– Бля… чистый развод. Ахуеть, – Никита зовёт официанта и просит водку. Повисает пауза.
– Ну, как, брат, нравится тебе такая схема? Месяц для неё – это долго или как? Тем более, что для тебя ситуация со всех сторон ровная.
Приносят водку. Никита махает сто грамм, перегибается через весь стол ко мне и спрашивает:
– А ты отвечаешь, что все так и будет?
– Без базара, – чётко говорю я.
– Значит так. Месяц тебе даю, не вопрос. Если через месяц по-твоему не выходит, вы возвращаете сотку и даёте мне ещё сотку за моральные издержки, согласен?
– Без базара, – снова говорю я.
– Я тебе или Сашке через час максимум позвоню. Мне с пацанами увидеться нужно. Я согласен. Думаю, они тоже не будут против. Но, если всё будет не так, вам пиздец, ребята, врубаетесь?
– Врубаемся, – отвечаю я за обоих.
– Тогда лады. Все. Я поехал. Позвоню через час.
После того, как Никитос уходит, мы сидим с Сашкой и молчим, тупо смотря в свои тарелки. Наконец, Сашка не выдерживает:
– Послушай, а ты не мог раньше мне об этом рассказать?
– О чём?
– Ну, о том, что ты Никитосу сейчас говорил. Я всю встречу сидел, как на еже. Если бы я знал, что у тебя есть готовый вариант, я бы так не нервничал.
– А… ты об этом. Так в том-то и дело, Сашка, что нету меня никакой схемы.
– Бля… То есть ты все придумал на ходу?
– Ага…
– А зачем ты его парил-то, если схемы нет?
– Так ведь и сотки уже тоже нет, вот в чём дело-то… вот в чём дело-то…
– И что нам теперь делать?
– Попытаться воплотить эту схему. Она не так уж и плоха, правда? Кстати, у тебя есть кто-нибудь в «Коммерсанте»?
На митинг «гражданской оппозиции» я не поехал, хватило утреннего. Шёл дождь, настроение было омерзительное, и единственным моим желанием было отключить телефон, садануть виски, поваляться в ванне и протупить час перед телевизором, обдумывая завтрашнее выступление.
Не успел я зайти домой, как в кармане куртки затрещал мобильный. «Вербицкий» – высветилось на экране. Я хотел было ответить, но раздражение взяло своё, я сказал вслух «да пошёл ты на хуй, нет меня» и стал наполнять ванну. Телефон продолжал звонить. «Нету, нету меня. Абонент послал всех и больше не доступен для вас, уроды». Телефон замолчал, затем выдал два коротких звонка, будто послав меня в ответ, и замолчал. Я разделся, залез в воду, прикрыл глаза и попытался отключить голову. Но куда там. Снова этот чёртов сотовый. Такое впечатление, что звонок стал даже более громким.
– Да, Аркадий Яковлевич.
– Антон, ты телефон потерял?
– Нет, просто в душе был.
– Так ты дома уже? Я вообще-то ожидал, что ты в «Фонд» заедешь. Есть разговор к тебе.
– Аркадий Яковлевич, я сегодня замотался, митинг, потом собрание с главами департаментов, потом ещё пара встреч, башка трещит, я решил отоспаться перед завтрашним событием.
– А ты на «Пушкинскую», значит, не поехал?
– («Нет, бля, поехал. Как я могу быть одновременно у себя дома и на „Пушке“, что за манера задавать идиотские вопросы?») Нет, не поехал.
– А кто там?
– Вадим. Он мне вечером расскажет.
– Ясно. А я с тобой поговорить хотел.
– О чём?
– Я думаю, ты и сам знаешь о чём. Есть проблемы.
– Какие именно, Аркадий Яковлевич?
– Проблемы эффективности. Проект работает вхолостую. Я за два месяца не вижу никаких продвижений. Мы занимаемся тем… мым…
– Что?
– Я говорю, что мы занимаемся тем же самым, что и до твоего появления у нас.
Поскольку я уже успел намочить голову, то мне приходилось держать телефон на некотором удалении от уха, из-за чего голос Вербицкого звучал издалека, и последние предложения съедались. Капли воды с волос текли по шее, ноги уже начинали ощущать холод кафеля, в общем, разговор начинал меня порядком раздражать.
– Аркадий Яковлевич, я сегодня как раз собирал ребят по этому вопросу. Излагал им текущие проблемы. Мы наметили некоторые решения.
– Интересно. Я как раз сегодня хотел тебя послушать.
– (Ну, давай теперь мусолить одно и то же.) Вы хотите, чтобы я прямо сейчас приехал?
– Нет, зачем. До завтра терпит, конечно. Просто я ощущаю некий кризис. И потом, ты же понимаешь, есть некая неудовлетворённость у наших друзей. Я хотел бы, чтобы ты, Антон, это весьма чётко понимал. Нам нужно менять ситуацию, потому что времени у нас остаётся всё меньше и меньше. В одну из наших первых встреч я говорил тебе, что «можно доказать, что солнце вреднее луны, равно, как и наоборот», помнишь? Вопрос в том, как доказывать.
