— Вы отметили крестиками в меню, что предпочитаете на обед? — обратилась ко мне врачиха.
— Мне все равно, — проронил я.
— Как же так? — врачиха недоуменно подернула плечами. — Мы едим только паровые котлеты, а из заказных блюд — витаминный салат. Это море положительных эмоций.
Дальше из разговора врачихи со старушенцией я понял, что после обеда они «часик» отдыхают, перед сном совершают прогулки для «вентиляции легких», а на ночь ставят очистительные клизмы, «чтобы вывести шлаки» и глотают бинты, «чтобы стерилизовать пищевод».
— Глотаете бинты? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Обязательно, — кивнул художник. — И раз в неделю я ничего не ем, пью только дистиллированную воду.
— Моему мужу сорок семь, а смотрите, как он выглядит?! — с гордостью сказала врачиха. — На десять лет моложе! А в пятьдесят его кожа будет как у двадцатилетнего… А вы напрасно так относитесь к еде. Наша пища — половина здоровья. Ну и, конечно, образ жизни, — она пристально посмотрела на меня, как бы догадываясь, что я курильщик, любитель спиртного и вообще весь набит вредными привычками.
Чтобы подтвердить ее догадку, я достал сигареты, пожелал «приятного аппетита» и, прежде чем уйти, спросил, есть ли на территории Дома творчества кафе?
— Чайная за кинотеатром, — сухо сказала врачиха и отвернулась, давая понять, что ее презрению нет границ.
В чайной не оказалось не только водки и вина, но даже кофе — один чай с конфетами. «Ну и скукота, — подумал я, направляясь к морю. — Ладно, познакомлюсь с какой-нибудь одинокой женщиной средних лет, с какой-нибудь скучающей интеллигенткой, проведу с ней недельку».
К этому времени для меня в женщинах уже не оставалось тайн и я уже не боялся к ним привязаться и, оценивая внешность, пытался заглянуть в душу. К сожалению, для мужчин среднего возраста существует некий закон превратностей: приезжаешь на юг с женой — вокруг множество красивых свободных женщин, приезжаешь один — красивых нет, есть просто симпатичные, и те не одни. Впрочем, может, это и не закон вовсе, а наше искаженное видение, какая-то устойчивая вера.
Так или иначе, но ни на пляже, ни на набережной одинокой интеллигентной женщины я не встретил. В поле зрения попадались одни бесформенные толстухи — судя по выговору — с Украины; взад-вперед дефилировали крашеные девицы — их вульгарный вид ничего, кроме брезгливости, не вызывал; в двух-трех местах виднелись более-менее привлекательные особы, но они были с мужчинами. Ко времени обеда мое, и без того не праздничное настроение, стало совсем неважнецким.
После обеда (вновь выслушав занудный разговор сотрапезников о еде и здоровье) я присел покурить на скамью перед Домом творчества. Появились пьяные (или одурманенные наркотиками) хиппи (по экстерьеру, вроде, рангом повыше, чем в Гурзуфе, но с такими же пустыми взглядами), запустили на всю набережную дурацкие звуки, задергались, выкрикивая какую-то тарабарщину.
Рядом на скамье примостился сторож Дома творчества.
— Слушай, где здесь можно выпить? — спросил я.
— В ресторане. Но там жуткие наценки. Гуляют в основном «толстые кошельки» да кавказцы.
— А где-нибудь попроще?
— Попроще? По пятницам выбрасывают в магазине… Но можно купить самогон… Вон белый дом на горе.
— Ну и скукота, — вырвалось у меня.
— Есть кафе «Приморское», но там одни коктейли, только просаживать деньги да кишки полоскать…
«Приморское» оказалось заведением, с претензией на эротический интим — на стенах красовались купальщицы в зазывающих позах; названия коктейлей тоже впечатляли, но страшные цены впечатляли больше. Я выпил пару коктейлей и только хотел взять третий, как бармен объявил:
— Работаем до шести. Потом в помещении крутят фильмы.
Я вышел на залитые солнцем улицы, но даже взбудораженный вином и купальщицами, имея остронаправленный взгляд, одинокой интеллигентной женщины не разглядел. На глаза попадались только не одинокие или совершенно не интеллигентные.
Ближе к вечеру я занизил свои требования — решил найти обычную провинциалку с хорошими формами и хотя бы с тенью интеллигентности. Подошел к одной, стоящей у парапета и тоскливо смотрящей вдаль; формы у нее были что надо, особенно верхней части тела.
— Разглядываете Турцию? Наверно, вам так же одиноко, как и мне. А в ресторане, слышите, зажигательная музыка? Почему бы нам не выпить по бокалу вина? — ради необъятных форм я готов был на все.
