Нам со Златой сейчас по глотку – не помешает.
Хотя ей со спиртным стоит быть поаккуратнее.
Впрочем…
Мужчине не имеет смысл учить женщину двум вещам: как варить суп и как ребенка вынашивать.
Аксиома, блин.
И почему труднее всего мы усваиваем самые простые истины?
Обратно в Марсель мы вернулись, когда уже начинало темнеть.
Поужинали в небольшом симпатичном ресторанчике в Старом порту и пошли бродить по городу, каждый по своему маршруту.
Мы со Златой, благо на улицах уже стемнело, решили пройтись до гостиницы пешочком, без цели, просто разглядывая город и обмениваясь впечатлениями.
Я предложил такси нанять, по причине приятной усталости и благодушия, но Златка решительно воспротивилась.
Типа – давай жирок после еды растрясем.
Прогуляемся.
Ага, прогулялись.
Прежде всего мы – элементарно потерялись.
Решили, понимаешь, срезать путь до бульваров через старые дворы.
И – заблудились.
Сначала это было даже весело.
Заблудиться в маленьком городе, где все дороги ведут к морю, точнее, к Старому Порту, – это надо ухитриться.
У нас, на беду, получилось.
Поэтому, когда мы после почти часа блужданий на одном из плохо освещенных перекрестков в старом районе города увидели чеченца Альвея, то обрадовались ему как родному.
И напрасно.
Потому что он тоже заблудился.
Вызвался купить сестре и ее мужу местного вина и сыра в каком-нибудь магазинчике, так как единственный из троицы чуть-чуть владел иностранным языком.
Английским.
Который в арабоговорящем Марселе – почти бесполезен.
Так, только дорогу спросить.
И то, если у этих носорогов будет настроение показывать.
Короче, пошел наш чеченский вьюнош искать магазин, и не только его не нашел, но и дорогу обратно отыскать не может.
Уже часа полтора блуждает по каменным лабиринтам.
Вот ведь, блин, как бывает.
Все-таки чужая страна сближает, думаю.
Несмотря ни на что.
Пошли блуждать вместе.
Я ему даже пообещал, что помогу нормальное вино выбрать, сам-то он почти ничего в этом деле не понимал, у них вино пить не принято.
Соображал только, что ему нужно красное и сухое.
Под сыр.
Мы со Златой в ответ посмеялись искренне над бедолагой, но беззлобно.
– Здесь красных сухих вин больше, чем баранов в ваших горах, – хохочу. – Ты что, в первый раз во Франции?
– Я?! – вскидывается.
Потом сникает.
– Ну да, – говорит. – В первый. Вообще за границей впервые. Сестра замуж вышла, отец ее мужа турпоездку им подарил. Медовый месяц. Ну, и меня попросил за ними приглядеть. Они молодые, не понимают еще ничего, а я хоть в Москве учился, на юридическом. А до этого за федералов воевал, за вас, в смысле. Теперь вот в Гудермесе служу.
– В милиции? – кривлюсь. – Или в прокуратуре?
– Да нет. На нефтянке, в юридическом департаменте. В милицию не хочу, а хорошие юристы везде нужны. Отец мужа сестры там директор, вот и отпустил.
– Забавно, – мотаю головой, – у вас устроено…
Он вздыхает.
– Нормально устроено. Наши тейпы всегда дружили и роднились. А то, что все не так, как у вас в Москве, я знаю. Когда учиться приехал, тоже долго не мог понять, что к чему. У нас все проще.
– Да, – вздыхаю в ответ, – для тебя, может, и проще. Для меня – по-другому. Ну ладно, хорош философствовать, домой пора. Вон перекресток видишь? Улица перпендикулярная, похоже, вниз ведет, к морю. Пойдем туда, там и определимся. В крайнем случае такси возьмем.
– Давай, – соглашается, – попробуем. Уже устал тут ходить. Думаю, гостиница где-то близко. Не мог я далеко убежать…
…На этом перекрестке они нас и накрыли.
Нет, не арабы с ножами.
Хуже.
Бритиша.
Те самые, старые знакомые.
Выследили все-таки, сцуко.
Ту же тактику применили, что собирались в Праге использовать: выхватили передовой отряд до приезда основной группы.
Думаю, сегодня вечером не мне одному под раздачу попадать.
Еще кто-нибудь наверняка опиздюлится.
И – на чистых руках.
Но мне-то от этого не легче.
Их – человек восемь.
Я один.
Да еще Злата.
Слишком лакомый кусок для этих ублюдков.
Толкнул ее в ту сторону, куда вместе идти собирались, – вниз, к морю.
– Беги, – шиплю, – как можно быстрее.
– Почему?!
– Беги, дура! – ору. – Альвей, уводи девку!!!
– Не понял? – удивляется.
Ну вот, думаю.
Приехали.
А эти – все ближе и ближе.
Идут, ухмыляются.
Все.
