– И надолго?
Я ответил:
– Пока не поступлю в университет.
Она сказала:
– А ты не можешь взять Тоби с собой?
И я ответил:
– До Лондона далеко, и я не хочу брать его в поезд, потому что он может там потеряться.
Миссис Александер сказала:
– Это верно. – И потом она спросила: – Вы переезжаете?
А я сказал:
– Нет.
Тогда она спросила:
– Так почему же ты едешь в Лондон?
Я ответил:
– Я буду жить с матерью.
Она сказала:
– Ты же говорил мне, что твоя мать умерла.
А я ответил:
– Я думал, что она умерла, но она жива. Отец обманывал меня. И еще: это он убил Веллингтона.
И миссис Александер сказала:
– О Господи Боже мой!
Я сказал:
– Я буду жить с матерью, потому что отец убил Веллингтона, и он лгал мне, и я боюсь оставаться с ним в доме.
И миссис Александер спросила:
– Твоя мать здесь?
Я сказал:
– Нет. Она в Лондоне.
Она спросила:
– Ты хочешь один поехать в Лондон?
И я ответил:
– Да.
А она сказала:
– Послушай, Кристофер, может, ты зайдешь в дом, присядешь – и мы поговорим? И решим, как лучше всего поступить.
Я ответил:
– Нет. Я не могу зайти внутрь. Вы присмотрите за Тоби?
И она сказала:
– Мне кажется, это не очень хорошая идея, Кристофер.
А я ничего не ответил.
Миссис Александер сказала:
– Где сейчас твой отец, Кристофер?
Я ответил:
– Не знаю.
И она сказала:
– Послушай, может быть, стоит ему позвонить? Я уверена, что он беспокоится о тебе. Мне кажется, произошло какое-то жуткое недоразумение.
Тогда я повернулся и побежал через дорогу, обратно к нашему дому. Я не посмотрел по сторонам, и желтая малолитражка затормозила прямо рядом со мной -так, что шины завизжали по асфальту. А я перебежал на нашу сторону улицы, вошел в сад и заложил за собой щеколду.
Затем я попытался открыть кухонную дверь, но она оказалась заперта. Так что я подобрал кирпич, который лежал на земле, и кинул его в окно. Осколки разлетелись во все стороны, а я просунул руку через разбитое стекло и открыл дверь изнутри.
Я вошел в дом и поставил клетку с Тоби на кухонный стол. Потом побежал наверх, схватил школьную сумку и положил туда немного еды для Тоби, несколько книг по математике, несколько чистых штанов, куртку и чистую рубашку. Потом спустился, открыл холодильник и положил в сумку пакет апельсинового сока и нераспечатанную бутылку молока. Еще я взял два мандарина, две банки консервированных бобов, пакет сливок и тоже положил в сумку, потому что банки можно вскрыть открывалкой, которая была в моем армейском ноже.
Потом я огляделся и увидел мобильный телефон отца, его бумажник и записную книжку. И я почувствовал, как моя кожа… холодеет под одеждой – как у доктора Ватсона в «Знаке четырех», когда он видит на крыше дома Бартоломью Шолто в Норвуде крошечные следы Тонга с Андаманских островов. Я подумал, что отец вернулся и находится где-то в доме. И боль у меня в голове стала гораздо сильнее. Но потом я перебрал картинки в своей памяти и увидел, что его фургона возле дома нет, и значит, он просто забыл телефон, бумажник и записную книжку, когда уезжал. И я взял бумажник и вынул банковскую карточку, потому что так я мог получить деньги. У банковской карты есть PIN-код – это секретный код, который нужно ввести в банкомат, чтобы снять деньги. И отец нигде не записал свой секретный код, хотя люди обычно это делают. Но он просто сказал секретный код мне, потому что я никогда ничего не забываю. Код был 3558, и я положил карточку себе в карман.
Потом я вынул Тоби из клетки и посадил его в карман пальто, потому что клетка слишком тяжелая, чтобы везти ее с собой в Лондон. А потом я вышел через кухонную дверь обратно в сад.
Я выглянул на улицу, убедился, что никто на меня не смотрит, и пошел к школе. Я туда пошел, потому что знал туда дорогу и думал, что, придя в школу, смогу спросить Шивон, где находится железнодорожный вокзал.
И по мере того как я шел к школе, мне становилось все страшнее и страшнее, поскольку раньше я никогда этого не делал. Но я боялся как бы двумя разными страхами. Один страх – это страх находиться далеко оттого места, где я жил, а второй страх – это страх оставаться рядом с отцом. И они были обратно пропорциональны друг другу, так что общий страх оставался константой, по мере того как я уходил все дальше от своего дома и от того места, где жил отец. Это выглядело вот так:
Боязньв целом #8776; Боязнь нового места #8776; Боязньнаходиться рядом с отцом #8776; константа.
