– Ф., – плакал я. – Я не кончил. Я опять провалился.
– Нет, милый, ты выдержал.
– Что выдержал?
– Испытание.
– Какое испытание?
– Предпоследнее испытание.
48.
«Пусть ветер воет, пока ты любишь – в снегу, во льду все испытанья пройду, пока ты любишь»[136]. Это был номер семь в хит-параде кантри-энд-вестерн много, много лет назад. По-моему, семь. Название из шести слов. 6 управляется Венерой, планетой любви и красоты. В ирокезской астрологии в шестой день дулжно приводить себя в порядок, причесываться, носить разукрашенные, расшитые раковинами платья, ухаживать за девушками, играть в азартные игры и бороться. «Почему же я не радую тебя?»[137] Где-то в чартах. Сегодня ледяное 6 марта. В канадском лесу это не весна. Два дня Луна была в созвездии Овна. Сегодня она входит в Тельца. Ирокезы возненавидели бы меня сейчас, поскольку у меня борода. Когда они поймали Жога, миссионера, в 1600-каком-то году, одна из самых безвредных пыток (уже после того, как алгонкинский раб изуродовал ему большой палец раковиной моллюска) была такой: они напустили детей руками выдергивать ему бороду. «Пришли изображение Христа без бороды», – написал своему другу во Францию иезуит Гарнье[138], продемонстрировав прекрасное знание индейских странностей. Ф. однажды рассказал мне о девушке, у которой так буйно росли волосы на лобке, что она, каждый день работая щеткой, приучила их спускаться по бедрам почти на шесть дюймов. Прямо под пупком она нарисовала (черной тушью для ресниц) два глаза и ноздри. Отделив прядь волос прямо над клитором, двумя симметричными дугами развела их в стороны, создав подобие усов над сморщенными розовыми губами, под которыми остальные волосы росли, подобно бороде. Дешевое украшение, втиснутое в пупок, как знак касты, дополняло шарж на экзотического предсказателя судьбы или мага. Она прятала все свое тело, кроме этого участка, и забавляла Ф., комически цитируя восточные афоризмы, весьма популярные в то время, направляя свой голос из нижней части холста с искусностью чревовещателя. Почему у меня не бывает таких воспоминаний? Что толку в твоих подарках, Ф., в коллекции мыла, в разговорнике, если я не могу унаследовать и твои воспоминания, что придают смысл твоему проржавевшему наследству, как консервные банки и автомобильные катастрофы становятся высочайшей ценностью, если их поместить в контекст плюшевой художественной галереи? Что проку от твоего эзотерического учения без твоего конкретного опыта? Ты был для меня слишком экзотичен, ты и все остальные учителя, с твоими дыхательными методиками и дисциплинами успеха. А как же мы, астматики? Как же мы, недотепы? Как же мы, кто по-человечески посрать не умеет? Как же мы, у кого не бывает оргий и чрезмерной ебли, от которых можно отрешиться? Как же мы, кто разбит, когда наши друзья ебут наших жен? Как же мы – например, я? Как же мы, кто не вхож в Парламент? Как же мы, 6 марта замерзшие без особой причины? Ты создал Телефонный Танец. Ты прислушивался к Эдит внутри. Как же мы, закутанные в мертвую ткань? Как же мы, историки, вынужденные читать о грязном? Как же мы, провонявшие весь шалаш? Почему у тебя все так непостижимо? Почему бы тебе не умиротворить меня, как святой Августин, поющий: «Профаны, узри, восстают и небо дает им приют»[139]? Почему бы тебе не сказать мне то, что сказала Благая Дева юной крестьянке Катрин Лабуре[140] на обычной улице, Рю-дю-Бак, в 1800-каком-то: «Благодать снизойдет на всякого, кто молит о ней с верой и пылом». Почему я должен изучать оспины у Катрин Текаквиты на лице, точно иллюминаторы лунной ракеты? Что ты имел в виду, когда говорил, истекая кровью в моих объятиях: «Теперь все зависит от тебя»? Люди, которые так говорят, всегда имеют в виду что на их долю выпало гораздо большее испытание. Кто захочет обычной уборки? Кто захочет скользнуть на теплое пустое водительское сиденье? Я тоже хочу прохладной кожи. Я тоже любил Монреаль. Не всегда же я был Лесным Чудищем. Я был гражданином. У меня были книги и жена. 17 мая 1642 года маленькая армада Мэзоннёва[141] – полубаркас, плоскодонка и две гребные шлюпки – достигли Монреаля. На следующий день они проскользили мимо зеленых пустынных берегов и причалили там, где за тридцать один год до них Шамплейн[142] решил основать поселение. Ранние весенние цветы покачивались в молодой траве. Мэзоннёв спрыгнул на берег. Палатки, багаж, оружие и провиант – за ним. В славном местечке возвели алтарь. Теперь вся компания стояла перед ним – высокий Мэзоннёв, его люди сгрудились вокруг него, грубые мужики, и мадемуазель Манс[143], мадам де ла Пельтрье[144], ее слуга, а также ремесленники и поденщики. И там же стоял преп. Вимон, старший настоятель миссий, в богатых парадных одеяниях. В молчании они опустились на колени перед Господом, парящим в небесах. Затем священник повернулся к немногочисленному отряду и сказал:
– Вы – горчичное зернышко, которому суждено прорасти и тенями ветвей своих закрыть землю. Вас немного, но труд ваш – божественный труд. Он улыбается вам, и дети ваши заполонят землю.
