Есть старый черно-белый снимок моей мамы, который приклеен на первой странице семейного альбома, и каждый раз, когда кто-нибудь листает альбом, он обнаруживает, что это самая большая и самая запоминающаяся фотография. Это настоящее, профессиональное фото, сделанное французским фотографом у нее на родине. Она сидит в лодке, прямо на носу, в белом бикини, скрестив ноги, изящные пальчики ног упираются в дно и помогают ей удерживать равновесие, одна рука небрежно закинута вверх, чтобы придерживать летнюю шляпу. Лодку окружают мужчины, руками они все держатся за борта и улыбаются как идиоты. Их глаза, как напряженное многоточие, устремлены прямо на нее, и у них такой вид, будто они собираются оттолкнуть лодку навстречу волнам, а в лодке будет только моя мама, одна, как резная фигура на носу корабля. Конечно, моя мама смеется. Столько мужчин. Она всегда смеялась в присутствии мужчин. Разумеется, кадр поставили заранее, это было очевидно. Но она и в самом деле была такой. Она любила получать много внимания.
Я снова повернулась лицом к Айви. Я сказала ей, что ни за что на свете не увязну в такой ситуации, которая мне не по душе, и Айви сказала, что она это знает, и я горько-прегорько вздохнула. Айви откинула голову на спинку кресла, и закрыла глаза, и слегка приоткрыла рот, чтобы легче дышалось. В тишине, которая на нас снизошла, я осознала, что что-то было сделано, но не сделано и закончено, а сделано и начато, как бывает, когда вы садитесь вязать, и набираете первый ряд петель, и видите, какого размера получится свитер, когда он будет полностью готов. У меня не было цельной картины того, что должно получиться в итоге, но я чувствовала, что до тех пор, пока эта вещь не будет связана полностью, значительная часть моего существа будет неизбежно мерзнуть.
После тоннеля я перестала ходить в сад, потому что не хотела, чтобы Гарри подумал, что я хожу туда повидаться с ним. С тех пор как я начала испытывать какие-то чувства по отношению к Гарри Джейкобу, я уже не была уверена, что смогу держаться нормально и естественно. Даже Эдди мог что-нибудь заметить, и тогда бы он замучил меня до смерти. Я больше не могла контролировать свои чувства и теперь никогда не знала, как себя поведу под их воздействием. Как будто раньше мои чувства к Гарри были простенькой расцветки, а теперь потемнели, стали более красными, а еще — более яркими, и, что бы я ни сказала или ни сделала, это могло получиться ярко-красным. Я попробовала проверить это в школе на Люси.
— Слушай, а что ты думаешь о Гарри Джейкобе? — Я выпалила это в ярко-красных тонах; было очень непросто задать этот вопрос.
— Гарри Джейкоб? — Казалось, Люси ничего не заметила. В некоторых вопросах она весьма толстокожа.
— Ну, знаешь, он друг Эдди.
— Такой кудрявый?
— Ага, он.
Она кивнула и задумалась.
— Я никогда в жизни с ним не общалась. Он ведь стеснительный, да? — изрекла она. — А что? Он тебе нравится?
— Нет. Просто он не такой, как все. Он не придурок. Он хороший.
Она кивнула.
— А кстати, чем он занимается? Просто собирает яблоки?
— Ага.
— Слушай, а Эдди все еще гуляет с Элисон?
— Думаю, да. С ним никогда не поймешь.
— А ты в пятницу идешь на «Звездные войны»? А Эдди пойдет?
— Может быть. Ага.
* * *
Показ «Звездных войн» был для Каслмейна большим событием, и именно тогда я снова увидела Гарри. В итоге все получилось так, будто у нас было почти настоящее свидание, и вышло это как-то случайно. Гарри собирался ехать на пикапе своего брата. Он брал с собой Эдди. Эдди сказал, что я могу втиснуться на переднее сиденье между ними. Но потом Элисон Поррит тоже захотела ехать. Поэтому Эдди решил, что он поедет вместе с ней на автобусе, а с Гарри, таким образом, выпадало ехать мне одной.
— Ты не против, Мэнни? — спросил Эдди. — Гарри сказал, что он все равно заберет и отвезет тебя.
— Я не возражаю, — произнесла я со вздохом, будто бы просто делала им одолжение. — Ладно, поеду с Гарри.
Вот как все вышло. Почти что настоящее свидание. Я позволила себе поверить, что все так и есть, и позаботилась о том, чтобы хорошо выглядеть. Я вымыла волосы и даже высушила их феном, потом немного подкрасила губы маминой помадой, поцеловала маленькую салфетку и выбросила ее в мусорное ведерко в ванной. В ванной всегда были раскиданы кусочки гигиенических салфеток со следами маминых поцелуев. Я не знала, почему так нужно делать, но все равно так сделала, потому что мама несравненно лучше меня разбиралась в искусстве ухода за собой. Если и было что-то, чему мама уделяла много внимания, так это тому, чтобы хорошо выглядеть. Она нечасто подметала полы, но она всегда хорошо выглядела.
