– Они, кажется, привыкли, – резюмировал я.
– Точно. Проведём эксперимент. – Дроздов вытащил из кармана огромную лупу и поставил её между мордой кролика и игуанами. Через лупу на меня и игуан смотрели огромные глаза и два жёлтых резца. Всё это напоминало сцену из фильма «Маска», когда на собаку надели маску древнего божества и она внезапно превратилась в крокодила. Ящерицы бросились врассыпную. Дроздов убрал лупу в карман.
– Кажется, ничего не изменилось, правда, Антон? Кролик остался прежним, но ящерицы больше не придут сюда греться…
– Спецэффекты. Чистый Голливуд – не ожидал от вас такого.
– Никакого Голливуда. В тебе, во мне, во всех нас есть разные черты. Выставив напоказ лучшие из них, мы кажемся добрыми. Выставив худшие – кажемся злыми. Но меняемся ли мы сами от этого? Становимся ли мы злее или добрее?
– Шельмовство фокусника, – тихо сказал я, поражённый простотой открытия.
– Мы называем это масштабированием нужных деталей.
– Стойте, стойте. Я понял. Мы сумели их напугать. Но цель-то была другая!
– Антон, ты очень торопишься. Это хорошо для быстрого просмотра анкет на сайте знакомств, но не для исследователя.
Я смутился и даже хотел пуститься в полемику по поводу «Незнакомки», но передумал, ощутив себя стоящим на пороге близкой развязки.
Дроздов пошёл куда-то в кусты и вытащил оттуда трясущую головой игуану.
– Она в стрессе, малышка. Пойдём, пойдём, напугал тебя зайчик.
Он шагнул обратно в студию и подошёл к груде камней, которую я сначала не заметил. Положив на камни игуану, он погладил её, приговаривая:
– Все хорошо, все хорошо, принцесса. Сейчас солнышко выглянет и Гоша придёт. Познакомишься с Гошей?
Дроздов подошёл к стене, нажал на клавишу, и над камнями зажглась яркая лампа дневного света.
– Вот и солнышко вышло. Тепло, ярко. Тебе нравится, принцесса?
Игуана посмотрела на него, потом на меня, потом подняла глаза к лампе и довольно прищурилась.
– А вот и яркое московское солнце… – вырвалось у меня.
Откуда-то сбоку выполз Гоша. Медленно продвинулся к камню. Затем взобрался на него. Какое-то время они лежали рядом, но вот Гоша повернулся к нам мордой и стал карабкаться на принцессу. Обе ящерицы дружно закивали головами.
– Совсем как люди. Не будем их смущать, у них начались брачные игры, – промурлыкал Дроздов.
Я сидел и не мог вымолвить ни слова. Система будто бы пустила меня внутрь. Всё стало настолько просто и ясно, что я невольно засомневался в собственных интеллектуальных способностях. Это было так очевидно, что даже третьеклассник смог бы освоить эту технику. Да что там! Все мы изначально знали этот фокус с детства. Самое сложное оказалось допустить то, что он работает в любой ситуации.
– Я хочу сказать… то есть, простите. Мне с детства нравилась ваша программа. Я просто не понял, к чему всё это. Сами понимаете. Я же тут первый раз… Я думал, все сложнее, а тут… хотя, конечно, все очень сложно, просто… ой, что-то я запутался совсем…
– Просто любому исследователю нужно уметь наблюдать, Антоша. И возвращаться к опыту простых вещей для управления более сложными процессами. Мир животных – удивительная кладовая знаний.
– Да, но я хотел бы сказать. Есть одна сложность. Люди не игуаны, они не перепутают солнце с лампочкой…
– Антон, ты либо невнимательно следишь, либо действительно не ту профессию выбрал, – Дроздов стал раздражаться, – сначала нужно разобраться, что для человека важнее, название предмета или его суть.
– То есть электрический свет…
– Антон, наша передача подходит к концу. Свет изучают в «Очевидном – невероятном», я слабоват в физике. На мой взгляд, не важно, каким словом ты это назовёшь. Допускаю, что во вселенной кому-то и наше солнце кажется настольной лампой. Равно как и наоборот…
– Постойте, у меня последний вопрос. – Я чувствовал, что хочу спросить что-то очень важное, но, от волнения, не мог сформулировать конкретно. Дроздов повернулся ко мне спиной и направился в глубь экрана, – я хочу спросить, послушайте, прошу вас! Где взять такую лупу и такого зайца, чтобы все разом…
Дроздов вернулся, подошёл вплотную к экрану и постучал пальцем по стеклу:
– В моё время кинескоп называли линзой… Спокойной ночи.
