— Что-то там есть, — сказала Айнана, отнимая от глаз бинокль. — Кто-то копошится. Похоже, росомаха.
Она ходко пошла вперед, и Тутриль едва поспевал за ней, стараясь не отставать.
Теперь и Тутрилю было хорошо видно, как росомаха возилась у капканов.
Он напряг силы и поравнялся с Айнаной.
— По-моему, она попала в капкан, — торопливо сказал Тутриль. В его голосе чувствовалось волнение азарта. — Вот тебе и подарок будет от меня. Ты знаешь, если уж говорить о ценности меха, то самый лучший — это росомахи. Теплый, прочный, на морозе не индевеет… Сошьешь зимнюю шапку, и еще на воротник останется.
Однако росомаха, увидев приблизившихся людей, отбежала от капкана и обглоданного тюленьего костяка — приманки.
— Ах ты подлая! — выругался Тутриль и торопливо вытащил из чехла мелкокалиберную винтовку.
Он встал на одно колено, прицелился и выстрелил. Росомаха отбежала еще на несколько шагов и остановилась, как бы дразня людей.
Тутриль погрозил в ее сторону кулаком. В одном капкане лежал почти целый песец, а в другом виднелись только клочья шерсти.
Айнана вытащила капканы, очистила их от снега.
Исследовав остатки песца, она коротко сказала:
— Пригодится.
Росомаха стояла на дальнем торосе, на морской стороне, и продолжала следить за людьми.
По морскому торосистому льду было идти гораздо труднее, чем по тундровому снегу. То и дело преследователи проваливались в мягкий, подтаявший снег, под которым хлюпала вода. Быстро намокли торбаса, набухли влагой.
Тутриль несколько раз останавливался и стрелял в зверя, но росомаха стояла далеко, а прерывистое дыхание не позволяло хорошо прицелиться.
Пока перебирались через гряду торосов, потеряли зверя из виду, и Айнана устало сказала:
— Ну ее, росомаху! Обойдусь без шапки и воротника!
Тутриль поднял на нее разгоряченное, блестевшее от пота лицо и удивленно произнес:
— Как же так? Да мы ее запросто догоним! Вон ее следы. Пойдем по ним. Она от нас далеко не уйдет.
Тутриль это сказал так, что у Айнаны не осталось никаких сомнений: он будет преследовать зверя до конца.
Она уныло поплелась за Тутрилем. Улучив минутку, напилась досыта снежной воды, припав разгоряченными губами к лужице.
— Зря ты это делаешь, — сказал Тутриль. — Так будет труднее идти.
Он оказался прав. Уже через несколько минут Айнана почувствовала, что задыхается. Вода булькала и переливалась в пустом желудке, и она с раздражением слышала ее шум.
Тутриль шел не останавливаясь, изредка отрывая взгляд от следа и обозревая возвышающиеся торосы.
— Росомаха дойдет до воды и повернет обратно, — со знанием дела сказал Тутриль.
— Тогда, может быть, не будем торопиться? — предложила Айнана. — Раз она все равно повернет?
— А может, она другим путем будет возвращаться? — возразил Тутриль. — Главное — не упустить след.
Айнана поняла, что спорить с охваченным азартом Тутрилем нет смысла, и, стиснув зубы, собрав силы, побежала следом за ним, карабкаясь через торосы, хлюпая мокрыми торбасами по сырому подтаявшему снегу.
Она мысленно ругала росомаху и кляла себя за то, что не решается прекратить погоню: это значило бы уронить себя в глазах Тутриля.
Айнана задыхалась, ловила широко открытым ртом воздух. Сердце колотилось под самым подбородком, словно желало выскочить наружу, на вольный воздух.
Тутриль несся легко, будто для него не существовало неровностей морского льда. Айнане порой казалось, что он перелетает через торосы и ропаки.
Перебираясь через высокий, сглаженный солнечными лучами край тороса, Айнана поскользнулась и упала к его подножию, оцарапав лицо острыми кристаллами фирнового снега.
Она очнулась, почувствовав, как что-то сладкое и холодное льется ей в рот. Она открыла глаза и увидела близко над собой глаза Тутриля — широко раскрытые, встревоженные, полные ласки: он поил ее чаем из термоса.
— Что с тобой? Тебе плохо?
— Нет, теперь мне хорошо, — прошептала Айнана и снова закрыла глаза.
Понемногу сознание прояснилось, возвратились силы, и через несколько минут, к великой радости Тутриля, Айнана уже могла поднять голову, сесть и внятно говорить.
— Ну, где росомаха? — со слабой улыбкой спросила она.
— Ушла, — сокрушенно вздохнул Тутриль. — Так мне хотелось тебе сделать подарок. Чтобы ты помнила меня…
— Я и так буду вас помнить, — сказала Айнана. — Всю жизнь…
Она сняла оленьи рукавицы и теплыми ладонями потерла щеки Тутриля.
