– Почему вы не почините замок?
– У нас тут наркоман живет, его дружки все время ломают.
Квартира была трехкомнатная, она досталась Ларисе от родителей, которые перебрались в загородный дом. Она жила вдвоем с сыном-школьником. Он уже спал. Коржик подумал, что если вдруг не спит, то должен слышать, что мать пришла с чужим дядей.
Если бы на его месте был сам Коржик, то это могло бы дать толчок развитию эдипова комплекса. К счастью, он рос в полной семье и комплексов у него не было. Во всяком случае, заметных.
Прошли на кухню.
– Чаю? – предложила Лариса.
– Давай.
Пока пили чай, он немного протрезвел.
– А хорошо тебя Людмила поздравила! – вдруг вспомнила Лариса и засмеялась.
– Ты думаешь, я действительно заслуживаю такого подарка?
– Нет, конечно. Она просто хотела обратить на себя внимание. Вам, мужикам, пока прямо в глаза не влезешь – вы и не посмотрите.
– Есть немного, – согласился Коржик.
Он постоянно забывал, что теткам надо говорить комплименты. Мужикам мелочь, а им приятно. Не потому ли так обильны на комплименты старики? Они поняли это, да уже поздно.
Захватив бутылку шампанского, они перешли в комнату Ларисы. Она включила телевизор на минимальной громкости. Коржик нашел какой-то спутниковый канал, где крутили Мэрлина Мэнсона и прилип к экрану. Лариса ушла курить на балкон. Мэнсон был хорош – в бесовском костюме, с металлическим голосом и жуткой раскраской на теле. Эстетика безобразного во всей красе.
Потом Лариса вернулась, села рядом и положила голову ему на плечо. Он обнял ее одной рукой и продолжал смотреть телевизор. Он не знал, нравится ли ей такая музыка, и не хотел знать. Он также не хотел знать, кем был ее муж и где он сейчас, не хотел рассказывать, кто его жена и какие у них отношения. В Мэнсоне был драйв, а в таких разговорах драйва не было. Одна только скука.
Программа закончилась, и они по очереди отправились в душ. Потом забрались под одеяло. Потом «сделали любовь», как говорят американцы. Опасения Коржика подтвердились – Ларисы было слишком много, гораздо больше, чем ему требовалось. Это было неинтересно. Иногда в разгар страсти он представлял себя со стороны, и ему становилось смешно. Ей очень нравилось целоваться с языком, но изо рта у нее пахло дымом, а Коржик не курил. Ему вспоминались сновидения, где он опять видел себя курящим через много лет после того, как бросил. Это было как оживший кошмар.
Утомленные «деланьем любви» они уснули.
В шесть утра Лариса его разбудила – пора уходить, пока сын не проснулся. Он ненавидел эти ранние уходы, когда еще хочется спать.
Коржик вышел из подъезда и подумал, что второй такой встречи, наверное, не будет. Если, конечно, она не станет на ней сильно настаивать.
И еще он подумал, что если ее раньше трахал Толян, а сегодня – он, то они с Толяном стали вроде бы как родственники. Или нет? Во всяком случае – не совсем чужие друг другу. И если с Толяном вдруг что-нибудь случится, то и он, как дальний родственник, будет иметь право на часть его наследства. Он согласен даже, чтобы это была небольшая часть.
«Нужно будет проконсультироваться у юриста», – подумал он.
В январе обстановка в офисе изменилась. Это почувствовали все. Замутдинов уже не бегал по коридорам с зажатым в мозолистой руке телефоном, и не отдавал распоряжений продавать и покупать все на свете. И телефон у него звонил уже не так часто. Он подавленно сидел за своим столом и кнопил новый ноутбук. А Моколь сидел напротив и кнопил свой. Коржик видел их унылые лица, когда проходил по коридору мимо. На обед они теперь приходили не в числе первых, а ждали, пока схлынет основной поток. Если повариха звала их в начале трапезы, они отказывались, ссылаясь на занятость. Казалось, они чего-то ждали. Коржик знал чего – решающего разговора с Толяном. Но тот их все не вызывал.
Они подолгу курили на лестнице и о чем-то шептались. Когда Коржик проходил мимо, они провожали его угрюмыми взглядами. Замутдинов перестал не только трясти его руку обеими своими, но даже и просто кивать. Они не видели Коржика в упор.
Коржику от этого было ни холодно ни жарко. Он знал, что их уже здесь не было. На лестнице стояли только их тени. Плавать по морю бизнеса им придется в другом месте.
