И помявшись, краснея от непонятного стыда, рассказала о последних событиях — о письме, звонках, вранье Никаса и его странном голосе.
— Вот, — сказала сипло и прокашлялась, — теперь мне нужно его увидеть, пусть сам скажет.
Атос поднял опущенную голову, с жалостью посмотрел в потерянное лицо.
— Бедная ты девочка… а если он тебе просто соврет?
— Не надо. Ты не говори, ты же не знаешь его.
— Я немного знаю мужчин, Ника. Прости. Хотя…
— Что? — она уставилась в узкое лицо с надеждой.
— Тина тебе хорошо посоветовала. Ты можешь не идти на судно сразу, и сама что-то узнать. Или увидеть.
Потухнув лицом, Ника затрясла головой:
— Нет! Нет. Я не смогу. Это же надо — следить. И еще спрашивать кого-то. Фу, нет, я не могу так. Пусть скажет сам. Если разлюбил, если не нужна, ну что же…
— Ты не понимаешь! Да тыщи мужиков обманывают жен и не собираются уходить никуда! Жена — одно, любовницы — совсем другое. А ты, да он будет держаться за тебя до последнего. Ты красивая, звонкая девочка, на тебя просто смотреть и то радость. Ты вон как это! — он вскинул руку, указывая на пушистое насквозь просвеченное солнцем облачко.
И рассеянный по площади народ стал задирать головы, старательно разглядывая небо вслед его жесту.
Ника фыркнула, и Атос рассмеялся, опуская руку.
— Внимание! — проквакал по громкой связи унылый голос дежурного, — посадка на рейс «Южноморск — Жданов» начинается через десять минут. Просьба пассажиров пройти к трапу. Внимание…
Атос снова взял ее руку. Серые глаза смотрели умоляюще, сутулились прямые плечи, когда нагибался к ее лицу.
— Пожалуйста, Ника. Такая роскошная случайность — поедешь завтра, я провожу, а сегодня рванем к маяку, переночуем потом у меня. Дай мне шанс, я не подведу. Ты такая… Да не могу я тебя упустить!
Она встала, вытаскивая ладонь из теплых пальцев, покачнулась — вдруг сильно закружилась голова.
— Ты все же не понял. Совсем. Как я могу? С тобой и тут же ехать и там с ним. Я рассказала, чтоб понял. А ты — нет.
Атос криво улыбнулся, провел рукой по лицу, дернул себя за хвост, еще раз, сильнее.
— Прости, — поспешно сказала Ника.
— Нормально. Ну я хоть попробовал. Так?
— Да. Мне пора. Спасибо тебе. И еще. Знаешь, мне ведь Никас никогда не говорит, что я красивая. Я думала — я так. Как все.
Атос подхватил сумку. Вместе, касаясь плечами, они пошли к пирсу.
— Как все? Какой же он дурак. Впрочем, нет. Хитрый. Зачем ему нужно, чтоб ты знала о себе такое? Он и молчит. Наверное, еще и говорит гадости. О тебе.
— Не надо, — отозвалась Ника, с неловкостью припоминая все Никасовы смешки, те, что любя «ну ты и кабанчик у меня стала» и тому подобное.
У входа на понтонный причал Атос отдал ей сумку.
— Мы теперь не увидимся, наверное, почти год… — она замялась и с упрямой храбростью продолжила, — ты не думай, что мне обязан или еще что. Ты живи, как жил. А там посмотрим, как получится.
Он улыбнулся. Полез за спину рукой, задирая футболку.
— Чуть не забыл. Вот я тебе, в дорогу, — вытащил из-за ремня небольшую книжку, — там нет этого, о чем говорили, но есть рассказы, они как раз для тебя, Ника-победительница.
Беря в руки потрепанную книгу, Ника увидела на обложке знакомую фамилию и с холодеющим сердцем качнулась к Атосу. Куда же она едет, куда? От него! Сделала шаг и прижалась к груди, изо всех сил.
— Спасибо.
Он поднял за подбородок отчаянное лицо и поцеловал в губы, долго и нежно.
— Тебе спасибо.
Доски под ногами гулко отзывались на шаги, рядом множились шаги посторонних, на которых Ника не оглядывалась, шла, спиной чувствуя мужской взгляд, который тянул ее обратно, и кляла себя за нерешительность. Дура, трусиха, читательница романтических историй! Бросить все, кинуться к нему, убежать в пустую квартиру и там упасть в простыни, орать от дикого восторга, после сидеть на полу, кормить друг друга, а посреди ночи сорваться и шляться по пустому весеннему городу, объедаясь томным запахом акаций, и зная — эта весна для них. Та, другая, загорелая Ника с выгоревшими волосами, наверняка бы не упустила своего счастья. И после носила бы его в себе нежной памятью тела. А ты — домашняя курица, мамина дочка, послушная свекрухина невистка… так и просидишь всю жизнь и ссохнешься у окошка…
— Девушка, вы на моем месте сидите, — низкий мужской голос оторвал Нику от самобичевания, и она растерянно оглядела качающийся салон. Ахнув, припала к круглому забрызганному окошку. Атос качался вместе с причалом, приседал, озабоченно заглядывая внутрь. Ника замахала рукой, потом обеими, роняя с колен подаренную книгу.