Ноги уже начинали замерзать. В ванну, что ли лечь обратно? Блядь, как же ты меня заебал, старый козёл. Ну, давай, выскажи мне в пятый раз, за то, что я к тебе не приехал вечером. Давай перетрём все по второму кругу. Ну, кризис, и чего? О чём говорить-то? Я пытаюсь решать вопросы, и последнее, что я хочу слышать, это твоё мерзкое нытьё. Давай, доведи меня сейчас, чтобы я тебя послал и, наконец, принял ванну по-человечески.
– Антон, ты меня слушаешь?
– Да, Аркадий Яковлевич.
– И что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что надо работать (блядь, как же холодно), я уверен, что мы с ребятами сейчас попробуем какие-то новые методики (сука, что же ты сидишь в своём фонде, тебе заняться нечем? Поехал, шлюху бы снял, все развлечение).
– У тебя есть уже какая-то конкретика?
Да ты, видимо, совсем мне мозги решил заебать. Я уже дошёл до точки кипения. Меня раздражают капли воды на шее, замёрзшие ноги, телефон в пяти сантиметрах от уха. Ещё чуть-чуть, и я тебе расскажу про конкретику.
– У меня нет конкретики, Аркадий Яковлевич. Я стою голый, на холодном полу. У меня вода в ухе есть, а конкретики нет.
– Антон, я смотрю, у тебя сегодня какое-то плохое настроение. Давай завтра продолжим. Единственное, что я тебе хотел сказать, это то, что мы в кризисе, понимаешь?
– Понимаю.
– Ну, все. До завтра, тогда. Отсыпайся.
Представляете? В тот момент, когда я уже готов был попрощаться с этим гребаным проектом, в тот момент, когда я чуть было телефон об пол не грохнул, этот урод резко меняет тональность диалога и сваливает. Вы знаете, нет ничего хуже невыплеснутой агрессии. Теперь я, как дурак, буду ходить целый вечер по квартире, накручивать себя, да ещё и напьюсь наверняка. Вот интересно, он кайф, что ли, ловит от того, что треплет мои нервы? Или в моей квартире камера стоит, чтобы смотреть, дошёл я до точки взрыва или ещё нет. Я снова ложусь в ванну, в которой, как вы понимаете, вода уже остыла и моя усталая голова уже не соображает, что надо выпустить часть воды и долить горячей. Фак…
Приняв быстрый душ, я ложусь в кровать, наливаю себе полстакана Dewars™ (практически единственная хорошая вещь из всех тех, о которых я узнал, начав работать на Вербицкого) и заставляю себя написать пару строк для завтрашнего выступления. На всё про всё у меня выходит час. Я просмотрел несколько выступлений, подготовленных мною ещё в ФЭПе, пролистал записи в блокноте и в итоге остановился на тексте, который был написан мною для выступления какого-то чиновника. Посвящён он был работе СМИ:
«Развитие экономики, социальной сферы, банковской системы страны, выход отечественных производителей на международный рынок – всё это говорит о том, что мы стоим на пороге больших перемен. Несмотря на усилия тех, кто пытается представить все происходящее в чёрном цвете, очевидно, что ситуация в стране продолжает динамично развиваться в лучшую сторону. Да, безусловно, проблемы есть, и мы их не скрываем. Наоборот, мы готовы работать над их решением и работать вместе с вами. В этой связи, мне становится не очень понятна политика тех средств массовой информации, которые пытаются игнорировать достижения государства, делая при этом акцент исключительно на проблемах. Более того, обвиняют органы государственной власти в том, что они „замалчивают“ текущую проблематику. Создаётся впечатление, что такие каналы, радиостанции и интернет-порталы либо находятся в параллельной реальности, либо очень хотят показать людям картинку „другой страны“. Я, как человек, который более десяти лет посвятил работе в СМИ, задаю себе вопрос: зачем вам это нужно? Разве все мы – не граждане одной страны? Разве все мы не хотим счастья нашей Родины? Более того, я хочу вас предупредить, что время расставит все по своим местам и возложит ответственность на каждого по его деяниям. Транслируя заведомо однобокую картину, вы разделяете себя и общество баррикадами. Потому что при всех проблемах всех нас объединяет одно: никто не может помешать человеку любить свою Родину. Даже вы. Со всеми вашими современными технологиями, щедрым финансированием и поддержкой антироссийских кругов на Западе. Мы знаем, что движет вами на самом деле – безудержная жажда власти. Но вы – ещё не значит Россия. Точнее, как раз вы и не являетесь ей. Хотя всячески демонстрируете российскую принадлежность. Вы простые провокаторы. И чем дальше, тем отчётливее это понимают люди. И они вам этого не простят. Потому что они не с вами».
