— Наоборот, — заверила его я. — Ведь ваше приглашение, по сути, является комплиментом: я не сижу с кавалером, следовательно, вы занесли меня в категорию «самых красивых женщин», не так ли?
— Так, — серьезно отвечал он. — Вы очень красивы и превосходно танцуете. Я видел вас в…
Он перечислил несколько милонг, известных и не очень. Я и в самом деле бывала в каждой из них.
— Странно, что я вас совсем не помню.
Он смущенно пожал плечами.
— Обычно я для храбрости снимаю очки.
— Ну так снимите! — приказала я.
Увы, даже без очков его трудно было назвать красавцем. Зато я вспомнила, что и в самом деле видела, как он танцевал — с одной из платных ведомых, довольно умелой инструкторшей.
— Ага, теперь припоминаю, — сказала я. — Вы танцевали с Кларой. Конечно, до Хорхе Диспари вам далеко, но у вас есть и баланс, и ритм, и легкость. Пожалуй, я приму ваше приглашение.
— Простите?.. — бедняга выглядел совершенно оторопевшим.
— Нет уж, теперь это вы простите, — решительно оборвала его я. — Пригласили, так извольте отвечать. Мы с вами танцуем следующую танду.
Мужчинка оглянулся, словно ища, где спрятаться, и, не найдя ничего лучшего, надел очки. Но я не собиралась давать ему передышки.
— Немедленно снимите вашу стеклянную броню. Я же видела — вы прекрасно танцуете и без нее.
Он подчинился. Он положил очки на стол и беспомощно осмотрелся. Скорее всего, он видел вокруг себя только расплывающиеся цветные пятна. Он был, конечно, урод, но в тот конкретный момент это был очень красивый урод, несмотря на всю свою несуразную, плешиво-носатую ушастость. Он походил на неизбалованного, даже забитого ребенка, который вышел во двор с новым велосипедом, и теперь и счастлив, и смущен, и напуган этим огромным событием, которое разом переводит всю его жизнь в новое, многообещающее и в то же время очень тревожное состояние.
Обычно человеческие лица глупы, скучны и унылы; думаю, что и лицо моего очкарика не составляло исключения… но иногда, очень редко, они словно освещаются изнутри, как китайский цветной фонарик-калейдоскоп; и на этом ярком, сияющем фоне начинают мелькать, сменяя друг друга, узоры радости, сомнения, надежды, страха, и снова радости, и снова надежды. Именно такие узоры мелькали перед моими глазами в ту ночь, в том отрешенном от земли городе, в провонявшем конским потом баскетбольном зале, превращенном в милонгу на несколько коротких часов. Нечего и говорить, что я залюбовалась столь редким зрелищем.
— Я не очень твердо веду, — вдруг сказал он, словно припомнив что-то. — И знаю мало сиквенсов. А если вы любите близкое абразо, то должен вас разочаровать…
— Самое то, — парировала я. — Запомните: чем лучше ведомая, тем меньше она хочет, чтобы ей диктовали каждое движение. Что же до сиквенсов, то танго — не компьютерная программа. Больше сиквенсов я ненавижу только близкое абразо. Грудь ведущего — это не сосна, а я — не медведь, чтобы об нее тереться. Усвоили?
Он улыбнулся в ответ — улыбкой почти счастливого человека. Перерыв заканчивался, вот-вот должна была открыться следующая танда.
Комментарии Juglans Regia
Тип записи: комментарий
И фсё? Ну-у, так мы ни дагаваревались. Нихарашо, дарагая Милонгерочка, абрывать на самам интиреснам. Што дальши та было? Нибось бычьих яиц у этава танцора ни абнаружилось, хе-хе…
Milongera
Тип записи: комментарий
Отчего же вы так в этом уверены, господин Мужлан? В тихом омуте, знаете…
Juglans Regia
Тип записи: комментарий
Йирунда, дарагая Милонгерочка. Ф тихам омути ни водицца ничиво, кроме тины. И кроме стайячей вады там ничиво ни стаит. Настаящии бычачьи яйца можна абнаружить тока у быка. Магу такжи придлажить сибя. Ни верите — приежжайте, пакажу. Или скажити адрисок, я сам падъеду, с висами.
Milongera
Тип записи: комментарий
С весами? А весы-то зачем?
Juglans Regia
Тип записи: комментарий
Хе-хе… а как жи па-вашиму мы станим яйца взвешевать? Биз висофф-та ниспадручна, хе-хе…
Antiopa
Тип записи: комментарий
Вот же пошлая мразь… тьфу!
