Джексон сидел в своей комнате, исступленно тарабаня по клавишам дешевого игрового компьютера, и на вошедшего Такера не обратил внимания.
— Вниз не хочешь спуститься?
— Не-а.
— Нам втроем легче было бы договориться.
— Знаю я ваши… разговоры.
— Какие?
— «Мамочка и папочка решили, что им надо разойтись, у них проблемы. Но мы сыночка все равно любим, ля-ля-ля, три туфля…» Не пойду.
Господи, подумал Такер, в шесть лет дети уже выучили язык родительских брачных катастроф.
— Джексон, где ты такого набрался?
— Если взять пятьсот фильмов по телику и пятьсот ребят в школе… Получается тысяча. Точно?
— Правильно. Пятьсот и пятьсот — тысяча.
Джексон удовлетворенно кивнул.
— Ладно, не хочешь — не ходи. Только матери не груби, пожалуйста.
— Она знает, что я хочу с тобой?
— Знает. И это ее беспокоит.
— Пап, а нам придется переехать?
— Не знаю. Если не захочешь, то нет.
— Правда?
— Конечно.
— Тогда и ладно, что у тебя нет денег?
— Конечно. Все равно.
Тон и подход сына Такеру понравились. Оказалось, что животрепещущую тему поднял ребенок, пока еще нечетко представляющий, как и вокруг чего вращается планета взрослых.
— Прикольно!
И точно, неплохо. Такер неспешно отправился вниз по лестнице — сообщить жене, что ей придется отказаться не только от ребенка, но и от дома.
Теперь Такер полностью смирился со своей неспособностью поддерживать устойчивый брак. Название союза условное, так как он не имел представления, женат он на Кэт или нет. Кэт всегда называла его мужем, всякий раз это звучало для него несколько странно, но спросить, если ли какие-нибудь документально зафиксированные основания для такого титулования его особы, он все как-то не решался. Конечно, она обиделась бы его забывчивости. Что текущий период его жизни, период трезвости, не прерывался церемонией бракосочетания, он, конечно, помнил, но мало ли что могло произойти до этого… Такер из тех, чьи крупные пороки и мелкие недостатки проходят по жизни вместе с ними, не меняясь и не исчезая, независимо оттого, кто попадается в попутчики. У некоторых его друзей второй брак был удачным, и они с облегчением признавали, что первое партнерство распалось по большей части из-за неудачного стечения обстоятельств. Однако, после того как несколько женщин Такера, одна на другую совершенно не похожих, в один голос жаловались на одно и то же, он убедился, что в его случае дело не в динамике жизни, не во внешних обстоятельствах. Причина в нем. Поначалу что-то наносное — увлеченность, надежда и так далее — помогали затушевать его реальные качества. Но затем первое опьянение проходило, пелена спадала с глаз и на передний план выступало все темное и безобразное.
Чуть ли не чаще всего раздавались жалобы на его безделье. Такер не мог не чувствовать несправедливость этих жалоб, хотя и не по причине их беспочвенности, а потому, что в определенных кругах он считался одним из наиболее выдающихся бездельников Соединенных Штатов. Все эти женщины прекрасно знали, что он с 1986 года пальцем о палец не ударил. Ему казалось, что именно это качество их более всего и привлекает. Но когда он продолжал бездельничать, вступив в контакт с очередной дамой сердца, приходил черед возмущения. Где же справедливость? Он чувствовал, что некоторые из женщин, не исключая Кэт, подсознательно, не признаваясь даже самим себе, мечтали его преобразить, «возродить», вернуть к жизни. Они назначали себя его музами, он откликался на призыв, на их любовь, вдохновлялся и сочинял самые свои страстные и прекрасные вещи. Но порывы вдохновения не длились вечно, и у них на руках оставался бездельник, вечно пьяный экс-лабух, валяющийся на диване в драных джинсах, прилипнув к телевизору или читая викторианские романы. Ни одной из них это не пришлось по нраву. Как их винить за это? Кому такое понравится? С Кэт все было иначе, потому что он бросил пить и воспитывал Джексона. И все-таки она в нем разочаровалась. Он и сам в себе разочаровался, да что толку-то…
Не назвал бы он себя и беспечным разгильдяем. Он не мог равнодушно принять потерю своего таланта — или как там, к дьяволу, назвать тот дар небес, который у него когда-то был. К мысли, что новый альбом, даже новая песня — дело не ближайших дней и месяцев, он привык, но творческую импотенцию свою воспринимал как временное явление. Он постоянно находился в подвешенном состоянии, как пассажир в аэропорту в ожидании рейса. В старые времена, когда часто приходилось летать, Такер так и не приучился дремать над книгой в ожидании регистрации; он ворошил журналы и беспокойно бродил между сувенирными прилавками аэропортов, и потому два последних десятка лет жизни его напоминали долгий, изматывающий, напрягающий нервы процесс перелистывания дурацкого дамского журнала. Знать бы ему, сколько придется еще торчать в ожидании следующего творческого рейса его жизни, — можно было бы что-то предпринять, но пока он лишь сидел, вздыхал, ерзал и раздражал своим бездействием попутчиков — вернее, попутчиц.