Когда я еду на автобусе, я добираюсь от дома до школы за 19 минут. Но когда я прошел то же расстояние пешком, это заняло 47 минут, так что я очень устал. Я надеялся немного побыть в школе, прежде чем отправиться на вокзал: поесть печенья и выпить апельсинового сока. Но в школу заходить было нельзя: когда я подошел поближе, я увидел отцовский фургон, припаркованный на стоянке. Я знал, что это отцовский фургон, потому что на нем была надпись: «Эд Бун. Ремонт сантехники и нагревательных приборов». И еще нарисован значок перекрещенных гаечных ключей, вот такой:
И когда я увидел фургон, меня снова вырвало. Но на этот раз я знал, что меня будет тошнить, и поэтому не испачкался. Меня вырвало на стену и на тротуар, и рвоты было не очень много, потому что я мало ел. А потом мне захотелось свернуться на земле и начать стенать. Но я знал, что если я свернусь на земле и буду стенать, то отец увидит меня, когда выйдет из школы, и увезет домой. Так что я сделал много глубоких вдохов и выдохов, как учила Шивон. И, отсчитав пятьдесят вздохов, я очень сильно сосредоточился на числах и стал возводить их в куб. И от этого мне стало не так больно.
И потом я вытер рвоту с губ и решил, что должен выяснить, как попасть на вокзал. И надо кого-нибудь спросить, лучше женщину. Потому что когда нам в школе рассказывали об опасных незнакомцах, то говорили, что ими бывают мужчины. И я подумал, что нужно найти женщину, поскольку женщины более безопасны.
Так что я вынул свой нож, вытащил лезвие-пилу и опять убрал в карман – в тот, где не было Тоби. Теперь я мог бы ударить того, кто начнет меня хватать. А потом на другой стороне улицы я увидел женщину. Она везла ребенка в прогулочной коляске, рядом шел маленький мальчик c игрушечным слоном. И я решил спросить у нее. На этот раз я посмотрел налево и направо и опять налево – чтобы не попасть под машину. А потом перешел улицу.
И я спросил женщину:
– Где я могу купить карту?
А она сказала:
– Пардон?
Я повторил:
– Где я могу купить карту?
И я чувствовал, что рука с зажатым в ней ножом начинает дрожать, хотя я ею и не тряс.
А она сказала:
– Патрик, брось немедленно, он же грязный. Карту чего?
Я ответил:
– Карту этой местности.
Она сказала:
– Не знаю. – Потом она спросила: – А куда ты хочешь попасть?
И я сказал:
– На железнодорожный вокзал.
Она засмеялась и сказала:
– Тогда тебе не нужна карта.
А я ответил:
– Нужна, потому что я не знаю, где находится вокзал.
Она сказала:
– Да его отсюда видно.
И я ответил:
– Я его не вижу. И еще мне нужно знать, где там банкомат.
Она указала рукой и сказала:
– Вон. Вот это здание. Со знаком Британской железной дороги наверху. А внизу находится вокзал… Патрик, сколько можно повторять? Я тебе уже тысячу раз говорила: не подбирай ничего с тротуара и не суй в рот.
Я посмотрел в ту сторону, куда она показывала, и увидел здание с надписью наверху. Но оно было слишком далеко, и я не мог прочитать, что там написано. И я сказал:
– Вы имеете в виду это полосатое здание с горизонтальными окнами?
Она ответила:
– Да, именно его.
И я спросил:
– А как туда добраться?
А она сказала:
– Гордон Беннетт. – И потом еще сказала: – Если догонишь вон тот автобус, он тебя привезет куда надо. – И указала на автобус, который отходил от остановки.
Так что я побежал. Но автобусы ходят слишком быстро, а мне нужно было следить, чтобы Тоби не выпал у меня из кармана. Мне довольно-таки долго удавалось не отстать от автобуса: я пересек б перпендикулярных улиц. Но потом автобус повернул, и я больше его не видел.
И тогда я перестал бежать, потому что задыхался и у меня очень болели ноги. Я стоял на улице, где было много разных магазинов, и я вспомнил, что уже бывал здесь, когда мы с матерью ходили за покупками. На улице было множество людей, которые заходили в магазины и выходили из них, но я не хотел, чтобы они меня трогали, так что я отошел на край тротуара. Я не люблю, когда рядом со мной много людей, потому что они очень шумят и ко мне поступает слишком много информации разом, – от этого мне становится трудно думать. Как будто кто-то кричит внутри моей головы.
Так что я закрыл уши руками и тихо застонал.