— Подожди, — стал искать я компромисс, — а Дусю обязательно именно тебе надо выгуливать? Или тебя кто-то подменить может?
— Ну, в принципе может, наверное, — предположила Жека. — Только некому.
— Есть кому, — возразил я. — Инфант и подменит.
Тут вышла очевидная заминка, во время которой Жека сверлила меня своими глазами и косила ими на Инфанта, как будто хотела сказать что-то, но вслух не решалась. Но я не понял ее намеков и не хотел понимать.
— Знаешь что, — наконец пришлось признаться ей, — не уверена я в Инфанте.
— Это почему же? — наивно удивился Инфант.
— Да у тебя, насколько я помню, отношения с Дусей не заладились с самого начала, еще тогда в «Горке». Как-то она отреагировала на тебя подозрительно, видимо, почуяла чего. Да и ты к ней ключика не подобрал, все воспитывать ее пытался. А когда она тебя в нос лизнула, ты вообще в одну сплошную панику впал. В общем, у вас какая-то взаимная несовместимость сложилась. Вот я и опасаюсь немного.
— Да ладно, — успокоил я Жеку. — Чего там, им же вместе детей не крестить, Инфанту с Дусей. Ну выгуляют они друг друга, ну поднимет Дуся лапку под кустиком, и всех делов. Она лапку-то поднимает или, наоборот, присаживается?
Но Жека мой вопрос оставила без ответа, лишь глянула на меня неодобрительно.
— Ему же самому свой текст надо учить, — нашла она еще один аргумент. Видимо, сильно не хотела оставлять Инфанта с Дусей наедине. — У него вон сколько написано, еще больше, чем у меня.
— Да не волнуйся ты за него, — заступился я за Инфанта. — У него память — как чистый лист. Незамутненная, не отягощенная ничем. Никакими лишними знаниями, особенно литературными текстами. Думаю, ему на диалоги взглянуть только, они сразу у него на этот лист уложатся.
— Не уверена, — начала было Жека. — Память тренировать надо, иначе она совершенно атрофируется. Ведь память… — Но все ее возражения полностью пропали даром.
Так мы Жеку и уговорили, вернее, не мы, а я. И, вернее, не уговорили, а просто отобрали ключи от Дусиной квартиры, а саму Жеку отправили домой, чтобы зубрила она текст для предстоящей репетиции.
А потом и мы разошлись: я к себе, потому что надо было мне еще поработать этой ночью, обдумать все мельчайшие детали. Ну а Инфант на Фрунзенскую, к Дусе, чтобы взять ее и выгулять по-честному.
— Ты давай, Инфантик, — предложил я ему уже внизу станции «Пушкинская», — с Дусей не конфликтуй и вообще не входи с ней ни в какие личностные отношения. Считай, что это работа у тебя такая, что ты при исполнении, а значит, никаким эмоциям — ни дружеским, ни наоборот — ты не должен быть подвержен. Действуй только по инструкции. Понял?
— А какая у нас такая инструкция? — пробубнил Инфант и опустил долу свои глаза, прикрываемые густыми, длинными ресницами. Через которые вдруг блеснул и тут же погас желтый, мстительный огонек.
Ах, если бы я смог его тогда понять, разобраться в этом огоньке… Но я не смог, потому что уж больно густые и длинные ресницы были на глазах у Инфанта.
Я как раз сидел за ночным столом, настольная лампа очерчивала желтым светом рабочий круг, в котором на отдельных листах я дорабатывал последние детали натурных сокольнических мизансцен. И в этот момент, как-то уж слишком нервно для такого позднего часа, зазвонил телефон. Я постарался отбросить неприятное предчувствие и снял трубку. Предчувствие меня не подвело: в трубке заскулил голос Инфанта:
— Она бросила меня, оставила… Так внезапно… Я не мог предположить… Ушла, прямо на улице… Не сказала ничего, не объяснила, а просто развернулась и ушла…
— Как? — не поверил я. — Ты встречался со своей девушкой, забыл, как ее зовут? Почему, зачем так поздно? Ты же должен был Дусю выгуливать?
— Какая там девушка… Дуся и ушла! — взвизгнул Инфант. — Я же говорю, развернулась, выдернула у меня из рук поводок и ушла. Я было за ней, но она обернулась, увидела, что я ее догоняю, и дала деру. Только пятки засверкали.
— Какие пятки? — не смог сдержать я своего раздражения. Потому что бегство Дуси от Инфанта грозило сорвать всю завтрашнюю репетицию, во всяком случае, Жекино участие. А без Жеки, без главного женского персонажа, репетировать было решительно невозможно. Да и Дусю было жалко. Как она там одна, в ночи?
— И где она сейчас? — спросил я, пытаясь сохранить хладнокровие.
— Так кто ж ее знает? — Голос Инфанта просто раскалывался от горя. — Гуляет где-нибудь по набережной одна. В принципе ничего страшного, вечер-то тихий, теплый. Кушать захочет, глядишь, вернется. Ты думаешь, она помнит, где ее жилье находится?