Конец комментариев Milongera
Тип записи: закрытая
Итак, перерыв заканчивался, вот-вот должна была открыться следующая танда, и тут к нашему столику подошел мужчина лет сорока. Подошел и сразу же уселся, не дожидаясь приглашения, словно предъявив невидимому контролеру входной билет в виде полуутвердительного «можно?»
— Нельзя, — ответила я тоном, не оставляющим ни малейших сомнений в моем искреннем возмущении.
Мужчина благожелательно хохотнул и остался сидеть. Он явно принадлежал к одному из самых неприятных человеческих типов, именуемому мною «СС» — «самец самодовольный». Высокий, без малейшего намека на брюшко, с тяжелой многозначительной спиной и медальным профилем, которым он, видимо, особо гордился, ибо, разговаривая, поворачивался к собеседнику боком, гордо обозревая перпендикулярные разговору дали.
— В чем дело? — поинтересовалась я, потихоньку свирепея. СС-ы бесят меня каждым своим движением. — Вам что-то от нас нужно?
Самец снова хохотнул и опустил глаза к ширинке, словно приглашая самый важный свой орган посмеяться вместе с ним.
— Ну зачем же так недружелюбно? — произнес он мужественным баритоном. — Во-первых, это все же общественное место, не так ли? Включая и данный столик. Следовательно, оно доступно и такому скромному представителю общественности, как ваш покорный слуга… извините, я не представился…
СС вытянул в моем направлении красивую ладонь с розовыми ухоженными ногтями:
— Боб.
— Хоть баобаб, — отозвалась я, тщательно дождавшись, пока рука не опустится, безответно повисев над столиком. — Мне-то какое дело? А касаемо общественности данного места позвольте вам напомнить, что даже в общественном туалете не ломятся в занятую кабинку.
Он снисходительно улыбнулся. Он не смутился ни на йоту. Его спина оттого и выглядела многозначительной, что за ней вповалку лежали поверженные в прах мужчины и поверженные в трах женщины. Этот болван был решительно непробиваем.
— Но есть и во-вторых, — баритон самца вдруг приобрел бархатный оттенок. — Во-вторых, я намеревался сплясать с вами сальсу-другую.
Он так и выразился: «сплясать сальсу-другую».
— Я не танцую сальсу, — ответила я.
— Ну тогда танго.
— Танго уже обещано мною этому господину.
— Кому-кому? — изумленно вопросил СС, впервые поворачиваясь ко мне анфас — исключительно для того, чтобы сориентировать свой ударный профиль в направлении моего маленького очкарика. — Этому, что ли?
Очкарик пискнул. Он уже надел очки, так что выражение глаз было опять неразличимо, зато уши сменили свой цвет с ярко-красного на снежно-белый. Он слегка приподнялся на стуле, поерзал и передвинулся к самому краешку. Самец насмешливо поднял брови.
— Ну, с этим-то кавалером мы договоримся, — сказал он уверенно. — Не правда ли, дружище? Вы ведь не станете возражать, если я сделаю кружок-другой с вашей прекрасной дамой? Обещаю вернуть ее в целости и сохранности… как говорится, усталую, но довольную… хо-хо-хо…
Очкарик снова пискнул. На него было жалко смотреть. В зале заиграла музыка — танго «д'Ариенцо». Я стукнула ладонью по столу.
— По-моему, вам ясно объяснили: это танго обещано другому.
Самец улыбнулся и снова оборотился ко мне профилем. Своей подвижностью его голова напоминала избушку Бабы-Яги.
— Извините, но есть проблемы, которые должны решаться только между мужчинами, — мягко заметил он. — Вовлекать туда женщину означает проявлять неуважение прежде всего к ней.
Я закусила губу. На этот раз наглец был безусловно прав. В чем, в чем, а в петушином этикете он склевал не одну собаку.
— Итак? — избушка снова повернулась к лесу задом, к очкарику передом. — Я уже вижу, что вы согласны. Спасибо вам огромное.
Маленький мужчинка начал привставать. Руки он держал сцепленными перед собой, словно собирался поклониться.
— Я… — пролепетал он. — Я, конечно… со своей стороны… пожалуйста, я готов…
— Да как вы можете? — возмутилась я, не веря своим ушам. — Вы готовы?! К чему? Вы что, уступаете этому… этому…
Нечасто я затрудняюсь подобрать нужные слова, но это был именно тот случай. Очкарик повернулся ко мне. Выражения глаз я, конечно, не разглядела — лишь запотевшую броню очков и мучительно искривленный рот.
