А проповедовать в то время можно было только после того, как тебе исполнится тридцать лет и ты получишь соответствующее образование. Иисус был воспитан на Торе и к заповедям Моисея относился с трепетом. Он понимал их глубинный смысл. И открыто выступал против тех раввинов, которые пытались из его живого учения сделать тупые догмы. Он видел в заповедях Моисея глубокий нравственный смысл, что было недоступно другим. Это и явилось причиной его раздора с церковными догматиками.
После одной из его проповедей, потрясенный его речью, я спросил Иисуса, откуда у него такое глубокое понимание нашего мира и этой жизни. Почему в его устах заповеди Моисея звучат так притягательно, словно открытие.
– И что он тебе ответил? – спросил Ванин.
– Он открыл мне тайну, что отцом по крови его был Иуда Галилеянин, а по вере Фарисей Иосиф, давший знания и понимание Торы. Мать Мария подарила любовь к Господу и указала путь к нему, но об этом никто не знал. Не знал даже самый известный евангелист Лука, считавшийся экспертом в истории христианства и одним из биографов Иисуса. Правда, в своем труде «Деяние апостола» он подтверждает тот факт, что Мария бежала с детьми во время переписи, что называется, в самое неподходящее для нее время. Несмотря на опасность Иосиф и Мария соблюли все необходимые условия свадебного ритуала, на что потребовалось определенное время. До места сбора беженцев в Бей-пахала они добрались позже других и там не смогли найти себе места в постоялых дворах и вынуждены были ночевать в хлеве вместе с овцами. Остальное уже общеизвестно.
Иуда из Кариот замолчал и, присев на корточки у камина, то и дело подбрасывал в камин поленья дров. Яркий красный свет освещал его так быстро постаревшее лицо, на котором все явственнее прорисовывались следы страданий, душевных мук, бед и обид.
Чувство тревоги, которое вдруг охватило Сергея Арнольдовича, покинуло его так же внезапно, как и появилось. И только сейчас Ванин заметил, что Иуда вновь облачен в свое тряпье, затхлую одежду и сверху наброшен коричневатый плащ.
– Вы собираетесь уходить? – спросил он Иуду.
– Время пришло, – не поворачивая головы и продолжая поправлять поленья дров, ответил Иуда из Кариот. – Мне пора.
– А как же теперь понимать, кто Иисус? – спохватился Ванин. – Тот мальчик на коне – ваш товарищ? Или тот, который родился в хлеве?
Иуда ответил вопросом на вопрос:
– А в каком году началось восстание под предводительством Иуды Галилеянина?
– В 10-м году от Рождества Христова, – ответил Ванин.
– Ну и вот, – сказал Иуда. – Что тут непонятного?
Он подошел к Сергею Арнольдовичу, сел рядом, положил руку на его плечо и сказал:
– Сегодня Пасха?
– А что делать мне? – спросил его Ванин голосом полным тревоги и смятения.
– Бросай свой бизнес и иди в политику. Тебя там ждут.
Ванин хотел возразить, но Иуда остановил его:
– Я не прощаюсь. Еще поговорим, – и поставив табуретку поудобнее, ловко заскочил на картину, не спеша, с достоинством сел на свое место.
Сергей Арнольдович остался в комнате один. Стало пусто и неуютно. Ванин решил проведать Анну. Она спала сладким сном. Он положил руку на ее ладонь. Анна мгновенно открыла глаза:
– Сережа? – удивленно спросила она.
– Спи, спи, – сказал ей Ванин.
Но Анна с любопытством стала смотреть по сторонам, словно хотела кого-то найти.
– Куда исчез Иуда? – спросила она.
– Ушел к своим, – ответил Ванин.
– Я пойду его посмотрю, – сказала она.
Она молча подошла к картине, встала ногой на ту самую табуретку, на которой двумя минутами раньше стоял Иуда, и вступила в картину. В одно мгновенье она оказалась в трапезной за апостольским столом на месте Марии Магдалены. Анна ловко отломила кусок хлеба и обмакнула его в чашу с вином, стоящую напротив Иисуса. Картина ожила, все зашевелилось. Гвалт за столом стоял неимоверный. Отчетливо был слышен голос апостола Петра:
– Учитель наш! Кто предаст тебя, тот дня не проживет.
– Тихо! – крикнул кто-то властным голосом. Наступила мертвая тишина, сквозь которую слышны были слова Иисуса, обращенные к Иуде: «Брат мой, делай, что должен. Время пришло».