Когда Гарри приехал, я все еще была в ванной. Поэтому мне пришлось пройти на кухню, где мама и Гарри стояли и грелись у плиты. Я не большой мастер по части эффектного появления.
— Ну, Манон, во что это ты вырядилась! — закричала мама, в отчаянии закатывая глаза. — Ты выглядишь как сирота. Это что, нижнее белье?
Я нахмурилась и посмотрела на Гарри, на котором была куртка, а потом снова на маму. Я постаралась придать голосу твердость.
— Нет, это джемпер, — сказала я. Это был тоненький кремовый джемпер в маленькую дырочку.
— Манон, это корсаж. А где ты его взяла? В магазине белья или на распродаже?
Мама захихикала, как будто это было шуткой, которая должна позабавить Гарри. Но Гарри смотрел в пол. Я приложила тыльную сторону руки к губам и попыталась стереть помаду. Неожиданно я почувствовала, как это было глупо с моей стороны: пытаться выглядеть хорошо. Я хотела уничтожить все вещественные доказательства этой попытки.
— Поедем, Гарри? — Мои щеки пылали, горели, хотелось поскорее убраться с кухни.
— Гарри будет стыдно тебя сопровождать. — Мама отбросила назад волосы. Она повернулась к Гарри и расхохоталась. — Хорошо хоть, она не в стеганом чехле для чайника, да, Гарри? — Хотя Гарри ей и не нравился, она все равно могла себя с ним вести как девчонка, потому что он был почти мужчиной.
— Я считаю, что Мэнни выглядит хорошо в любой одежде, — сказал Гарри.
Он был таким мягким, беззащитным и настоящим, что мне захотелось взять его за руку и уже не отпускать. Но я никогда не смогу этого сделать, особенно на глазах у моей мамы. Больше мне не хотелось говорить ни слова. Больше я не хотела подставляться, я знала: что бы я ни сделала, она тут же это затопчет, как молодой побег, который пробился из земли на свет там, где ему расти не положено. Я взглянула на Гарри в некотором нетерпении.
— Пойдем, — сказала я, и, когда дверь за нами закрылась и мы спустились с крыльца и направились к машине, Гарри коснулся ладонью моей спины. Я не смотрела на него, и он на меня не смотрел.
Вокруг нас в угасающем свете дня кружили с гомоном птицы. Тоненькие деревца склонялись над ручьем и подрагивали от холода, небо сияло темно-сиреневым цветом. Перед тем как сесть в машину, мы оказались так близко друг к другу, что я почувствовала темный теплый запах, исходивший от его шеи, и я подумала тогда, а вдруг я даже однажды выйду замуж за Гарри Джейкоба и мне уже никогда не надо будет стараться выглядеть хорошо.
Он не позвонил мне после того свидания, когда мы ходили в кино. Он просто пришел и забрал меня. Он посвистел у меня под окном. Я его услышала. И поняла, что это он. Сразу поняла. Я внутренне так и подскочила. Я высунулась из окна. Он стоял под нашим старым деревом мелалеука, уже темнело.
— Гарри? — прошептала я.
— Ага. — Он так и продолжал стоять под деревом, что-то выстругивая карманным ножичком.
— Что ты делаешь?
— Жду.
— Чего?
Последовало молчание, а потом он шагнул вперед и протянул мне то, что он выстругивал. Это была забавного вида птица, вырезанная из дерева; крылья она прижимала к своему туловищу, вместо глаз были дырочки. Я держала ее на ладони. Я не знала, что и подумать. Я не была уверена, что она мне нравится.
— Ты сделал птицу?
Он кивнул.
— Хочешь прокатиться, Мэнни? — Он держал руки в карманах и в упор смотрел на меня.
— А куда? — Я поставила птицу на подоконник, так как не вполне понимала, дарит он ее мне или нет.
— Не знаю. Может, к реке?
— О’кей. Подожди. Я выйду через заднюю дверь.
Как будто имело значение, куда мы поедем. Но положено спросить. Нельзя сразу безоговорочно соглашаться. Итак, я просто пошла. У меня был порыв найти Эдди и рассказать, что я собираюсь сделать, но я не стала его искать. Я просто пошла.
* * *
Воуган-Спрингз — это река, которую питают подводные ключи. Там есть старые насосы с краниками, и раньше там можно было набрать ключевой воды, но теперь уже нельзя. Поэтому это не просто старая обыкновенная река. Это особенное место, где во время золотой лихорадки люди устраивали пикники. Раньше там для детей пускали маленький поезд, но теперь остались только рельсы. Там есть спуск и тропинка вдоль русла.
