Дэвид язвительно усмехнулся.
— Так вот почему они начинают говорить, что третья мировая война не так уж неизбежна, и все-таки продолжают накапливать бомбы и ракеты и строят военные ба-вы, чтобы сделать ее возможной. «Превентивная война», как теперь говорят, звучит, видимо, эффектнее, чем «холодная война». Но если какой-нибудь идиот, вроде Форрестола, впадет в истерику и нажмет по ошибке кнопку, может начаться черт знает какая катавасия. Ты знаешь не хуже меня, Джеймс, таких безумцев сейчас хоть отбавляй, тех, кто горит желанием во что бы то ни стало «нажать кнопку» войны. И конечно же, люди, подобные нам с тобой, имеющие чувство ответственности, должны сделать все, чтобы это предотвратить.
— Послушай, Дэйв, — Карлайл подался вперед, лицо его вдруг стало серьезным, черты обозначились резче. — Тут я с тобой согласен. И мне хотелось бы сунуть им палку в колеса. Я всегда старался дать возможность и другой стороне высказаться на страницах газеты. Но я не одобряю твою тактику битья обухом по голове. Приходится быть осторожным в подходе к дискуссионным темам.
— Мудрость змеи в ворковании голубя, — уточнил Дэвид.
— Я не против мудрости змеи или воркования голубя, — отпарировал Джеймс, — но я против криков какаду.
— Что ж, в моей статье были такие крики?
— Вот именно, дорогой мой. Адский пламень и проклятья на голову поджигателей войны и атомных маньяков.
— Чего я им и желаю! — Дэвид прибег к своему уменью ловко выходить из положения: — Только мне казалось, что я закамуфлировал свои пожелания приятной рассудительностью и блестками иронии.
— Камуфляж блистает своим отсутствием, — сухо ответил Карлайл.
— Потому-то ты и послал мне «редакторское сожаление»?
— А что мне оставалось делать, черт возьми! — Карлайл заерзал в кресле, словно стараясь вывернуться из затруднительной ситуации. — Не мог же я сказать тебе, что твоя статья — блестящее произведение и ее надо напечатать, даже если это будет стоить мне моей должности. Я думал, что ты оценишь шутку.
— Шутка не в моем вкусе, — ответил Дэвид, польщенный, однако, похвалой. — Признаюсь, твой отказ обозлил меня. Прости, что помешал тебе, но мне хотелось разобраться и попять, почему ты так беспардонно обошелся со мною.
Дэвид встал и направился к двери.
— Что ты собираешься делать? — Карлайл поднялся, чтобы удержать его.
— Еще не знаю. Попробую заняться свободной журналистикой. Сейчас собираю материал для серии очерков «Что говорит народ о ядерных испытаниях и разоружении».
— Дай мне взглянуть, если у тебя будет на то желание.
Задетый едва уловимой покровительственной интонацией, с какой было сделано это предложение, Дэвид ответил в том же тоне:
— Не уверен, что они будут достаточно благонамеренны для «Эры».
Еще совсем недавно он и Джеймс Карлайл были на равных правах, как главные редакторы своих газет, и ему была неприятна перемена в отношении к нему Карлайла. Если на то пошло, Дэвид знал, что он уже доказал свое превосходство над ним, как журналист; его живой слог и уменье улавливать новости не раз побивали Карлайла в их борьбе за популярность газеты. Карлайл и сам признавал это иной раз, когда им случалось в воскресное утро играть в гольф или встречаться в клубе за партией шахмат.
— Если дела твои пойдут неважно с этой «свободной журналистикой», Дэйв, — сказал он медленно, обеспокоенный, казалось, тем, чтобы восстановить их пошатнувшуюся дружбу, — я всегда найду для тебя здесь место, хотя тебе придется расстаться с сумасбродными идеями, которых ты недавно понабрался.
— Спасибо! — Губы Дэвида искривила горькая улыбка. — Но я никогда не приду к тебе с протянутой рукой.
— Не будь таким обидчивым, Дэйв!
Карлайл проводил его до дверей.
— Для меня было бы большой честью отнять тебя у «Диспетч». Обдумай это. Мы всегда с тобой отлично ладили. Как бы закипела у пас работа, если бы ты шел со мной в одной упряжке!
— В качестве наемного убийцы? — спросил Дэвид. — Нет. К счастью или к несчастью, но я теперь по ту сторону барьера. Пока, Джеймс!