…Я ей та-а-акую пощечину влепил… До сих пор себе простить не могу. Но тогда другого выхода не было.
Никакого.
Она заплакала и побежала.
Сначала медленно, потом быстрее и быстрее.
Так, думаю.
Одну проблему вроде решил.
– Уходи, – говорю чечену как можно спокойнее. – Уходи, парень. Это не твоя война.
Он только башкой помотал.
– Я, – усмехается, – понял. Кажется. Насчет войны. Не дурак, газеты читаю. Но спроси кого хочешь – Альвей Халилов никогда ни от кого не бегал. И сейчас не побежит.
Вот ведь чокнутый…
– Значит, будем подыхать вместе. Это серьезно, Альвей Халилов. Серьезнее не бывает.
Молчит.
Только длинно, презрительно сплевывает на древний булыжник горбатого марсельского перекрестка.
И, гляжу, начинает разминать кулаки размеренными круговыми движениями.
Ладно, думаю.
Ты сам это выбрал, чечен.
Меня потом совесть мучить не будет.
Если сам выживу, разумеется…
…Нас спасло только то, что они сначала решили с нами поиграть.
Как кошка с мышкой.
Посмеяться, потихонечку распаляясь.
Я даже одного достать успел.
Дождался, пока он вытянется на выпаде, и – достал.
Не так много.
Но все равно приятно.
Завалить они нас успели.
И даже немного попинали.
Так, самую малость.
Особенно неприятно по лицу получать, когда уже положили, а закрыться не успел.
Хорошо еще отвернуться получилось, уже в процессе, а то б точно нос прямо в мозг вошел. Или, в лучшем случае, плоским стал, как у сифилитика.
А так – только пару зубов потом выплюнул.
Сбоку.
Ну, и еще по голове разок неплохо попали.
В такой ситуации, как ее ни закрывай – все равно получишь, даже если против тебя клоуны из детсада стоят.
Эти были – явно не клоуны.
Знали свое дело, мать их так.
И любили.
Так что в голову прилетело неплохо.
И по ребрам…
…А потом завыли сирены полицейских машин, и – только тени метнулись в разные стороны.
Захочешь – не догонишь.
Да еще в таком лабиринте…
…Подполз к фонарному столбу, выплюнул лишние зубы, уперся в тумбу спиной, принял с трудом сидячее положение.
Больно-то, блин, как, думаю.
Щупаю рожу – походу, один сплошной синяк.
И во рту кровь вперемешку с зубами.
Сплюнул кое-как, а все одно солено.
Потрогал бока – нет, ребра, вроде, не сломаны.
Уже хорошо.
Крепко, думаю, нам досталось сегодня.
Но могло быть и круче.
Если б менты вовремя не подъехали.
Бритишей пасли, что ли?
Наверное.
Или кто из местных позвонил…
…Гляжу – чечен тоже потихоньку шевелиться начал, встать даже пытается.
Это ты напрасно, усмехаюсь.
Лучше посидеть, пока звон в башке не уляжется.
Но он все-таки встал.
Доковылял кое-как до «моего» столба, рядом уселся.
– Это кто был? – шевелит разбитыми в мясо, вывернутыми губами.
Мои, думаю, не лучше.
Да еще Злату обидел…
– Англичане. У нас с ними война. То мы их положим, то – как сегодня. Но для полиции они – арабы местные, договорились? Ограбить пытались. Иначе будет – не по нашим понятиям, извини. Сигарету хочешь?
– Не откажусь, – вздыхает.
Вставляю ему в разбитые губы фильтр, прикуриваем.
Тут и полиция подъезжает.
Первой из их машины Злата выпрыгивает.
И бегом ко мне.
Даже быстрее, чем убегала после пощечины.
Вот, значит, как…
…Я прикрываю глаза.
Молодец, девочка.
Как же мне стыдно, что пришлось тебя ударить. И как хорошо, что ты все поняла и мне не придется с тобой объясняться.
Повезло, думаю.
Даже не сейчас.
А еще тогда, в Праге…
Все-таки менты во всех странах мира, сцуко, одинаковы.
Для начала они попытались нас арестовать, а когда поняли, что арестовывать не за что, – жутко обиделись.
Мне их даже жалко стало слегонца.
Дети, чистые дети.
Хорошо, хоть умыться в участке разрешили.
И – переодеться, потому как ехать в отель с нашими багрово-фиолетовыми лицами, да еще в драной окровавленной одежде – значит нарушить элементарные правила приличия.
Пришлось Злате узнать наши размеры и метнуться на такси до ближайшего магазинчика…
…Альвей долго смотрел на мою порванную в клочья футболку с надписью «Я русский».
– Не переживай, – говорю, – у меня еще такая в запасе имеется.
Он – хмыкает.
Потом долго о чем-то думает.
Наблюдать за мыслительным процессом на в мясо раскуроченной чеченской таблице – прикольно, врать не буду.