— Всегда буду вас помнить, — шептала она. — Наверное, так и должно было случиться в моей жизни… Ведь правда? Пусть что угодно думают и говорят другие, а я знаю: больше такого счастья у меня никогда не будет. У человека в жизни, наверное, должна быть такая вершина: поднялся на нее и все увидел. Потом уже ничего не страшно… Я точно знаю — такого больше не будет. Так бывает только один раз.
Токо медленно строгал на верстаке заготовку для полоза. Тонкая стружка с легким шелестом падала к его ногам и словно оживала, шевелясь под усиливающимся ветром. Солнце уже давно перешло береговую черту и висело над морскими льдами, медленно, словно нехотя, снижаясь над горизонтом. По часам приближалась полночь, но ни Айнаны, ни Тутриля еще не было. Тревожиться, в общем-то, нечего — Айнана в тундре не растеряется, да еще в такую погоду… И Тутриль не мальчишка. Когда хорошо вдвоем, спешить некуда.
Токо вздохнул и перестал строгать.
Он взял бинокль и принялся обозревать горизонт. Сильно подтаяла тундра. Однако, глядя на морскую сторону, не скажешь, что уже весна, если не приглядишься и не заметишь посиневший и отяжелевший снег, пропитанный талой водой.
Нехороший этот ветерок. Он дует с юга и может превратиться в неистовый весенний ураган, который отрывает береговой припай и открывает свободную воду.
В яранге возилась Эйвээмнэу, давая знать мужу, что не ложится спать и ждет. Она гремела посудой, почему-то ходила за водой к береговой снежнице, усердно выбивала постели на снегу.
Токо еще раз глянул на солнце, осмотрел в бинокль окрестности и, убрав инструмент, вошел в ярангу.
На часах было уже около одиннадцати.
— Не вернулись? — сказала Эйвээмнэу.
— Не успели, — ответил Токо. — Дорога плохая, снег мокрый, идти трудно.
— На собаках бы поехали…
Токо посмотрел на жену и терпеливо объяснил:
— Полозья менять надо на нарте, деревянные на железные…
Будто она не знает, почему Айнана не поехала на собаках. Лишь бы поговорить.
Токо медленно разделся и улегся в постель, высунув, по обыкновению, голову в чоттагин. Он курил и думал, что именно чоттагина ему и не хватает, когда он живет в домике. Как хорошо перед сном выкурить последнюю трубку на студеном свежем воздухе, освежить усталую голову и заснуть просветленным и отдохнувшим.
Порыв ветра рванул моржовую покрышку яранги, и Токо лицом ощутил снежинки.
— Пурга! — испуганно произнес он.
Торопливо одевшись, Токо выскочил наружу. Ветер нес густую, казалось, непроницаемую стену тяжелого мокрого снега. Он больно хлестал по лицу, пригибал к земле. Токо торопливо снимал с вешал песцовые и нерпичьи шкурки. Побросав все это в чоттагин, он кинулся убирать распяленную на снегу лахтачью кожу. Его чуть не унесло ветром вместе с кожей, которая, как парус, тянула в море.
Токо уже подумывал выпустить из рук гремящую кожу, как вдруг почувствовал облегчение и увидел рядом Эйвээмнэу.
Вдвоем все, что могло быть унесено ветром, они убрали в чоттагин, втащили собак и тщательно закрыли дверь. Прислушиваясь к шуму ветра, он обозрел кожаную покрышку и, заметив почти невидимые дырочки, заделал их специальными тонкими палочками.
Забравшись в полог, он высунул голову в чоттагин и закурил.
— Как там Тутриль и Айнана? — тревожно спросила Эйвээмнэу.
— Сидят в избушке, радуются…
— Чему радоваться в такую непогодь?
— Что одни остались.
Токо отвечал жене, а в сердце заползала тревога: а если они не успели добраться до избушки? Весенняя пурга коварная, она налетает неожиданно и может застигнуть вдали от жилища. Правда, можно схорониться в снежной норе. Но это день-два: без пищи и питья трудновато.
Токо ворочался, кряхтел, чувствовал, что и жена не спит, однако не показывает виду.
Токо мысленно проходил путь, по которому пошли Айнана и Тутриль. Сначала вдоль берега моря. Потом надо пересечь лагуну и снова выйти на берег, где была положена выброшенная осенними штормами приманка — протухшая туша лахтака. Недалеко оттуда, в четырех часах хода, — охотничья избушка. От избушки ближе к Нутэну, чем к одинокой яранге. А вдруг они решили пойти в село? Сидят там в домике и чай пьют, а тут волнуйся за них…
Кряхтя, Токо осторожно выполз из полога.
