю. — Присмотрите, пожалуйста, за детьми. Пока мы с…
Она вопросительно посмотрела на злую тощую девчонку.
— Анна Стеценко! — всё ещё раздражённо буркнула та, хотя, по всей видимости, стала успокаиваться.
— Пока мы с Анной Стеценко разберёмся с её… ситуацией.
Мальчишка вопросительно посмотрел на мать. Она кивнула. Он отпустил её руку, и, не выпуская из ладошки ручку сестры, пошёл за Людмилой Прокофьевной.
— Чай с конфетами будете? — уточнила секретарь, увлекая детишек за собой.
— Я уже и кофе пью! — Прогудел малыш, стараясь говорить басом.
— Ишь ты! Кофе! — Усмехнулась Людмила Прокофьевна.
— Я теперь единственный мужчина в семье. А мужчине положено пить кофе.
Дверь за ними закрылась.
— Присаживайтесь, Анна Стеценко, — Татьяна Георгиевна указала на свободный стул. — Рассказывайте.
Анна не заставила себя долго упрашивать и плюхнулась в кресло с выражением лица обиженного ребёнка.
— Что рассказывать?! Вот эта грымза всё знает! — И она неинтеллигентно ткнула пальцем в направлении начмеда по терапии.
«Эта грымза» никакой грымзой не была. Как-то раз Панин не то в порыве отчаяния, не то в желании что-то доказать Мальцевой, несколько раз с ней переспал. Как раз тогда он ушёл от Вари. Мальцевой он был без нужды. А новый начмед по терапии внешне очень походил на его ненаглядную мучительницу Татьяну Георгиевну Мальцеву. Начмед по терапии по секрету всему свету раструбила о своём (как она считала) романе с Семёном Ильичём Паниным и уже собралась разводиться с вялотекущим мужем, как эта гадкая Танька Мальцева захомутала Сёму обратно, неизвестно ещё чьего на самом деле ребёнка ему подсунув. Такая у начмеда по терапии была версия. Очень часто бывает, что люди похожи снаружи — да и изнанка одинаковая. А вот характер, интеллект, эмоции… Душа, в общем.…
Всё это не мешало Елене Борисовне Стахович быть прекрасным заместителем главного врача по лечебной части. И неплохим врачом-терапевтом. Она, конечно, не слишком обрадовалась, узнав, кто назначен главным врачом. Но сучка Мальцева была так безупречна в своём поведении, что Елена Борисовна испугалась, что слухи до Таньки не дошли. И как-то раз, после обсуждения лечебных вопросов, задержалась у неё в кабинете.
— Татьяна Георгиевна, я надеюсь, ничто не… не омрачит нашу совместную работу.
— Я тоже очень на это надеюсь. Более того — уверена! Вы прекрасный специалист. — Лучезарно улыбнулась «сучка».
Непробиваемая! Елене Борисовне пришлось пойти на крайние женские меры.
— Даже то, что у меня с вашим мужем был… роман? — вкрадчиво-змеино произнесла она, понизив голос до конспиративного. Как будто хоть кто-то мог хоть что-то расслышать за этой дубовой дверью. Или как будто хоть что-то могла не знать Людмила Прокофьевна о происходящим за этими дверьми.
— Ах, это! — Радушно улыбнулась Татьяна Георгиевна. — Никоим образом не помешает. У меня с моим нынешним мужем тоже был роман. Длиною в почти тридцать лет. Без трёх.
— Вам можно только позавидовать! — Никак не могла угомониться Стахович, обиженная таким безупречным умением держать удар.
Кстати, она ошибалась. Мальцева не умела держать удар. Она просто не замечала ударов. Попробуйте поколотить воду.
— Семён Ильич прекрасный любовник. Он очень хорош в постели. — продолжила Елена Борисовна.
— Это да, это да… — рассеянно согласилась Мальцева.
Она как раз вспомнила о скопившихся письмах в своём «потайном» ящике. И пропущенных звонках из США. На которые она не ответила. И удалённых без прослушивания голосовых сообщениях.