Экран погас. Я ещё довольно долго сидел, как громом поражённый. Простые истины, казалось, всегда были где-то в глубине меня, и сейчас они стали по капле просачиваться в мой мозг. Я чувствовал себя буровой вышкой, которая долгие годы долбит землю, и вот, наконец, тонкой струйкой стал бить нефтяной фонтан. Буровики работали пока ещё неумело, на ощупь. Но всё это было неважно. Главным оставалось чувство, что залежи, покоившиеся в глубине долгие годы, наконец-то открыты. Дело за малым. За техникой добычи.
Хорошая аналогия. Самое ужасное, подумал я, это не забыть все увиденное до завтра…
Я лёг в кровать и укрылся одеялом. Повернувшись на бок, я вполголоса сказал:
– Где ж зайца-то взять?
И после этого окончательно уснул.
– Скажите, дорогие мои коллеги «новостники», кто-нибудь знает, чем мы все здесь занимаемся?
Все присутствующие дружно утыкаются лицом в блокноты. В переговорной комнате повисает гнетущая тишина, слышно лишь, как скрипит по бумаге ручка Оксаны из отдела новостей. Какая сметливая девочка, думаю я, она умеет цитировать тишину, перенося её на бумагу. Или, может быть, она просто идиотка?
– Я повторю вопрос: кто-нибудь знает, чем мы все здесь занимаемся?
Сегодня с утра я решил собрать редакторов новостей из всех департаментов, без их руководителей. Знаете, это очень действенная форма в кризисной ситуации. Во-первых, ты получаешь информацию с полей напрямую, минуя редактуру менеджеров, во-вторых, ты очень чётко понимаешь принципы и стиль работы на конкретных участках поля. В-третьих – ты сам спускаешься с небес, дабы пообщаться с народом. А главное, фактом своего появления ты очень чётко показываешь масштабы кризиса в организации, как бы предоставляя простым смертным шансы на быстрое изменение карьеры. (Маша, смотри, он даже нашего шефа на собрание не пригласил! Я тебе давно говорила, что у нас намечается смена начальника департамента. Интересно, кого назначат, а?) Я в третий раз вопрошаю:
– Кто-нибудь, мать вашу, знает, чем мы все здесь занимаемся?
Парень из интернет-департамента поднимает голову. Кажется, его зовут Глеб, хотя я не уверен, да и по хую, по большому счёту. Так вот, он поднимает голову и медленно, этак растягивая слова, на эстонский манер, говорит:
– Мы собираем и передаём в эфир наиболее актуальные и значимые на данное время новости, сопровождая их комментариями наших аналитиков или журналистов. Если потребуется.
– Все? – спрашиваю я.
– По-моему, все, а по-вашему? – отвечает он.
– Так… Встал. ВСТАЛ, Я ТЕБЕ ГОВОРЮ! И вышел отсюда. ВСТАЛ И ВЫШЕЛ! На хуй иди отсюда. – Я заорал так, что кто-то из сотрудников уронил на пол ручку.
Не могу сказать, что я взбесился. Наоборот – мне-то, как раз, совершенно до лампочки. А вот окружающие ждут именно такой реакции. Давно отмечено, что в обстановке, предельно приближённой к боевой, животные быстрее реагируют на команды, воспроизведённые криком. То же относится и к людям. Главное, в управлении стадом сохранять самообладание в любых ситуациях. Не важно, говоришь ты или кричишь, важно то, что в любом состоянии ты должен быть одинаково спокоен. Вы знаете, что хороший, профессиональный актёр может расплакаться совершенно натурально в необходимой ситуации? Ты ему веришь и даже сопереживаешь в этот момент. А он лишь визуализирует необходимое действие. Так и я. Главное – побольше спецэффектов. Народу это нравится и не оставляет равнодушным. Лицо Паши наливается красным, он встаёт и быстренько убегает за дверь. Я ещё какое-то время держу паузу, максимально накаляя обстановку.
– Кто ещё в этой комнате думает, что мы «собираем и передаём в эфир наиболее значимые новости»? – Я смотрю на них взглядом готовой броситься кобры.
Я ищу глазами очередную жертву на заклание, и взгляд мой, в какой-то момент, встречается со взглядом Ольги Старковой, матери двоих детей, которая писала про культурные события, делала литературную и кинокритику, а затем, вследствие того, что культура вкупе с кино и книжками приносила мало денег, а детям требовалось их все больше, она переквалифицировалась в автора армейской колонки, которая приносила значительно больший доход. Тихая и, в общем-то, безобидная Ольга относилась к той категории людей, которые всегда оказывались не в том месте и не в то время. Это касалось и полученного ей образования, и выбранной профессии, и времени, в котором она жила. Вот и сейчас она совсем не вовремя подняла на меня глаза.
– Вот ты, например, Ольга, – я подхожу и встаю у неё за спиной, таким образом, что для того, чтобы мне ответить, ей приходилось бы выворачивать шею, что вкупе с её забитым состоянием приносило ещё и физиологические неудобства.
