В те моменты, когда не надо было контролировать, я с завистью глядел на шофера. Он тоже был мне знаком (видимо, они работали в паре с экспедитором) и, как обычно, разминался, гулял неподалеку от кабины «КамАЗа», попивая свою неизменную кока-колу… Что ж, он свое дело сделал, теперь отдыхает.
Зазвонил телефон. Я не додумался взять трубку с собой и теперь мялся, не зная, что делать, — страшно было оставлять мужичков без присмотра (вдруг что, а экспедитор не заметит), но и звонок может быть важным.
— Так, погодите минуту, — решился, остановил я грузчиков. — Перекурите. — И побежал в офис.
— Алло!
— Роман? — В трубке голос Марины. — Привет, как дела?
Обычно я радовался ее звонкам; я снова научился, как когда-то, в пятнадцать лет, часами болтать по телефону, сейчас же, конечно, почувствовал почти бешенство. Там, может, коробки налево таскают, а она по пустякам…
— Извини, говорить не могу, — скороговоркой ответил, — принимаю товар. Перезвони через час.
— Я хотела только…
Я нажал кнопочку «OFF»… Пусть обижается, дело ее… Рисковать из-за ее кокетливого голоска я не хочу. Да и вообще — я на работе…
— Так что, продолжаем? — Встав на свой пост, мельком, но цепко оглядел грузчиков, экспедитора, положение коробок.
Забычковав сигареты, грузчики принялись дальше зарабатывать обещанные полтинники.
И снова — женские туфли, женские полусапожки, мужские ботинки, детские туфли на девочку, кроссовки… Внутри склада вырастали колонны, пирамиды, создавались из коробок причудливые лабиринты. Такой просторный и полупустой еще утром, теперь он на глазах уменьшался, зарастал картонными кубами. И я уже стал опасаться: войдет ли все, что привез «КамАЗ», влезет ли?.. Ну и заказал в этот раз Володька! Впрочем, он объяснял, что конец года — цены пока одни, а после праздников наверняка снова подскочат. Инфляция ведь не только у нас, в Польше тоже не слабей. Так что вот приходится…
Но все же в конце концов кончилось, влезло. Я вымотался, кажется, похлеще грузчиков; руководить — тоже еще какая работка… Стальные створки ворот показались мне настолько тяжелыми, что я еле сдвинул их. Три раза провернул ключ в замке, проверил — заперто. Через дверь вышел на улицу.
Первым делом расплатился с мужичками. Те спрятали пятидесятирублевки в карман, кивнули на прощанье и, закурив бычки, побрели искать новую подработку. А мы с экспедитором засели в офисе и долго сверяли пометки в моем блокноте с накладными. По двум моделям количество расходилось, и нам пришлось выискивать их в складских лабиринтах, пересчитывать коробки. По одной модели выяснилось быстро, а по второй получилась серьезная заморочка. Грузчики напутали, поставили три коробки женских замшевых полусапожек к женским полусапожкам из нубука, а я тоже каким-то образом не отметил как раз эти три коробки в блокноте. Моя ошибка наложилась на их ошибку, и получилось, что три коробки исчезли. Я уж хотел не подписывать накладную, но, слава богу, они вовремя обнаружились.
— Фуф! Ну, теперь все в поряде! — выдохнул я облегченно, снимая колпачок с гелевой ручки.
Экспедитор тоже повеселел, мы тепло попрощались; он передал привет Вэлу. «КамАЗ» завелся, отфыркиваясь, развернулся в узеньком безымянном переулочке. Уехал.
Еще раз проверив ворота, я закрыл дверь, вернулся в офис. Приготовил кофейку покрепче. С удовольствием закурил (пока нет хозяина, можно позволить себе) и продолжил мочить фашистов в их тайной лаборатории…
Но то ли я утомился, то ли не должно везти во всем — фрицы слишком быстро меня убивали, и уже через несколько минут игры на мониторе загорелась кровавая надпись: «Акция провалена».
В итоге я позвонил в ДК Ленсовета, попросил позвать Марину из буфета… Еще до того, как она произнесла: «Алло?», я услышал ее запыхавшееся дыхание. Бежала, наверно, бедняжка…
Я ласковым голосом предложил:
— Мурлысь, давай я заеду за тобой к десяти?
— Да, — она, судя по голосу, пришла в восторг, — и мы как-нибудь незабываемо проведем вечер! Хорошо?
— Ну-дак, — приосанился я в Володькином кресле, — естественно.
