— Там домик совсем маленький…
— Причем здесь, маленький! Ты что натворила! Год женщина надеялась. Я год ждала этой продажи… мне же домой надо! А ты…
— Но я же не могу даром отдать.
— Да что он стоит твой домик на болоте! А у Тамарки забор. И ворота железные. И деревья фруктовые. Огород как огород — Ваня Чибис постарался. Туалет, опять же в доме. Благоустройство. Сухой дом. И асфальт во дворе. А у тебя что?
Людка немного пришла в себя, и, пытаясь сохранить достойную мину, сказала, пытаясь вложить в слова всю свою волю.
— Меньше чем за 600 я не отдам. Я не богачка.
— Жадюга ты! Крохоборка! 200 тысяч, значит, Виктории накинула! Разве это честно?
Никогда! Ни за что! Никого!
Виктория хоть и торопилась, не сразу приехала в деревню. Она только поставила вещи. А Тамара просто рвалась из дома. И настроение у нее, как ни странно, было радостное. Собрала она сумку со своими бабьими пожитками и быстренько стала продавать то, что не скоро пригодится в жизни: кресла, кровать двуспальнюю — с кем теперь на ней спать? Мебели у нее хорошей сроду не было, сервант и шифоньер достался еще от Стекольщиковых, круглый стол тоже, который она закрывала самовышитой скатертью. Тащить в город к дочери на съемную квартиру ничего нельзя. Предложила Ване, так он от обиды отказался.
Ваня ходил чернее тучи. О своем будущем они не разговаривали. Общее будущее, надвигающаяся старость, затрещали по швам. Тамарка объясняла ему не раз, что ради дочери и внуков может пойти на любые жертвы. Хоть на паперть. И Ваня не мог доказать, что дочь ее глупа и подвергать свою старость такому риску тоже глупость со стороны Томарки.
— Она же тебя без крыши над головой оставила. Доченька твоя. — В бессильной злобе говорил Ваня.
Тамарка не оправдывалась.
— И ты меня не можешь к себе взять. — Просто говорила она. И в этом не было укора.
— Не могу.
Дом Ванин не был приватизирован, а народу там было приписано тьма-тьмущая, даже изменщица жена, с которой он, к тому же, был еще и не разведен.
Тамарка и сама не знала, чему радовалась. Устала она жить в деревне. Не по ней была это деревенское существованье. Жительница она была сугубо городская. Но жизнь заставила. Она, конечно, рассчитывала на сына, который должен был работать, чтобы снимать квартиру первое время, пока дочь с мужем не купят обещанный дом для всех в городе. Разлука с Ваней ее огорчала. Но что делать? Она по наивности даже сказала Виктории: «Может, вы с Ваней… сойдетесь…» Виктория замахала руками.
— Никогда! Да я мужиков терпеть не могу.
Этот ответ слегка озадачил Тамару, но задавать лишние вопросы она постеснялась.
Если б Тамарка могла знать, сердцами каких мужчин владела Виктория Николаевна в молодости, она бы не рискнула это произнести! Вика даже передернула плечами — Ваня Чибис — деревенщина необразованная… Одет он, как ни странно, чисто, добротно, и даже модно. Рубашки у него белехонькие. Брюки наглаженные… Она прекрасно понимала, что в женихи ей будут прочить всех холостых и вдовых мужиков в деревне — больно завидная она невеста. Впрочем, ее это вовсе не волновало.
На новом месте приснись жених невесте
Тамара собрала свою сумочку на колесиках. Все ее добро вместилось в нее.
— Ну, что одна останешься? — спросила она Вику.
— Останусь.
— Не забудь сказать: На новом месте…
— Скажу, скажу…
На улице был апрель, прохладно, и на огороде, у дальнего забора лежали белые клочья снега. А в доме печка была жарко натоплена — Ваня на прощанье постарался. Он ожидал свою возлюбленную у ворот, заходить к новой хозяйке ему не хотелось. Три года он был связан с этим низеньким, ставшим дорогим ему домом. И не было в нем места, которого бы не коснулась его трудолюбивая рука. Потом он вообще перестал ходить по Садовой — больно было.
Тамарка вышла, и они отправились на остановку. А Вика позвонила сыну в Черняховск — он там остался в квартире один, а приемыша она отвезла в санаторий. Потом она включила телевизор, достала бутылку сухого вина, налила себе бокал, из которого обычно пила.
Вот и свершилось. Жизнь переменилась, как она и хотела.
Теперь можно было поглядеть из окна на звезды и вспомнить о чем-нибудь хорошем или плохом. Как получится… Например, об Испании, где она провела два года.
