— Нет, нет, не отец.
— Уф! А то я подумала: вдруг вляпалась! Может, вы его дядя?
— Нет, вовсе нет, он мой секретарь.
— Ваш секретарь? Только не надо мне рассказывать. У него деньги из карманов вываливаются, не будет он работать ради удовольствия. Сюз мне о нем порассказала, он не из тех, кто работает.
— И что же она вам рассказывала?
— Уж не думаете ли вы, что я ее выдам? Я возьму персик в мороженом, обожаю.
Вид у Браббана был не очень-то веселый — несомненно, по причине дергающей боли.
— В самом деле, гоночный автомобиль сразу бросается в глаза, — задумчиво произнес он.
— Сразу бросается, — повторила Фаби.
Она молча съела персик в мороженом. Браббан смотрел прямо перед собой. Она потеребила его за руку.
— Да ладно, не надо так убиваться. Пойдем в кино, развеемся. Он на самом деле ваш секретарь?
— Ну да.
— Чушь. Меня не проведешь. Впрочем, это вообще не мои дела.
— А ваша сестра по-прежнему встречается с упомянутым Роэлем?
— Он ее в результате бросил, сволочь. А ей тут же вздумалось путешествовать, так что она уехала в Аргентину. Путешествовать — красота, правда? И вообще, хватит о моей сестре. Мы идем в кино?
— Прекрасная мысль.
— Тогда пошевеливайтесь, Тентен, иначе мы опоздаем.
Они отправились смотреть «Атлантиду»[84]. Фаби таращилась на экран, зато Браббан думал совсем о другом. Раньше с ним такого не бывало: он боялся, что его арестуют! Вот что случается, когда хочешь выйти из своего амплуа! И все же, черт побери, он должен был из него выйти, если хотел проворачивать большие дела. А идеи по-прежнему отсутствовали.
После кино он повел малютку пить пиво, поскольку у него в глотке был сухой песок. Малютка была миленькая, живая и презабавная; но он боялся, что она навлечет на его голову неприятности. От этих мыслей он чувствовал себя идиотом. Надо бы посоветоваться с Альфредом; в самом деле, гоночный автомобиль слишком бросается в глаза. Вюльмар был прав. Надо купить машину.
— Полночь, — воскликнула Фаби. — Я ни за что не рискну вернуться к себе.
Теперь Браббан не знал, куда деваться. «Только бы она меня не сглазила», — думал он.
— Как я влипла, — говорила она. — Что мне делать? Что мне делать?
Внезапно он отбросил весь страх, все опасения. Это абсурд — думать, что месье Блезоля могут найти. Месье Блезоль не существовал. Как же его найдут? А завтра он сменит машину. Фаби показалась Браббану провозвестницей нового бытия под знаком честолюбия.
Он повел ее к себе.
Проходя мимо комнаты консьержки, крикнул:
— Месье Браббан.
— Я подозревала, что Тентен — не настоящее ваше имя, — прошептала Фаби.
Браббан продиктовал несколько писем; затем, постукивая по ногтю большого пальца левой руки перламутровым ножом для резки бумаги, все утро промечтал в ожидании Вюльмара, но тот так и не пришел. В полдень Браббан вышел из конторы, зашел выпить вермута у Крюсификса, пообедал у Армана, недалеко от Оперы. Он скучал по Фаби, которая отправилась к родителям за вещами; но ни на минуту не сомневался, что она к нему вернется. Он скрупулезно прочел все объявления в «Птит-Зафиш», попивая кофе. Идей по-прежнему не было. Около двух тридцати он вновь был в конторе и ждал Вюльмара. Продиктовал еще несколько писем.
— Дела идут неплохо, — заметила машинистка.
— Да, у нас все достаточно хорошо, — рассеянно ответил он. — Достаточно хорошо.
— В таком случае, вы могли бы подумать о невыплаченной части моей зарплаты. И о небольшой надбавке. Все мои подруги сейчас получают больше меня, да и жизнь каждый день дорожает.
— Какой же прибавки вы хотите?
— Сто франков в месяц, месье Мартен-Мартен.
— Да, от скромности вы не умрете, мадемуазель. Впрочем, поскольку дела сейчас идут неплохо, я согласен.
— Спасибо, месье. А то, что не выплачено?
— Подумаю, подумаю. А теперь оставьте меня, я поработаю один.
Вошел Вюльмар.
— Я ждал вас с нетерпением, — сказал Браббан.
Машинистка вышла.
— Все устроено, — сообщил Вюльмар. — В понедельник у нас будет крытый автомобиль, 11 л.ш.[85]Новенький «Жорж-Ира».
— 11 л.ш. — это немного, — сказал Браббан.
— При 40 л.ш. вы будете так же заметны, как и в гоночном «амилькаре». Какой вы неосторожный, — добавил Вюльмар, рассмеявшись ему в лицо.