— Девушка, — терпеливо напомнил о себе голос, но Ника, отвернувшись, не отводила глаз от еле видной мужской фигуры.
— Мущина! Что вы стоитя, не видитя, сумка не пролазит! Уже б сели и сидели!
Заурчали двигатели, причал плавно поехал назад и в сторону. Выворачивая шею, Ника в последний раз зацепила глазами высокий силуэт, но тут все ушло, и в иллюминаторе заплескалась вода, подпрыгивая в светлый воздух. Откинувшись на спинку высокого кресла, она задышала часто, чтоб не разреветься, уставилась вперед туманными глазами.
Рядом заворочалось что-то большое, сгорбилось, утыкаясь башкой в спинку переднего кресла, кряхтя, поехало куда-то вниз. Ника сфокусировала глаза, шмыгнула, сдвигая ноги, сказала возмущенно:
— Мужчина, вы что там делаете, подо мной. Это мое кресло!
Выныривая из собственных колен, багровое о напряжения лицо повернулось к ней с раздраженным удивлением. На колени Ники шлепнулась книга.
— Твое, говоришь? На билет посмотри.
— Спасибо, — выпалила Ника, хватая книгу обеими руками, — билет? Куда билет? Вам чего вообще?
Мужчина оглядел ее безнадежно, махнул большой рукой и откинулся, закрывая глаза.
— Ехай уже.
Двигатели взревели и комета, мягко укладывая пассажиров чуть навзничь, поднялась на крылья, сверкнула в забрызганных стеклах белыми плоскостями. И рванулась вперед, жестко подпрыгивая на срезанных верхушках волн. Оставляя Южноморск Нине Петровне с товарищем Эдуардом, Атосу с Данькой и его прекрасной Ронкой, Ваське с таксистом Иваном и тренером Митей, Тинке с бабником Гонзой.
Глава 11
Ника и суровая морская реальность
«Вошедший резко отличался от трех африканских снобов красотой, силой сложения и детской верой, что никто не захочет причинить ему ничего дурного, сиявшей в его серьезных глазах. У него большие и тяжелые руки, фигура воина, лицо простофили. Он был одет в дешевый бумажный костюм и прекрасные сапоги. Под блузой выпиралась рукоять револьвера. Его шляпа, к широким полям которой на затылок был пришит белый платок, выглядела палаткой, вместившей гиганта. Он мало говорит и прелестно кивал, словно склонял голову вместе со всем миром, внимающим его интересу. Короче говоря, когда он входил, хотелось посторониться».
Ника придержала пальцем раскрытые страницы и задумалась, глядя перед собой на серую спинку кресла, украшенную сверху полосатой попонкой — чтоб легче отстирывать следы множества голов. Качаясь и дергаясь вместе с кометой, попробовала представить себе красивого воина с лицом простофили, но бумажный костюм и шляпа размером с палатку сбивали. А вот тяжелые руки — понравилось. И насчет «посторониться» — тоже.
Но, в общем-то, она просто любила этого героя и понимала, да автор что угодно мог понаписывать, но раз герой такое совершил — все хорошо.
Кораблик дернуло, кинуло набок, книжка слетела с колен. Ника согнулась и, упираясь теменем в кресло, стала кончиками пальцем трогать шершавый пол. Вот, нашла. Положив пальцы на гладкую кожицу, потянула к себе и, пыхтя, сфокусировала глаза меж джинсовых колен. Под ногами лежал красный прямоугольничек паспорта.
— Ой, — сказала Ника, подхватывая находку, и снова полезла рукой под кресло. Цепляя пальцем, выудила таки улетевшую книгу. И выпрямляясь, независимо посмотрела на соседа, который искоса поглядывал на ее манипуляции.
Положив книгу на колени, удивленно повертела в руках потертый паспорт и собралась открыть, чтоб увидеть — кому вернуть из пассажиров.
— Ну-ка! — тяжелая лапища накрыла паспорт и выдернула его из рук Ники.
Мужчина быстро раскрыл книжицу, мельком заглянул внутрь и стал запихивать в карман старой камуфляжной куртки. Как ни в чем не бывало, откинулся на спинку кресла, смеживая веки.
— Ваш, что ли? — строго спросила Ника.
Сосед чуть повернул большую лобастую голову, приоткрыл глаз:
— Мой.
Теперь уже оба глаза пристально смотрели на Нику, и ей стало неуютно. Странный какой-то дядька, сильно уж большой, в зеленом свитере и вроде как военной почти одежде. Светлые волосы стрижены так коротко, что не поймешь — блондин или седина.