И настал день, когда они исчезли вовсе – тихо и незаметно, как исчезают весной засохшие мухи, пролежавшие всю зиму между рамами. Он задержался с утра на пару часов и не видел, как все произошло. Их столы стояли пустыми, а компьютерщица складывала новые ноутбуки в коробки. Она повезла их обратно в магазин и сдала со скидкой. Деньги отдала Ларисе. Толян позвонил на охрану и распорядился Замутдинова и Моколя больше не пускать. Коржик ожидал, что он вызовет его к себе и поблагодарит за работу. Выдаст, например, премию или отметит как-то по-другому – хотя бы вымпелом или почетной грамотой.
Но этого не произошло. Как и раньше, он занимался трубами и цементом. А отношение Толяна к нему стало даже более прохладным, чем прежде. Коржик недоумевал. Он не мог понять, в чем дело. А потом вдруг до него дошло. Толяну было неудобно, что он так легко позволил почти что обвести себя вокруг пальца. Такой крутой бизнесмен, а тут так лоханулся. А он, Коржик, с одной стороны, удержал его от этой сделки, но с другой – был этому свидетелем. Поэтому ждать благодарности не приходилось.
Толян занялся поисками нового фаворита. К старым у него возврата не было. Лучшее, на что все они могли рассчитывать – что их не уволят.
Но Коржик все еще надеялся замутить с ним совместный бизнес и пока не уходил из конторы.
Однажды, пребывая в благодушном настроении, Коржик решил, что работает у Толяна уже долго и может попросить кредит. Он выбрал момент и зашел к нему в кабинет. Момент оказался неудачным. Толян как раз отправлял очередной платеж по модему через свой чухонский банк.
– Анатолий, – сказал он, испытывая некоторую неловкость, просить всегда неловко, – тут такое дело – хочу машину сменить. Ты не мог бы одолжить мне денег?
Толян заерзал в кресле, как будто там вдруг обнаружилась кнопка или шило.
– Нет, Сергей, – сказал он, – сейчас с деньгами напряг. Не получится.
И он развел руками, как бы подтверждая свои слова. При этом он избегал смотреть Коржику в глаза.
Тот не ожидал отказа. Кровь прилила ему к лицу, и он почувствовал, что щеки стали горячими:
– Да мне немного и надо… – продолжал уже он по инерции.
Он думал, что Толян спросит о сумме, а потом скажет, что столько сейчас у него нет и предложит втрое меньше. Но тот решил вообще ничего не давать.
– Сережа, кранты сейчас с финансами, – соврал Толян, не смигнув. – Сам занимаю у партнеров. И не знаю, когда отдам. Не могу.
Коржику стало обидно за себя и стыдно за него. «Я же тебя, блядь, удержал от покупки батареечного завода. Где бы ты сейчас был, если бы Замутдинов тебя окрутил? А ты жалеешь мне несколько несчастных тысяч, да и то в долг. Жлоб ты хренов!» А вслух сказал:
– Ну, а справку для кредита можешь дать?
– Это пожалуйста, – обрадовался он. – Скажи в бухгалтерии, пусть составят, а я подпишу.
Коржик вышел из кабинета, наткнувшись плечом на дверной косяк. То, что произошло, было невероятно. Человека, придумавшего столько финансовых схем, ведущего такой обширный бизнес, заклинило на мелочи. «Вот поэтому ты, Толян, и не олигарх, – подумал он, – мелочность мешает. Хотя с твоей энергией ты давно уже мог бы им стать».
Справку для него бухгалтерши составили, а Толян подписал. Коржик прочитал ее внимательно и понял, что это филькина грамота. Она была дана от «Метпрома», где он не числился, и соответствующей записи на этот счет у него в трудовой не было. Случись чего, банк по такой справке легко мог бы обвинить его в подлоге и мошенничестве.
Он скомкал ее и бросил в корзину. Посмотрел в окно. По Тверской, как всегда, текла праздная толпа. Кредит накрылся, идти в банк было незачем. А ему хотелось еще раз увидеть банковских клерков, хоть он их и не любил.
«А вот интересно, – подумал он, – как все могло бы выглядеть, если бы заменить клерков в банке на бомжей?». И фантазия нарисовала ему такую картину.
Грязная и вонючая толпа запрудила утром центральные улицы. Опухшие мужики и такие же тетки с разбитыми харями нетвердой походкой, натыкаясь друг на друга, разбредались по своим офисам. Некоторые, трясясь от утренней прохлады и похмелья, подбирали бычки с тротуара и жадно закуривали. Другие судорожно рылись по карманам в поисках мелочи на пиво и трясли слипшимися космами, полными вшей. Многие надсадно кашляли, и нормальные граждане шарахались от них в сторону.
Иногда исчерпавшие свой жизненный ресурс экземпляры падали на тротуары и тут же помирали. Дворники оттаскивали их за ноги в сторону и накрывали грязной мешковиной. Из-под нее торчали до крайности стоптанные башмаки, порой разного цвета и размера.