(Окончание следует.)
Сергей Белорусец
Из белой тьмы
Белорусец Сергей Маркович родился в 1959 году в Москве. Окончил Государственную академию физической культуры. Стихи и переводы публиковались в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Юность», «Арион» и др. Автор нескольких книг для детей. Живет в Москве. В «Новом мире» печатается впервые.
* * *
Стариковские пальцы конверт бестолково мнут,
Оставляя за кадром, допустим, такой сюжет:
Обещала перезвонить через пять минут.
А сама прислала письмо. Через тридцать лет.
Начинается поиск сидящих на лбу очков.
Продолжается он же, которому нет конца:
Адресат блуждает по кухне, желтой от кабачков,
Не замечая в зеркале собственного лица…
* * *
Улетел туалетный утенок.
Ангелоидом стал нетопырь.
В магазине горящих путевок
Не отыщешь бесплатной — в Сибирь.
Гусь свинье и товарищ Кащею,
Чуть живой заводной соловей,
Ты бросаешься веку на шею,
Кто угодно по крови своей.
Век тебе отвечает, как может,
Разноцветными нитками шит:
Ворожит, ублажает, корежит,
Лезет в душу, на помощь спешит…
Благородный любитель халявы,
Теневой председатель жлобья,
Даст тебе он и денег, и славы.
А потом — закопает в себя.
Даст тебе он и зрелищ, и хлеба,
И земное подобье судьбы,
И — сквозное присутствие неба
Над любым пятачком городьбы…
* * *
Откупорив бутылку об оградку
Газончика, взошедшего на днях,
Губами припадешь к миропорядку —
И скроешься в неброских зеленях.
Земную жизнь пройдя по захолустьям,
Привал устроишь в парковом лесу, —
И бабочка — лимонница, допустим, —
Как желтый ангел, сядет на джинсу…
* * *
Взявшиеся словно дважды два,
Запиши пришедшие слова.
Звездочки в количестве трех штук
Нарисуй над ними (ноутбук
До сих пор — не по карману, что ж,
Без него, сдается, проживешь
Лет еще… Бог знает сколько лет…).
Погляди в окно. Поешь котлет.
Ржавой переделкинской водой
В общем душе голову помой —
И — подкожно — сквозь житье-бытье
Вдруг почувствуй время как свое…
* * *
За палаткой кучкуется пьянь,
У небес вымогая десятку,
Вместо дури подсунувший дрянь,
Наркодилер идет на посадку.
И приписан к последней строфе
Телефонный звонок анонима,
И заказан — как столик в кафе —
Олигарх, проплывающий мимо…
* * *
В свете стоячих небес — обтекаемый взглядом
Самодостаточный блок да в придачу к нему
Звуки газонокосилки за домом и садом,
Словно держащее «до» бесконечное «му»…
Медлить не хочется. Хочется медлить вразбивку
С чем-то другим, например, с убеганьем вперед…
…Град подмосковный горазд молотить по загривку.
Ясно как день: это камешки в твой огород…
* * *
Он кончается во мгле —
Как без марафета —
День, сидящий на игле
Солнечного света.
Время топчется в груди
Вместо эпилога.
Но маячит впереди —
Вечная дорога…
* * *
Что ты видишь, кроме этих стен?
Бледное подобье перемен,
Где на стыках уличных паров
День качает в люльках маляров.
Осень спит, — и сон осенний мглист,
И тебя лениво, словно лист,
Загоняет в собственный подъезд
Неохота к перемене мест…
* * *
Перелицованные дни,
И жизнь твоя чужой сродни,
И безымянный трафарет,
Похожий на автопортрет,
И эта улица не без
Висящих наискось небес,
С которых снег идет, виясь,
Двоясь, водою становясь…
* * *
Съеден шоколадный Дед Мороз.
После торта «Птичье молоко».
Тянется невидимый обоз.
— Далеко ли? — спросишь.
— Далеко…
— А давно ли?
— Может быть, давней,
Чем живем на белом свете мы.
…День ползет.
Как белый муравей.
Белый муравей из белой тьмы.
* * *
Я подтяну живот, а ты лицо подтянешь —
И мы продолжим путь дорогою добра…
От пятен на ковре с лихвой избавит «Vanish»,
От подковерных игр — отсутствие ковра…
Приписанным к Земле частицам звездной пыли,
Ниспосланным сюда в эпоху перемен,
Нам дали этот мир, чтоб мы другой лепили.
Не покладая рук. Не разрушая стен…
