Приходится к Глебу с Ингой отвозить, спасибо, принимают пока по дружбе.
А так – и дома оставлять можно.
Под присмотром той же домработницы: ей их пару раз в день прийти покормить не сложно будет, за дополнительные деньги.
Хотя о чем это я?
У меня же теперь – Злата.
– А работаете кем? – спрашивает.
– Журналистом работаю, – жму плечами, – а что?
– Да нет, – хлюпает носом, – неважно…
Молчим.
Дорога под колесами шелестит.
Хорошо.
– А я, – вздыхает, – от родителей сбежала. Из дома отдыха.
Я хмыкаю.
– И зачем? – интересуюсь.
– Да ну их, – передергивает плечами под тонкой, не по погоде, модной курточкой. – Надоели. «Леля, туда не ходи, Леля, на дискотеке не задерживайся. Леля, этот мальчик тебе не пара». А мне, между прочим, уже девятнадцать исполнилось, я в универе на втором курсе учусь, не маленькая уже. Вот и сбежала. Сейчас к подруге в Зеленоград приеду, мы с ней что-нибудь придумаем.
– Понятно, – усмехаюсь. – Знакомые проблемы. Я сам универ заканчивал, правда, уже давно, пять лет назад. И с родителями тоже постоянно ругался, кстати. Хотя и по другим поводам.
– Здорово! – блестит глазами. – А что заканчивал? Журфак? А я – на экономике!
– Ну и молодец, – смеюсь. – В Зеленограде куда?
– А-а-а, – машет рукой, – до любой автобусной остановки. Там доберусь уж, город-то маленький.
– Хорошо, – киваю. – А то мне по фигу, мог бы и до дома подружкиного довезти. Боюсь только, кошак не поймет. Не рейсер он у меня, понимаешь.
Она снова смеется.
Хороший у нее смех, думаю.
Заразительный.
– А ты сказал, – незаметно переходит на «ты», – что у тебя в скором времени жена предвидится. Это ты как, абстрактно?
– Да нет, вполне конкретно. В апреле месяце расписываемся. Хотели попозже, когда она университет закончит, но не получается.
– Почему это? – удивляется.
– Девочка, – смеюсь, – а ты что, не догадываешься?!
Она некоторое время хлопает наивно длиннющими ресницами.
Потом хохочет.
– Ну, вы молодцы-ы-ы, – давится смехом, – трудно предохраняться было, что ли?
– Да нет, – жму плечами. – Не трудно. Просто – не хотелось. Когда-нибудь сама поймешь такое нежелание.
– Когда-нибудь, наверное, пойму, – соглашается.
Грустно так соглашается, кстати.
Молчим.
Едем.
– А твоя невеста, я так поняла, тоже в универе учится? Может, я ее знаю?
– Да вряд ли, – хмыкаю. – Она не в Московском учится. Не в МГУ, в смысле. В Праге. На славистике.
– Вот это да! – распахивает глазищи. – А как ее туда занесло?!
– Странно, – говорю, – было бы, если б ее в какое другое место занесло. Потому как родилась она там. Самая настоящая чистокровная чешка. Я осенью в Праге был, там и познакомились.
О том, что я там на футболе был, разумеется, деликатно умалчиваю.
Зачем ребенку голову ненужной инфой забивать?
Хуже бессмысленной и невостребованной информации – только венерические заболевания, я так думаю.
Она молчит.
Долго молчит.
Размышляет о чем-то своем.
И вдруг:
– Останови машину!
– ???
– Останови машину, кому сказала!
И – чуть ли не за руку меня хватает.
А руки у меня, между прочим, на руле.
И скорость хорошо за восемьдесят.
Остановился чуть ли не юзом.
– Ты че, – ору на нее, – совсем с ума сошла?!
А она уже ручку рвет, из машины выпрыгнуть пытается.
Ага.
Я всегда, прежде чем тронуться, двери блокирую. И только потом – пристегиваюсь.
Есть, знаете ли, горький опыт с украденными барсетками.
– Так, – говорю, внезапно успокаиваясь.
Меня, кстати, за то и ценят: в обычной ситуации могу сколько угодно комплексовать, страдать и рефлексировать.
Угумс…
А в критической – башка почему-то сама по себе сразу чистой становится.
Не мозг, а боевой компьютер.
Когда отхожу от адреналинового впрыска – сам себе удивляюсь, не поверите.
– Так, – повторяю. – Сначала ты мне все объяснишь. И свою истерику, и почему собралась нас обоих угробить. А потом я, может быть, тебя и выпущу. А может – выпорю и отвезу к родителям в санаторий. Или в психушку какую, по обстоятельствам.
Она сердито смотрит мне в глаза, но, видимо, что-то в моем взгляде кажется ей убедительным.
Да еще и кошак с задней сидушки заводит свою грозную утробную боевую песнь.
Ему, похоже, тоже наша внезапная остановка по требованию не понравилась.
– Ну?!
Молчит.
Только глаза стремительно заполняются горячей злой влагой.