– Это он о чем? – спросила Анна.
– Поручение у меня к нему важное, – ответил Иисус.
Сергей Арнольдович с разбегу влетел в картину.
– Анна! – закричал он что есть силы.
Но трапезная была пуста. Через окна в стене пробивался яркий дневной свет, освещая помещение. Он подошел к тяжелой дубовой двери, кованной железом, отворил засов, толкнул ее плечом. Дверь отворилась, и Ванин провалился в море света, падая куда-то глубоко вниз. Он падал, падал… Над ним появилось какое-то лицо.
«Сереженька, Сереженька!» – слышал он голос Анны. «Папа!» – кричала Юлечка. Он открыл глаза. Первыми словами, что он сказал, были: «Как много солнца!» Он лежал в своей любимой спальне в окружении Анны, Юлечки и малышни. Рядом были Федор, Зинаида Григорьевна, на стуле сидел их семейный доктор Цуца Парменовна Гогишвили.
– Что я Вам говорила? – Обращаясь к Анне, объясняла она с заметным грузинским акцентом. – Бывает такое: спит человек три дня, три ночи подряд и все тут. Организм так решил, значит так и будет. И ничего сделать нельзя. А ну давай, голубчик, ручку, давление смерим, генацвале ты наш.
– Как ты нас напугал, – сказала ему Анна, вытирая влажные глаза. – Какой же ты небритый.
– Сегодня Пасха? – спросил он.
– Да, – ответила Анна. – А ты откуда знаешь?
– Иуда сказал, – ответил Ванин и улыбнулся.
Часть третья
Кому кризис, а кому мать родная
Жизнь продолжалась, и очень скоро Сергей Арнольдович привык к тому, что Иуда из Кариот прочно утвердился в его жизни в качестве консультанта, советника и близкого друга. Правда, об этом никто, кроме самого Сергея Арнольдовича, не знал. В окружении Ванина лишь заметили некоторые новые привычки своего шефа.
Больше всех удивлялась секретарша Евгения Петровна, также уведенная в свое время из министерства. Она была почти ровесница Ванина и знала его с момента прихода в Министерство. Это был классический секретарь со всеми вытекающими последствиями стареющей дамы, убежденной в том, что весь бизнес ее шефа держится на ее личной преданности, исполнительности и порядочности. После многократных неудачных попыток устроить свою личную жизнь она остановилась на том, что решила посвятить себя служению шефу, служению бесполому, построенному на платоническом уважении. Она умела все, что касается ее работы. И в офисе персонал ее боялся не на шутку.
Она знала и видела то, что не видели и не знали другие. Отношения, которые были когда-то у Ванина с Лизой, нисколько ее не смущали. Наоборот, она потворствовала этому и всячески поощряла. Всякий раз, когда, Лиза выходила от шефа после неприлично долгих посиделок, она понимающе ей улыбалась, как бы благодаря за хорошо выполненную работу. Эта улыбка приводила Лизу в бешенство. И часто она, прежде чем выйти из кабинета, просила Ванина отправить Евгению Петровну куда подальше.
Так вот, Евгения Петровна заметила, что после смерти Лизы шеф почему-то стал подолгу задерживаться один в кабинете. Вернее, это стало значительно позже, уже после того, как он женился на Анне Павловне. Она называла жену Ванина только по имени и отчеству. Так ей было ближе. Затем Костя стал составлять ему компанию по вечерам. Однако самое большое удивление у Евгении Петровны вызывало то, что в последнее время шеф, довольно часто стал просить по две чашки кофе, и почему-то вторая всегда была нетронута. Или еще хуже: попросит накрыть что-нибудь перекусить на двоих. А кто второй? Никого нет, сидит один. Евгения Петровна со временем привыкла и к этому и стала воспринимать нововведения шефа как данность.
Между тем мировой экономический кризис для крупного российского капитала нес серьезные риски. И Сергей Арнольдович понимал, как только он доберется до нас, его первыми жертвами станут крупные промышленные предприятия, люди, работающие на них. А ему, ох как не хотелось иметь дело с людьми. И Ванин давно уже озадачил своих премудрых юристов и помощников – найти подходящего покупателя, которому можно было бы «впарить» весь консалидированный пакет Кузбасского бизнеса по баснословной цене. Его финансисты и банковские брокеры, работающие на биржах, прекрасно усвоили школу своих западных коллег и могли в несколько раз увеличить или уменьшить стоимость акций интересующих предприятий. Были бы только деньги и четко поставленная задача. И задача, и деньги были.
