В квартире наконец умолк. Ткнулся в один угол, другой. Встал возле двери и начал опять надрывно мяукать.
— Не понравилось? Дело ваше, юноша!
Валько открыло дверь. Кот выбежал. Некоторое время было тихо, а потом с новой силой — стоны и плач из-под лестницы.
Валько пошло туда. Кот подбежал, как к старому знакомому.
— Вторичного приглашения дожидаетесь? — спросило Валько. — Ну, приглашаю.
Кот опять зашел в квартиру, опять прошелся туда-сюда, опять встал у двери — и опять заблажил.
— Да что тебе надо, объясни? — недоумевало Валько. — И там тебе плохо, и тут тебе плохо... Юноша, вы просто псих!
Кот-юноша не был психом, он был нормальный, домашний. Утром дети семьи, где он жил, две девочки, засунули его в старую сумку и куда-то долго шли, о чем-то споря и время от времени плача. Куда-то вошли. Оставили, послышатся топот ног. Кот стал кричать, звать. Сумку открыла какая-то тетка, пыхтя и ругаясь, достала его, вынесла из подъезда, бросила на землю. Он пошел искать семью. Свернул в похожий двор, забрел в подъезд, чтобы согреться. И стал там тосковать. Человек позвал его, и коту возмечталось, что сейчас за дверью окажется его прежний мир: тут вот блюдце с водой, тут миска для еды, а тут ящик с газетными обрывками. Но ничего этого не было. Он понял, что ошибся, попросился вон, человек отнес его под лестницу. Но тут коту показалось, что, может быть, это все-таки была его родина, он просто не разглядел чего-то. Позвал человека, тот пришел, впустил. Нет, не родина...
Раз пять или шесть Валько терпеливо впускало неумолчного кота, а потом выпускало. И там орет, и тут орет, что ты будешь делать? Оно и молока ему налило, и колбасы покрошило, отнесло — вопит, как резаный.
И Валько уже решило, что сейчас возьмет кота и оттащит на улицу. Пусть орет там.
Но кот, словно угадав его намерение, притих, дал себя погладить и вдруг лизнул ладонь Валько. Валько тут же разнежилось, внесло его в квартиру. Кот, поорав еще немного, взялся есть. И сразу же после этого (то ли от долгого поста, то ли на нервной почве) начал везде гадить, не пропуская ни одного закоулка.
Валько ругалось, подтирало за ним, мыло тряпку, опять подтирало. Возилось до ночи. Легло спать. Кот устроился на кресле.
— Иди ко мне, — сказало Валько. — Тут теплее.
Кот не пошел.
Валько встало, взяло его, уложило с собой.
— Ну вот, юноша, теперь у вас новая жизнь. Какую бы вам, котяра, кличку присобачить? А так и будете: Юноша. Вы не против? Юноша. Или Юник. А?
Новоиспеченный Юноша-Юник под его гладящей рукой изволил несколько раз мурлыкнуть, свернулся в клубок, устраиваясь поудобней, но, как только устроился, сразу же встал, спрыгнул с постели и вернулся на кресло.
Поведение животных непредсказуемо, подумало Валько, не зная, что кошки приходят к людям не по их желанию, а по своему собственному.
Когда же проснулось, Юноша оказался рядом. Сладко спал животом вверх (пушистые редкие волосинки, сквозь них — розовая кожа). Валько улыбнулось и тихо сказало:
— Доброе утро.
И подумало: Господи, я впервые в жизни спал в постели не один, впервые в жизни могу прошептать кому-то, проснувшись: «Доброе утро»!
Оно привязалось к коту сразу же и крепко, а Юноша оказался, между прочим, еще той скотиной — неутомимо метил все окрестности, драл всё, что попадалось под руку, то есть под лапу. Зная, что воспитание требует строгости, Валько пыталось приучить его к порядку. Однажды даже шлепнуло веником. Юноша забрался под стул и просидел там весь вечер. Валько, укладываясь, позвало его — кот не выходил. Но вот, когда Валько уже засыпало, Юноша вдруг прыгнул к нему на постель и начал топтаться передними лапами на груди Валько. Было даже немного больно, хоть и приятно, Валько прикрыло грудь одеялом, Юноша продолжил переминаться, Валько стало стыдно: оно ударило кота, а тот великодушно его простил и вот даже выражает доверие.
Юноша топтался и урчал, как холодильник, Валько было счастливо, оно сладко заснуло.
Но хлопот оказалось все-таки много. Юноша царапал мебель. У него были постоянные неполадки с желудком. Старухина квартирка постепенно пропитывалась его запахом, особенно Валько это чувствовало с утра, проснувшись. При этом Валько не выпускало его на улицу, закрывало окна и форточки, чтобы не сбежал. Оно уже не представляло себе жизни без Юноши.