Поднимаясь вверх но широкой улице, окаймленной деревьями, Дэвид обдумывал свой разговор с Карлайлом, оставивший в его душе неприятный осадок. На минуту он остановился и бросил взгляд на так хорошо знакомую ому часть города: мрачная и величественная ратуша из серого камня высилась над скрещением двух главных; магистралей, по которым шло городское движение; там бурлил пестрый водоворот пешеходов и машин. Улица, уходившая на запад, была залита мягким солнечным светом, на фоне бледно-голубого неба вырисовывались громады высоких домов: роскошные отели, магазины и рестораны теснились вдоль мостовой; церкви, увенчанные шпилями, профессиональные клубы и уединенные врачебные кабинеты располагались в глубине улицы, тянувшейся на восток к длинным пологим ступеням парламентских зданий. Чувство гордости и любви к своему городу и всему, что было создано в нем руками человека, внезапно заговорило в Дэвиде.
Это был его город, хотя он ничем в нем не владел. Еще ребенком он мог часами смотреть на внушительные здания, изящные церковные шпили, архитектурные причуды рококо, смотреть с благоговением и восторгом, твердо уверенный, что на свете нет ничего более прекрасного.
Дэвид думал сейчас о далеком прошлом города. Перед его мысленным взором вставал бедный поселок из палаток и мазанок времен первых поселенцев и золотоискателей, когда упряжки волов и ломовых лошадей тащили по немощеным дорогам тяжелые фургоны, взрывая глубокие колеи. Он представил себе рост города и расцвет его благосостояния во время земельного бума, далее его экономический упадок и, наконец, постепенное возрождение и восстановление, вплоть до той поры, когда Мельбурн стал рекламироваться туристам как «жемчужина Юга» — современный город, гордящийся своим порядком, чистотой, культурой, своим университетом, национальной галереей, публичными библиотеками, больницами и театрами, тенистыми улицами и парками.
Почему человек должен бояться за свой город? Бояться, что он может стать грудой развалин от взрыва атомной бомбы; безлюдной пустыней от выпадения радиоактивных осадков. И это не бред, не ночной кошмар, а реальность, которой надо прямо смотреть в глаза. Все это может случиться в действительности, если не положить конец военной истерии; если люди не поймут, какая опасность скрыта в колоссальных запасах нового оружия массового уничтожения; если производство и применение Этого оружия не будет запрещено как преступление против человечества, как угроза самому существованию людей на земле.
Резко повернувшись, Дэвид столкнулся с плотной, представительной фигурой в мундире штабного офицера с орденскими ленточками на груди.
— Простите, — рассеянно пробормотал Дэвид и хотел пройти, но его остановил возглас:
— Черт возьми, да это Ивенс!
Пытаясь сообразить, кому могла принадлежать эта полная румяная физиономия и веселый рокочущий голос, Дэвид уставился на человека, которого чуть не сбил с ног. И тут же вспомнил одну важную военную персону, которая бушевала у него в «Диспетч», требуя снять сообщение о бомбежке Дарвина в годы второй мировой войны. Дэвид был настроен примирительно и в тот раз, и в ряде других случаев, когда редакции приходилось успокаивать эту надутую и раздражительную особу.
— Как! Майор Бэгшоу? — неуверенно пробормотал он.
— Полковник, точнее — подполковник, дорогой мой, — самодовольно посмеиваясь, поправил его Бэгшоу. — Да, немало воды утекло с тех нор, как мы с вами виделись последний раз! Не пойти ли нам по этому поводу выпить? Клуб здесь рядом.
Дэвид заколебался. Он понял, что Бэгшоу считает его по-прежнему главным редактором «Диспетч». Но ему не хотелось упустить возможность послушать, что будет рассказывать о делах в Корее человек, занимающий такое положение при штабе.
— Благодарю вас, сэр, — ответил он и зашагал в ногу с Бэгшоу, который с напыщенным видом двинулся в сторону военно-морского клуба.
— Я заглядываю сюда пропустить стаканчик почти каждый день, — добродушно пояснил полковник Бэгшоу, входя в салон и усаживаясь в глубокое кожаное кресло.
Официант угодливо склонился перед ним.
— Мне, как всегда, Джордж. А что вам, Ивенс? Шотландского? — И проследи, Джордж, чтобы действительно было шотландское. А не какая-нибудь австралийская бурда, которую вы называете виски!
— Как я уже сказал, Ивенс, — пророкотал он, — много воды утекло с тех пор, как японцы бомбили Дарвин. Я думал, кончится война и мне придется выйти в отставку, но в штабе не смогли обойтись без человека с таким военным опытом, как у меня. Солдат по профессии, британская выучка, индийская армия, северо-восточный фронт, Бирма и все остальное.