«Ты собираешься чем-нибудь заняться?» — спрашивали они, все эти Кэт и Нэт, матери его детей, жены и любовницы, имена которых, увы, все чаще сливались в его сознании в одну неясную кляксу. Он обычно отговаривался, старался успокоить их, заслоняясь какой-нибудь газетой с вакансиями, заверяя, что вот-вот найдет работу или начнет обучаться на бухгалтера. Они же в ответ лишь закатывали глаза, что еще больше ставило его в тупик: ну а как иначе ему покинуть разряд бывших, кроме как найти новую работу? Однажды в ответ на очередной дежурный укор Кэт он справился о ее соображениях по поводу его рабочего применения. По некотором размышлении Кэт сообщила, что ему следует стать автором-исполнителем, но таким, который действительно сочиняет и исполняет песни, а не валяется на диване перед телевизором. Кэт, правда, сформулировала свою идею несколько более многословно и туманно, но сводилась суть ее предложения именно к этому. Здорово он тогда повеселился. Чуть с дивана со смеху не упал. Она рассердилась. Так лопнула еще одна прядь каната, связывающего их семейную пару.
До недавнего времени лучшим — впрочем, и единственным — другом Такера в округе оставался сосед, известный как Фермер Джон — по названию древней песни добрых старых «Премьеров». Звали его Джон, жил он на ферме — чем не Фермер Джон? Затем спокойную сельскую жизнь нарушило некое заметное происшествие, одним из следствий которого стало переименование Фермера Джона в Факера. К телячьему восторгу Такера и ужасу Кэт, с особым энтузиазмом употреблял новое имя их приятеля малолетний Джексон. Происшествие же стряслось вот какое: в 2003 году один из получокнутых фанатов, называющих себя кроуведами, появился на разбитой грунтовой дороге перед жилищем Фермера Джона — в полной уверенности, что здесь обитает Такер Кроу. Джон направился к машине приезжего, чтобы выяснить, что к чему, но тут дверца водителя распахнулась, на дорогу выскочил фанат с фотоаппаратом наперевес, и началась пальба очередями из объектива. Такер никогда особенно не интересовался, чем Фермер Джон зарабатывает на хлеб насущный, но что не фермерским трудом — знал точно. От любопытных Фермер Джон отделывался прибаутками, а то и посылал подальше. Соседи полагали, что живет он каким-то нелегальным, хотя и достаточно безобидным бизнесом. Надо полагать, именно по этой причине Фермер Джон и взбеленился, увидев перед собою фотокамеру. Фотограф спешно ретировался, но, даже оказавшись за рулем и удирая, успел щелкнуть еще несколько снимков. И наиболее жуткие из этих кадров (а Джон даже в спокойном состоянии выглядел устрашающе: здоровый бугай с седыми спутанными космами и угрюмым выражением вечно небритой физиономии) появились в Интернете, начав путешествие от сайта к сайту. Автор снимков Нил Ричи стал чуть ли не знаменитостью. Как же, ведь он видел Такера Кроу после его более чем пятнадцатилетнего затворничества… Эти снимки так и остались последними в Интернете «фотографиями Кроу».
Первым делом Такера удивило такое легковерие киберпространства. Никого не заинтересовало, каким образом человек с 1986 по 2003 год мог настолько измениться. Конечно, он мог поседеть, отпустить космы и зарасти грязью. Но затупить нос и расширить его до пропорций картофелины? Перетащить глаза кучкой к носу? Растянуть рот до ушей, сузить губы в ниточки? Впрочем, сравнивать фото на предмет истинности модели никто не удосужился. Такера успели основательно подзабыть. Да и какая разница, как он теперь выглядит в реальности? Те немногие, кто не забыл его песен, кто возвел их на уровень боевых маршей и молитвенных гимнов, желали видеть именно такого Такера. Если им верить, Такер гений, гений этот свихнулся, а свихнувшегося гения они представляли себе именно таким, каким оказался Фермер Джон. И ярость Джона пришлась как нельзя к месту. Нил Ричи наверняка отщелкал и кучу кадров спокойно шагающего к нему Джона, однако они плохо передавали одержимость человека своим уединением. Как только Фермер Джон взбесился, он мгновенно стал Такером Кроу, повредившимся в уме отшельником. Между тем реальный Такер возил Джексона на матчи Малой лиги, аккуратно подстригал и расчесывал свой серебристый ежик, украшал нос умеренно модными очками без оправы и ежедневно брился по утрам. Может, внутренне он и кипел, как взбесившийся Фермер Джон, но внешностью напоминал эталонного страхового агента с рекламного снимка.