Однажды оно застало Юношу за неприятным (для Валько, а не для Юноши) занятием: кот пристроился на мохнатом свитере, брошенном Валько, дергал задом и сладострастно урчал. Валько с омерзением закричало, согнало Юношу, спрятало свитер. Юноша весь вечер орал, будто его лишили самого дорогого, а потом притих. Валько, занимавшееся в другой комнате, выглянуло: Юноша приладился к подушке и делал с нею то же, что и со свитером.
Уследить было невозможно. Всего более или менее мягкого, матерчатого, не спрячешь, да Юноша уже и не разбирал в своей осатанелости: превращал в орудия наслаждения веник, ботинок и даже ножку стула.
Что с ним делать?
— Да кастрировать, — сказал Салыкин, забредший выпить, — мы всегда котов держали и всегда кастрировали. Сразу тише становятся, ласковей. Никаких проблем.
— Нет, что ты! Может, ему кошку найти?
— Выпусти — сам найдет.
— Боюсь — не вернется. Надо с кем-то договориться, у кого кошка есть, позвать ее сюда.
— Совсем ты рехнулся. Ну, позови. Только будет еще хуже: если он попробует, его потом ничем не остановишь. Кастрировать, говорю тебе.
— Нет. Это... Не знаю... Это предательство какое-то...
— Никакое не предательство, — сказал Сотин, которому Валько позвонило через некоторое время — когда Юноша использовал в своих развратных целях его шарф и перчатки, а накануне ночью Валько проснулось от странной рези в боку, открыло глаза: Юноша вцепился ему когтями в ребра сквозь одеяло и обрабатывал его во все лопатки, сосредоточенно прикрыв глаза.
— Никакое не предательство! — сказал Сотин. — Вечная наша ошибка: мы считаем, что животные чувствуют то же, что и мы. Да он просто ничего не поймет. Он будет тебе даже благодарен: меньше мороки. Только не раскорми его после этого. Кстати, у меня есть знакомый ветеринар, дать номер?
Валько попросило Сотина, чтобы тот сам позвонил ветеринару, пригласил его прийти и сам бы пришел вместе с ним, а Валько в это время где-нибудь побудет. Сотин сначала отказывался, потом сказал:
— Хотя... Никогда не видел, как режут яйца. А может пригодиться. Мне все может пригодиться. В смысле: понять, что ощущает человек, мужчина, который видит, как другому мужчине, хоть он и кот, отрезают яйца. Я коплю наблюдения такого рода. Уговорил, согласен.
Операция прошла хорошо, зажило все быстро, хотя Юноша голосил все это время не переставая.
Но Валько рано радовалось: Юноша, как только сняли швы и повязки, снова принялся за свое, да еще неутомимей, чем раньше. Валько спросило у Сотина телефон ветеринара, позвонило. Тот сказал: бывает, остаточные рефлексы, скоро пройдет.
Но прошел месяц, другой — не проходило. Опять Валько позвонило ветеринару:
— Извините, может, вы оставили что-нибудь?
— Что я мог оставить, вы о чем? — рассердился ветеринар. — Говорю же: пройдет!
— Два месяца уже... Не проходит...
Ветеринар гмыкнул. И все-таки пришел, осмотрел Юношу.
— Да нет, все нормально. Что ж ты у нас такой неугомонный? Чем тебе не жизнь? — жри да спи! — укорил он кота, приподняв его над полом.
Юноша, вяло вися в его руках, хмуро смотрел в сторону, а Валько показалось, что он ясно читает в глазах кота: «Моя бы воля, я бы тебе тоже отчекрыжил бы, а потом спросил: чем не жизнь?»
Ветеринар ушел, сказав, что нужно просто потерпеть. Не только у людей, у кошек тоже бывают патологии.
Валько терпело — еще два месяца.
Наконец Юноша успокоился. И начал безостановочно жрать. Валько ограничивало его, Юноша истерически мяукал. Валько, сжалившись, давало немного, Юноша набрасывался, урча чуть не по звериному, но через несколько минут опять начинал просить.
Разъелся, стал толстым и неповоротливым. Зато много спал, в том числе и в постели Валько, устраиваясь строго в центре, так что Валько приходилось примащиваться с краю и осторожно двигать довольно-таки тяжелое тело животного. Юноша был недоволен. Мог и цапнуть: все руки Валько были в царапинах.
Зато Юноша перестал драть мебель, приучился ходить в ящик с песком (песок Валько постоянно меняло), в квартире восстановился нормальный запах, что для Валько было очень важно: он обонянием был всегда щепетилен. И форточку теперь можно было спокойно открывать для проветривания.
Через форточку Юноша и ушел.
Валько не могло поверить. Заглядывало в шкаф, под кровать, под стол, опять в шкаф, опять под кровать, опять под стол, опять в шкаф. Обшарило все закоулки, звало, а потом увидело, что возле форточки слегка оборвана занавеска. Разъевшийся кот, наверное, не мог вспрыгнуть с подоконника одним махом, повис на занавеске, с нее и перебрался на волю.