С утра на нудистком пляже Барселоны Побла-Ноу голышей было немного, в основном особи мужского пола. И фигуристых крепкогрудых дамочек — Вику и Олю, встречали ласковым одобрением. К ним подходили, пытались познакомиться, приглашали играть в багминтон. Голые мужчины, играющие в багминтон — это было зрелищно!
Почти каждое утро на пляже появлялась парочка стариков, весьма дряхлых. Они были высушены годами жизни и некрасивы. Но, кажется, не задумывались о своей внешности, подставляя солнцу свои тела и отдаваясь волнам. Потом, помогали друг другу раздеться. Старичок очень трогательно стаскивал со старушки трусики.
— Господи, да им же под восемьдесят! Моя мама бы головой в песок зарылась, приведи ей увидеть такое. — Сказала Виктория в первый раз.
— Твоя мама не знала женского счастья. — Предположила Ольга. — А эта женщина счастлива, она никогда не думала о том, что думают другие о ее персоне, ее теле, и о ее уме.
Через четыре года пребывания в Испании Ольга, наконец, получила предложение. Ее кобальеро был простым фермером, и к великому счастью, не обремененным ни семьей, ни детьми. Он искренне влюбился в славную русскую женщину, похожую на изящную куколку. Через несколько дней Ольга должна была покинуть Барселону, чтобы обрести свое счастье под кронами апельсинов в зеленых горах. Фермер был моложавым, обаятельным человеком, с быстрыми глазами и ослепительной улыбкой. Ольга была влюблена в него с первого взгляда.
Телефонный звонок помешал их ленивому созерцанию разнообразных татуировок, мужских членов различного достоинства и подставленных солнцу, пышных задов.
Звонила Ольгина подруга Света. Света обреталась в Испании уже шесть лет, приехав первым заездом через московскую фирму, которая взяла с нее огромные деньги, пообещав хорошую работу. Однако первую ночь пришлось Свете провести под луной и звездами на лавочке площади Каталуньи. Хорошо, что полицейского патруля в ту звездную ночь не было. Света второй год жила с испанцем в его квартире, но Фернандо не собирался делать ей официального предложения. Он был бы, наверное, и рад, но дети строго контролировали его жизнь. А для испанца дети — святое.
— Лежите, да? А я вот твоей подружке работу нашла. Одной богатой сеньоре на время отпуска нужна компаньера. Понятно, надо будет не только сопровождать ее на пляж. Она инвалид, что-то там у нее с бедром, точно не знаю. А отпуск она проводит в своих апартаментах в Тоссе де Мар. Местечко обалдительное на Коста Браве. Недалеко от Барселоны, по дороге на Жирону, неподалеку от французской границы. И вот еще что… Она берет только русских. И знание языка для нее не очень важно.
Едва увидев Вику на следующий день, Света хлопнула себя по широким, впрочем, очень привлекательным для испанцев бедрам и разразилась монологом.
— Да ты с ума сошла! Ты что на себя надела-то! Снимай сейчас же! Ты куда идешь, мужиков завлекать или на работу устраиваться? Они этого не любят! Психолог хренов, сама не понимаешь? У нее муж, там такой бык! А вдруг ты ему понравишься? Мы должны об этом думать. И вообще, ты служанка теперь, понимаешь, сама скромность. А хозяйка не только богатая, но и щедрая. Если ты ей понравишься, а понравиться ты ей можешь чем? Только своей скромностью, трудолюбием уже потом, через несколько дней, в Тоссе. И забудь, забудь, что ты психолог… Забыла же я, что десять лет была главным бухгалтером закрытого завода.
«Сомневаюсь, что забыла». — Про себя сказала Вика, но пожала плечами, сняла новое льняное белое платье, которое так шло к ее загорелой коже, а следом и роскошное янтарное ожерелье и кольца.
— А сумка! Она же натуральная, дорогая! — Не могла успокоиться Света. — Долорес сразу прикинет, сколько она стоит.
— Я тебе говорила, надо было купить в китайском магазине что-нибудь дешевенькое. — Посетовала Оля. — А у нас ничего такого и нет.
— Конечно, ты ведь отдыхать сюда приехала! — ворчала Света. — За каким, такой янтарь тащить было? Это евро триста стоит здесь. Такого, поди, и у сеньоры нет.
— Я же из янтарного региона. — Напомнила Вика.
— Была б из Тулы, самовар сюда приперла? — не могла упокоиться Света.
— Нет, тульскую двустволку.
— Вот это надевай. — Сказала она, протягивая обычную белую майку, украшенную одним полевым цветочком и длинную китайскую юбку. И волосы подбери в пучок.
Далее опять последовали приказы.
— И губы тогда уже не крась!
— Надень шлепанцы, пляжные!