Я – снова закуриваю.
– Ты не понимаешь, – шепчет. – Ни черта ты не понимаешь!
– Не понимаю, – соглашаюсь. – И не пойму, пока ты не объяснишь. Желательно словами. А не хватанием водилы за руки на скорости в восемьдесят километров в час. Так что – валяй. Я слушаю.
Смотрит исподлобья.
Даже подбородок вперед выставила.
Может, ее и вправду имеет смысл из тачки высадить, эту психованную?
Да нет.
Жалко.
Лес кругом, до ближайшей деревни километра четыре как минимум.
Замерзнет на фиг.
А меня потом совесть замучает.
– Ну?! – повторяю, повысив голос. – Что молчим, кого ждем?
Молчит еще секунд эдак тридцать.
Потом – носом хлюпает.
Похоже – сдается.
На милость победителя, ага.
– Дай сигарету, – просит.
Именно просит, не требует.
И неожиданно добавляет полушепотом:
– Ну пожалуйста…
Роюсь в бардачке, нахожу там легкий Златин «Вог».
Мои для нее чересчур крепкими покажутся – сто процентов.
– Держи, – говорю. – Это тебе подарок. Заочный. От моей чешской невесты. Травись на здоровье.
Она плачет.
Потом, чуть успокоившись, прикуривает.
Дымит, набычившись.
Я молчу.
Наконец решается.
– Знаешь, – спрашивает, – какое у нас на курсе соотношение парней и девчонок? Один к пяти!
– И что? – удивляюсь. – Это же экономика. Там всегда так было. На юридическом, к примеру, думаю, наоборот.
Она морщится.
– На юрфаке, – кривится, – парней, конечно, побольше. Но все равно немногим больше половины. И то за счет кавказцев. А те, кто есть, – или пьют, или колются. Или, того хуже, по гей-клубам тусуют, как подорванные.
– Ну, допустим. А я здесь при чем?
– При чем?! – смотрит зло. – Не при чем, конечно. Просто вот смотрю на тебя и вижу – этот точно не при чем: не алкаш, не героинщик. Сильный, обеспеченный. Не дурак, похоже. Но – совершенно не при чем. И я не при чем. И мои подруги не при чем. А какая-то шлюха чешская – при чем.
Пощечину я ей вкатил, конечно.
Не за себя.
За Злату.
– Знаешь, – говорю медленно, зло и раздельно. – Когда тебя накроет по-настоящему, ты тоже не будешь рассуждать, кто русский, а кто не русский. Когда полюбишь. А вот остальное – только от тебя зависит. Моя будущая жена, к примеру, будет русской. Я этого добьюсь. И жить будет – здесь, в Москве. И дай бог, чтобы твой будущий парень, кто бы он ни был по крови, оказался таким же русским, какой станет эта чешская девочка. Все понятно?
Молчит.
Похоже, думает.
А я – лезу в карман за сигаретами.
– Извини, что ударил. Женщин бить вообще-то нельзя. Особенно маленьких. Не сдержался. Тебе б, наверное, тоже было неприятно, если б тебя какая курица малолетняя шлюхой за глаза окрестила.
Она неожиданно мелко-мелко кивает и тупо утыкается мне в плечо.
Плачет, дура малолетняя.
Только плечи вздрагивают.
И я понимаю, что мне придется еще постоять тут, покурить, пока она успокоится…
…Потом даю ей упаковку бумажных салфеток, чтобы вытерлась, довожу до окраины Зеленограда и высаживаю на первой попавшейся автобусной остановке.
Уфф…
Не знаю, хочется ли мне сейчас шашлыка, но вот водки я точно выпью.
Доехал, погудел, запарковался.
Занес кота в каминную, сдал на руки Инге.
И на лапы мускулисто-серого папаши, принявшегося закладывать вокруг сыночка виражи.
Цицерон, отец моего кремового дурака – скотина еще более серьезная.
Арамис это прекрасно, зараза, понимает.
Завалился на спину, начал хватать лапами воздух, играть, вертеться, изображая маленького котеночка.
Авось, типа, папа не обидит.
Папа и не стал.
Обнюхались и побежали куда-то по своим срочным кошачьим делам, друг через друга перепрыгивая.
Играть, наверное.
Или с мамашей здороваться.
Мне бы, блин, думаю, их заботы…
…А мы с хозяйкой, прихватив бутылку коньяка, пошли за дом, к барбекюшнице, где уже колдовал над мангалом довольный жизнью Али.
Нет, мясо он пока что еще не ставил, рано.
Народ не весь съехался.
Они с Мажором дрова в мангале выжигали, угли готовили.
Ага.
Глеб готовые магазинные угли для шашлыка не признает, хоть и хранит в гараже мешок-другой про запас. На случай, когда времени на готовку мало, а публика – злая и предельно голодная.
Тогда – да.
А так – все должно идти своим чередом.
И вообще – в пьянке важен антураж, что они с Мажором нам немедленно и продемонстрировали.