— Ой, аж напугали! Что вы, мужчина, говорите такое! Я ж для ресторана не в том наряде! — на меня обрушилась широченная улыбка, дремучий говорок резанул уши — интеллигентностью от него и не пахло.
«Ну и пусть, — мелькнуло в голове. — К черту интеллигентность! Зато какие формы!»
— Отличный наряд! Пошли! — я обхватил провинциалку и повел к ресторану.
Она расхохоталась как идиотка.
— Вы, небось, из столицы?! Жуть, какой настырный! А после, небось, приставать начнете. А мне сегодня нельзя. Я аж третий день не купаюсь.
Это сообщение отрезвило меня, но отступать было поздно. «Ничего, через пару дней все будет как надо», — подумалось.
В ресторане провинциалка напилась, называла меня «родненький мой» и лезла целоваться, потом в танце целовалась с одним из «толстых кошельков», а потом и вообще ушла с каким-то кавказцем.
Поздно вечером я приплелся в свой номер, прилег на кровать; в открытое окно свисали ветви шелковицы, пахло цветами, с набережной доносилась музыка, веселые голоса, а мне было невыносимо тоскливо. Вдруг вспомнил Дом литераторов и подумал: «А ведь сейчас там вовсю шумные застолья… и пусть нет Коваля, зато полно других приятелей»… Меня потянуло в Москву, в привычную обстановку, к единомышленникам.
Утром доплыл до буйка. Погода стояла — лучше нельзя придумать, море было спокойным и прозрачным — даже на глубине просматривалось дно. Издали, с моря, открывался уютный поселок, обрамленный горами, причал с белоснежным катером, пестрый, прямо-таки праздничный пляж. Почему-то издали все кажется красивей, чем вблизи — когда я вышел из моря, пляж уже выглядел далеко не праздничным: кто-то жадно уминал фрукты, кто-то резался в карты… — а мне ни поговорить, ни выпить было не с кем.
Я вернулся в номер, собрал вещи, направился в административный корпус.
— Вот, решил уехать, — сказал администраторше.
— Как? Почему? Вам не понравилось?
— Наоборот, все замечательно. Просто надо ехать. Дела. Неотложные.
В Москве никто не поверил, что я пробыл на юге всего один день — ни родственники, ни соседи; приятель, которому позвонил, поверил, но обозвал «дураком».
К вечеру пришел в Дом литераторов, заказал водки; только выпил рюмку, появляется Коваль. Мы обнялись и я спросил:
— Это ты или твой дух? Ты же в Дании?
— Да ну ее! — махнул рукой Коваль. — Съездил. Скучища. Кругом чистота, все вылизано. С утра моют окна, протирают тротуарчики. Ходишь, словно среди декораций. И люди говорят, и поступают правильно, расчетливо — скучища. Налей-ка водки! В итоге я подумал: «Чего здесь высиживаю? А в Доме литераторов сейчас стариннейший друг, Ленька. Встретимся, обнимемся, разопьем бутылку». Двух дней в этой Дании мне хватило сполна.
— А мне в Планерском хватило и одного, — хмыкнул я и рассказал о поездке.
— Я тебя понимаю, — серьезно сказал Коваль. — В нашем возрасте надо ездить со своим самоваром… Но все же смешно у нас с тобой получилось. Прекрасная история. Давно не виделись называется.
В тот закатный час на набережной было многолюдно. От пристани только что отошел теплоход и волны с шипеньем разливались по пляжу. С противоположного берега реки тянул свежий ветер. Там, в долине, в «зеленой зоне», как ее называли местные, виднелись цветущие луга с редкими кустами тальника. По узкой лестнице из грубого кирпича Алексей спустился к воде и увидел Евгения; он сидел на камне, подперев щеку кулаком, глядя в пространство.
Они познакомились в гостинице, где Алексей остановился с гастрольной бригадой. Утром в холле Алексей взял у стойки чашку кофе и подсел за стол к мужчине, который сосредоточенно что-то писал на разложенных листах бумаги. У него была интеллигентная внешность — узкое, нервное лицо, тонкие руки и умный взгляд; время от времени он рассеянно посматривал на посетителей и снова склонялся к рукописи. Алексею показалось, что они уже где-то виделись, но он никак не мог припомнить, кто этот человек.
— Мы, кажется, уже встречались? — мужчина внимательно посмотрел на Алексея и торопливо убрал исписанные листы. — Вы ведь тоже из Москвы?
Алексей кивнул и сказал, что он пианист и приехал на гастроли.
— Ну вот, наверно, мы и встречались где-нибудь в Доме композиторов или Доме литераторов. Все мы из одной среды и рано или поздно где-то пересекаемся. Ну, давайте считать, что мы уже знакомы. Евгений Тунин. Писатель и доктор технических наук, — несколько официально сказал мужчина, но приветливо привстал и протянул руку.