— Вы совсем его не ревнуете?! — С искренним изумлениемспросила Елена Борисовна.
Эта искренность и вернула Татьяну Георгиевну к предмету разговора.
— Почему же? Ревную. Очень ревную! Я очень ревнивая, и вообще — собственница. Я безумно его к вам ревновала! Вы такая красивая и умная женщина!
Дай человеку, что он хочет — и он твой.
Елена Борисовна наконец-то самодовольно улыбнулась и проявила к Мальцевой снисхождение.
— Но вы не волнуйтесь, Татьяна Георгиевна Всё кончено. Я люблю своего мужа. А это было так… Минутная слабость.
— Ну да, ну да… — пробормотала Мальцева. И тоже не удержалась от женской жестокости: — Со мной у него никогда не бывает минутных слабостей. Хотя бы сорокаминутная. За минутную я бы его кастрировала.
Тут Челубей одарил Пересвета… Пардон, Стахович одарила Мальцеву лучезарной улыбкой — и тема была закрыта. Больше боёв не было.
— Да, Татьяна Георгиевна, — совершенно спокойно сказала «грымза». — Я в курсе. Три недели назад в реанимационном покое главного корпуса умер пациент Дмитрий Николаевич Стеценко. Семидесяти двух лет. Был доставлен в приёмный покой в шесть часов утра женой, — она бросила выразительный взгляд на Анну Стеценко, которая никак не годилась в жёны мужчине семидесяти двух лет. — С отёком лёгких и выраженной сердечно-сосудистой недостаточностью. Реанимационные мероприятия — без эффекта. И в шесть часов двадцать минут он умер. Реанимационные мероприятия были проведены в полном объёме бригадой прекрасных специалистов. Люди семидесяти двух лет иногда умирают. Причины смерти: ишемическая болезнь сердца, постинфарктный кардиосклероз, гипертоническая болезнь, сердечно-сосудистая и дыхательная недостаточности, хронический обструктивный бронхит. И!.. — Елена Борисовна посмотрела на Татьяну Георгиевну как-то странно.
Во всяком случае, в тот момент Мальцева взгляда Стахович не поняла. А когда поняла…
— И как вам, конечно же, известно, Татьяна Георгиевна, истинная причина смерти во всех наших бумагах указывается последней. Итак, причина смерти: повторный острый инфаркт миокарда передней стенки. Это подтверждено патанатомическим исследованием.
— И почему в течение трёх недель мы не выдаём госпоже Стеценко протокол вскрытия?
— Потому что госпожа Головченко, совершенно справедливо вами уволенная, никак не могла его дооформить.
— Василий Александрович! — Обратилась Мальцева к новому заведующему отделения патанатомии. — Пожалуйста, в течение дня.
Майков кивнул.
— Василий Александрович, — обратилась к нему Елена Борисовна, — только по всей форме до последней буквы. Потому что госпожа Стеценко хочет показать наш протокол вскрытия своим друзьям из судмедэкспертного бюро.
— Для этого нужен официальный запрос, — мягко уточнил Майков.
— Анна не сомневается в нашей тактике лечения и в нашем диагнозе. Она не собирается с нами воевать. У неё другие причины.
— И какие же у вас причины, Анна? — мягче мягкого поинтересовался импозантный обаятельный Майков у несчастной девчонки, вдруг переставшей топорщиться на стуле и превратившейся в жалкого плюшевого зайчика.
— Я хочу узнать, могла ли я его спасти! Он кашлял в соседней комнате, а я злилась! И не встала к нему! А потом уснула, а потом — проснулась! Через четыре часа! А он! А у него пена изо рта… Если я могла его спасти — я убийца отца своих детееей!
Она уткнула лицо в ладони и разрыдалась.
Все врачи переглянулись.
— Но для этого вам не нужен… — начал молодой заведующий урологическим отделением.
Стахович приложила палец к губам. Майков метнул в уролога гневный взгляд. Тот немедленно заткнулся. Елена Борисовна встала, налила в стакан воды из графина, подошла к Анне Стеценко, погладила её по спине, протянула стакан.