Браббан посмотрел на ручку двери прямо перед собой:
— Меня мучает тщеславие.
— Понимаю, — ответил Вюльмар. — Как грандиозная идея?
— Я меня уже есть первые звенья.
Он лгал. Вюльмар понял это и в упор взглянул ему в глаза, наивно надеясь вогнать его в краску.
— Можно узнать какие? — спросил он.
— Нет, еще нет. Понимаете, это всего лишь набросок… Ну да, набросок.
— Понимаю.
Они замолчали.
— Я вам сегодня нужен? — прервал молчание Вюльмар.
— Вообще-то нет. Если только вы не хотите попытаться…
— Нет, нет, я не участвую. Я вам уже сказал, что…
— Ладно, ладно, — крикнул Браббан.
— Кстати, — сказал Вюльмар, — на днях я сдаю экзамены. А через три недели уезжаю на каникулы. Надеюсь, вы тоже дадите мне отпуск и предоставите небольшую свободу действий.
— Естественно. А я тем временем все подготовлю.
Вюльмар поднялся.
— В понедельник покажу вам машину.
Браббан удовлетворенно улыбнулся.
— И уеду на ней на каникулы, — добавил Вюльмар.
Он вышел. Не меньше часа Браббан провел, ничего не делая; он рассеянно вспоминал различные случаи из своего прошлого. Около четырех ему внезапно вздумалось навестить мадам Дютийель.
— Что-то нечасто я вижу тебя в нынешнем году, — произнесла эта дама, участливо глядя на него. — Дела не ладятся?
— Да, — мрачно ответил он.
Он отчасти ломал комедию, все было не так мрачно, как показывал рисунок его бровей.
— Бедный мой Луи, чего тебе не хватает?
— Честолюбия.
— Честолюбия?
— Да, помнишь, что ты мне сказала? Что у меня слишком скромные запросы. С тех пор как ты вбила мне это в голову, у меня все не заладилось.
— Меня это очень расстраивает, Луи. Я не желала тебе зла.
— Зло уже свершилось! У меня теперь ничего не выходит. Я презрел мелкие аферы. А между тем остался без единого су.
— Бедняга Луи, так ты на мели? Может, ты хочешь, чтобы я одолжила тебе денег?
— Мне бы это не помешало.
— Старинному клиенту вроде тебя не отказывают. Сколько ты хочешь?
— Пять тысяч франков, к примеру.
Мадам Дютийель аж вздрогнула. Сумма была внушительная. Она открыла небольшой сундучок и протянула Браббану пять пачек купюр. Он рассовал их по карманам, которые, судя по виду, были у него глубокими.
— Спасибо, — просто сказал он.
— И что ты теперь собираешься делать?
— Не представляю. В смысле, проверну что-нибудь крупное, но не знаю, что именно.
— Ты не боишься, что?..
Он пожал плечами.
— Я ничего не боюсь. Я стреляный воробей.
— И у тебя нет ни малейшего представления о том, что это будет?
— Нет.
Он помялся.
— За это время в моей жизни произошли перемены.
— Какие?
— У меня теперь есть секретарь. Приятный, активный, находчивый молодой человек. Парень — что надо. А еще у меня машина, гоночный автомобиль. Катит потрясающе.
— Я тебя не узнаю! — со смехом сказала мадам Дютийель. Браббан поднялся, поправил галстук.
— Я хотел тебе еще кое-что сказать… На меня как на клиента больше особо не рассчитывай.
— Любовь прошла? — спросила мадам Дютийель; она неправильно поняла.
— Прошла! — усмехнулся месье Дютийель. — Все только начинается.
Выходя, он мял лежащие на дне карманов пачки купюр. До встречи с Фаби оставалось провести еще четыре часа. Он сел в такси и велел доставить его в «Людо». Толю ждал его там и смотрел, как играют мастера.
— Пойдем? — предложил Браббан.
Но все бильярдные столы были заняты.
— Я первый в очереди, — сказал Толю.
Официант указал им на стол, который, скорее всего, должен был им достаться. Два старика приблизились. Стол занимали Тюкден и Бреннюир.
— А, попались! — шутливо воскликнул Толю.
У двух игроков его скрипучий голос радости не вызвал.
— Мы скоро закончим, — сказал Бреннюир, — 86 на 81.
— Кто ведет?
— Тюкден.
Старики тем временем сели на диванчик. Тюкден запорол карамболь.
— Слабовато у вас получилось, — сказал Толю.
Бреннюир в свою очередь промахнулся.
— Надо было играть на красный, — заметил Браббан.
— И решительнее, — добавил Толю.
Тюкден сделал случайное касание.
— Вот что значит каждый раз не тереть мелом, — вывел из этого мораль Браббан.
У Бреннюира не вышел рикошет.
— Это было рискованно, — сказал его дядя. — Лучше бы попробовал четырехбортный удар.