— Мудила ты, Инфантище, — сорвался я на грубость, но тут же снова взял себя в руки. — Что ты с ней сделал такое, что она от тебя деру дала? Как ты ее обидел?
— Я-то тут при чем, — снова заныл Инфант в трубку. — Она сама взяла и смылась…
— Ладно, сейчас приеду, — пообещал я сердито и повесил трубку.
Машину долго ловить не пришлось, они сейчас по ночам еще доступнее, чем женщины легкого поведения, — стоят маются вдоль тротуаров. Или, наоборот, курсируют вкрадчиво туда-сюда, в поисках запоздавших клиентов.
Я ехал по долгой, размеренной Москве, практически пересекая ее насквозь, любуясь, скорее по инерции, ее тихим, ночным, как бы затаившимся спокойствием. И дорога, отражающая уличные фонари в темном асфальте, и теплый ветер, врывающийся из приоткрытого окна, и многозначительный шелест уснувших деревьев на бульварах, вдоль которых мы ехали, — все это ввело меня в спокойное, философствующее настроение.
«А ведь все-таки странно устроен этот мир, — подумал я. — И нам никогда не разгадать его до конца. Вон, например, если взять Инфанта. Похоже, ни одна женщина с ним ужиться не может, даже если эта женщина не человек, а собачка».
Инфанта я отыскал как раз на Фрунзенской набережной. Он сидел на парапете, уронив голову в ладони, и лишь иногда, вскидывая усталые глаза на желтеющее ядро луны, тоскливо, жалостливо подвывал: «Дуся!» А потом снова: «Ду-у-у-у-ся!» И еще раз: «Ду-у-у-у-ся, вер-ни-ись!» Но на его зов никто не отзывался. Никто, кроме меня.
— Инфантище, хватит мудить, — предложил я. — Если она от тебя убежала в никуда, в ночь, в сырость, в холод и голод, то неужели она пойдет добровольно на твой голос?
— Да нет, — ответил вдумчиво Инфант, — я просто думал, что раз собаки стадные животные, то они любят подвывать друг другу, особенно на луну. Вот я и завыл, чтобы она мне ответила. А я бы по подвыву ее местоположение тут же запеленговал. И тогда бы точно ее изловил.
— Ты просто таежный разведчик, просто Чингачгук, просто «последний из могикан», — догадался я про Инфанта вслух и тут же пожалел, что вслух. Потому что от обилия непонятных литературных терминов Инфант прямо на глазах напрягся и даже привстал с парапета. — Потом объясню, — тут же пообещал я на будущее.
Мы ее найдем? — обратил ко мне полное надежд лицо Инфант. — Она ведь не может пропасть бесследно! Ведь должны остаться какие-нибудь следы! Например, кусочки линяющей шерстки на асфальте… или, вот, орошенные Дусей кустики, или хотя бы… — Тут он сбился и продолжил уже совсем по-другому: — Нам необходимо ее найти, слышишь, просто необходимо! А то Жека меня убьет. Ты же знаешь Жеку, она резкая, особенно по отношению ко мне. Ей только повод дай… А тут Дуся потерялась. Точно убьет.
Не только тебя, подумал я, но сказал другое:
— Ты лучше скажи: что ты с ней сделал такого, что она от тебя деру дала?
— Да ничего, — начал обманывать меня Инфант.
— Инфантище, — подошел я к нему поближе, — если ты мне сейчас мгновенно не сознаешься, я тебе торжественно клянусь: я не только Дусю искать не буду, но и от Жеки тебя оберегать не намерен. И в лесу завтра насиловать будут тебя. И не сексуально в шутку, а на полном серьезе и совсем не сексуально.
Похоже, угроза подействовала, особенно про Жеку, так как ее Инфант побаивался не понарошке.
— Да правда, ничего… Ну помнишь, тогда, в «Горке», как она, эта Дуся, себя вела разболтанно, совершенно без достоинства. Лизалась с кем хотела, на руки ко всем шла. Совершенно она не гордая оказалась. А ведь девочка. А все потому, что ее не воспитывал никто, особенно в детстве. Твердой мужской руки она не знала.
— Так ты чего, ее воспитывать, что ли, взялся?! Ты чего, сдурел? — не выдержал я. — Тебе же ее только выгулять надо было. И все, и домой отвести. Я же тебя предупреждал, чтобы ты с ней в личностные отношения не вступал. Дал ей присесть у кустика, и домой.
— Так в том-то все и дело, — перебил меня Инфант, — что не хотела она приседать.
— Почему не хотела? — не врубился я с ходу.
— Я ж говорю, разболтанная, — повторил Инфант. — Вот и не хотела приседать. А все норовила ногу заднюю задрать. А ноги задирать девочкам не полагается, так только мальчики писают. Девочки всегда приседать должны. Особенно собачки. Вот и не стерпел я. Не мог я мимо такой разнузданности пройти, должен я был ее научить…