Полдень потемнел. Солнце заблудилось в лесу на западе. Светляки мерцали на темнеющем лугу. Они наловили святляков, нитками связали их в светящиеся букеты и повесили пред алтарем, над которым все еще парил Господь. Затем они разбили палатки, развели костры, поставили стражу и легли отдохнуть. Такова была первая месса, пропетая в Монреале. И, – о, из этой лачуги вижу я огни напророченного великого города, города, которому было предсказано, что тень его пересечет землю, я вижу их, мерцающих огромными мягкими гирляндами, светляков центра Монреаля. Таков мой душевный уют в снегах 6 марта. И я припоминаю строку из еврейской Каббалы (шестая часть «Бороды Макропрозопа»[145]): «и любая работа, что выполняется в порядке, прибавляет Милосердия…»[146] Придвинься ближе, труп Катрин Текаквиты, сейчас 20 градусов ниже нуля, не знаю, как тебя обнять. Ты смердишь в этом холодильнике? Святая Анжела Меричи[147] умерла в 1540-м. Ее откопали в 1672-м (тебе было всего шесть, Катри Текаквита), тело сладко пахло, и в 1876-м оно все еще оставалось нетронутым. Святой Ян Непомук[148] был замучен в Праге в 1393 году за отказ раскрыть тайну исповеди. Его язык полностью сохранили. Специалисты изучили его 322 года спустя, в 1725 году и засвидетельствовали, что он сохранил форму, цвет и длину языка живого существа, и к тому же остался мягок и гибок. Тело святой Катрин из Болоньи[149] (1413-1463) было выкопано через три месяца после похорон, и от него исходил сладкий аромат. Через четыре года после смерти святого Пацификуса из Сан-Северино[150] в 1721 году его тело было эксгумировано и оказалось душистым и неповрежденным. Когда тело переносили, кто-то поскользнулся, голова трупа ударилась об лестницу и отвалилась; свежая кровь хлынула из шеи! Святой Иоанн Вьянней[151] был похоронен в 1859 году. Его тело оставалось нетронутым в момент эксгумации в 1905-м. Нетронутым: но ответит ли нетронутое на любовную страсть? Святого Франциска Ксаверия[152] выкопали в 1556 году, через четыре года после захоронения, и тело его сохраняло естественный цвет. Достаточно ли естественного цвета? Святой Иоанн Креста[153] прекрасно выглядел через девять месяцев после смерти в 1591 году. Когда ему порезали палец, потекла кровь. Триста лет спустя (почти), в 1859-м, тело оставалось неповрежденным. Просто неповрежденным. Святой Иосиф из Калазанца[154] умер в 1649-м (в том же году за океаном ирокезы сожгли Лалемана[155]). Его внутренности были удалены, хотя и не забальзамированы. Его сердце и язык оставались нетронутыми до сегодняшнего дня, об остальном ничего не известно. В моей полуподвальной кухне было очень душно, и из-за какой-то поломки таймер иногда включал духовку. Ф., ты поэтому привел меня на этот обледенелый ствол? Я боюсь отсутствия запахов. Индейцы объясняли болезнь неудовлетворенным желанием. Перед больным возводили гору из горшков, мехов, трубок, вампумов, рыболовных крючков, оружия, «в надежде, что в их множестве desideratum[156] получит удовлетворение». Часто случалось, что больному снилось его лекарство, и ему никогда не отказывали, «какими бы сумасбродными, праздными, тошнотворными или отвратительными» ни были его желания. О небо, пусть я буду больным индейцем. Мир, позволь мне стать могавком, что видит сны. Ни одна поллюция не скончалась в прачечной. У меня есть информация о сексуальности индейцев, неземная психиатрия, и я бы продал ее той части моего сознания, что покупает решения. Если я продам ее Голливуду, ему придет конец. Я теперь зол и замерз. Предупреждаю, я прикончу Голливуд, если мне немедленно не предоставят любовь призрака, не просто нетронутого, но неодолимо благоухающего. Я прикончу Кино, если мне сейчас же не станет лучше. Я в скором времени кину бомбу в ближайший к вам кинотеатр. Я приведу миллиард слепых на Последний Сеанс. Мне не нравится мое гнусное положение. Почему именно я должен резать пальцы? Надо ли брать у скелета анализ на реакцию Вассермана[157]? Я хочу быть лишь детским трупом, который несут грубые доктора, моя юная трехсотлетняя кровь льется по бетонной лестнице. Я хочу быть лампочкой в морге. Чего ради мне препарировать старый язык Ф.? Индейцы изобрели парилку. Это просто пикантная деталь.
