Предполагалось, что бренд «митьки» являлся коллективной собственностью группы. Само слово «митьки» и книга «Митьки», сдается мне, есть главные составляющие бренда, но, повторяю, необходимо и физическое наличие митьков, их работа по продвижению имиджа.
Но творцов, производителей или политических партий гораздо больше, чем хороших брендов. Карикатуры и фоторепортажи о суровых буднях индустриального общества изображали понурых людей с плакатами: «Согласен на любую работу». В постиндустриальном обществе текст другой: «Согласен на любой бренд». Вот зарисовка из области политики:
Партии превратились в «бренды» — эмблемы и электоральные лозунги, традиционно привлекающие электорат. Там, где бренд отсутствует, партии и движения с калейдоскопической быстротой формируются, объединяются и распадаются в стремлении найти привлекательный имидж. (Д. Иванов. «Глэм-капитализм». «Петербургское востоковедение», 2008.)
Получив хороший бренд, его носитель выходит на совсем другой уровень зарплаты, где накрутка за бренд неизмеримо превосходит себестоимость продукта. «Меньше чем за десять тысяч долларов, я даже с дивана не встану» (Линда Евангелиста).
Без брендовой составляющей продукции многих звезд — грош цена, даже нельзя сказать, что заработок поп-культурника есть чистый продукт, помноженный на имидж, потому что чистый продукт нередко является отрицательной величиной.
Вон как хорошо с брендом-то, да вот только специфика бренда «митьки» в том, что «митек обладает талантом всегда действовать самым неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием» (Часть шестая), в том, что «мудрецы всегда жили проще и скуднее, чем бедняки» (Г.Д. Торо), и в том, что митек, не желая никого победить, всегда будет в говнище и в проигрыше.
Конечно, есть в митьке и лукавство, и простодушные сиюминутные всплески жадности, да и, в конце концов, все мы люди, а не митьки, но все же надо определиться с генеральной линией: тут уж «или — или», как говорил Кьеркегор, имея в виду: или «митьки никого не хотят победить», или «бабло побеждает зло».
Так что есть некоторые издержки у статуса настоящего митька, да у многих брендов есть такие почетные издержки. Например, когда настоящему даосу император предлагал крупное денежное вознаграждение или высокий пост, даос обязан был отказаться. Можешь, конечно, принять, только тогда никакой ты не даос и вознаграждения не заслуживаешь, получится, как в презрительном стихотворении Новеллы Матвеевой «Мещанин»:
О, как бы он желал безумства Дон Кихота
Безумно повторить! (Но из того расчета,
Чтоб с этим связанных убытков не понесть.)
37. Воспитание Дмитрия Шагина (Продолжение)
«Имидж митька не предполагал этакой шустрой подвижности», — сетует Москвина. Именно: бедные и веселые лохи. Митек есть лох не потому, что не умеет, а потому, что принципиально не желает ориентироваться, не желает, чтобы все было схвачено. (В молодости я работал на Камчатке геологом, и там оказалось что «лохом» называется красная рыба, когда она поднимается по ручьям на нерест. Одуревшая, в ссадинах, не чующая опасности — входи в ручей и бери ее голыми руками.)
Митя лохом не был никогда, по его словам — с рождения.
Несколько раз он задумчиво признавался мне: «Уж такой родился, что всегда лучше всех все понимаю...»
Сходную самооценку публично высказывал разве только принц Гаутама Будда, что дьякон Кураев комментирует: «Не будем расценивать это по меркам христианства, где такое заявление о самом себе расценивается как признак чрезвычайной духовной болезни». Конечно, наивный эгоцентризм втайне исповедуют многие недалекие люди: как же может быть иначе, если я, я сам так думаю?
Люди упрямо растопыриваются, даже когда речь идет о конкретных, проверяемых вещах, — 85 процентов водителей уверены, что водят машину лучше, чем среднестатистический водитель. (Интересно было бы художников опросить. Надеюсь, тут 100 процентов были бы лучше среднестатистического. Я, например, — получше среднестатистического.) А поди измерь, лучше ты всех все понимаешь или не лучше. Ведь «все понимать» — это не значит все знать или уметь, речь не идет об эрудиции, образовании, даже полные лохи могут образование иметь, но вот развести лоха и выдурить фраера — надо лучше всех все понимать.
В Митином характере, увы, много особенностей совсем немитьковских, взять хоть его страстную, неуклонно растушую любовь к деньгам и материальным ценностям. Эта любовь обволакивается митьковскими прибаутками, конечно: «С правдой-то мне везде хорошо!» — тут юмор в том, что Митя называет правдой деньги.
Любит — и ладно, это только классическая русская «литература беспощадна к самому робкому стяжательству, а в современном художественном сообществе это черта не порицаемая. Например, у Уорхола любовь деньгам была важной составляющей имиджа (любопытно: установлено, что картины зеленого цвета котируются на художественном рынке ниже, чем картины других цветов, но, поскольку для Уорхола зеленый — цвет денег, а его любовь к деньгам всех умиляет, картины Уорхола стоят дороже, если они зеленые).
Митьку можно поиграть и в жадность, но Митя совсем не играет, он как подневольный, зависимый от своей страсти человек, что даже входит в противоречие с его другой немитьковской чертой — всегда лучше всех все понимать.
Придется дать хоть пару реальных примеров, чтобы не быть голословным. Конечно, относительно реальных людей не обсуждают, как они, допустим, воздух испортили (пукнули), это только в художественной литературе можно. Но если уж взялся писать правду про конец митьков, то приличного светского разговора не получится. (Меня извиняет вот какое обстоятельство: мало кто делает публичным достоянием свою личную жизнь, но Митя настойчиво желает обнародовать все подробности. Родились внучки, украли картину, засорилась фановая труба — сразу десятки интервью по телевидению и в газетах. Весной 2010 года каждая вторая крыша в городе протекла. Средства массовой информации, не желая народного гнева, говорили об этой беде довольно скупо, разве что про Русский музей упоминали, что, мол, пришлось совсем второй этаж закрыть. Но про то, что протек потолок в мастерской Дмитрия Шагина появились, без преувеличения, сотни сообщений.)
Однажды в Париже, в 1992 году, несколько безумная и рассеянная швейцарская графиня или герцогиня по имени Наташа пригласила нас, пятерых митьков и Таню Шагину, в кафе. Заплатив по счету карточкой, она оставила на углу стола 10 франков на чай официантке, вскочила и направилась к выходу. Дмитрий Шагин повел себя непринужденно: не таясь, смахнул 10 франков в карман.
Молодец! Стильный эпатаж, посрамляющий условности буржуазного, точнее, аристократического общества, исполненный лучезарно, по-митьковски, — к сожалению, Флоренский, который в Европе любил чувствовать себя европейцем, не оценил его. Флоренский буквально позеленел от стыда и злости (я впервые понял, что «позеленел» — не метафора), и Митя, с ходу изменив характер хепенинга, принял вид рассудительного, взрослого человека, пресекающего мотовство. «Нечего баловать», — буркнул он и пошел к выходу.
Если чьей-либо целью является всего-то присвоение 10 франков — он уж наверное выждет три секунды, пока его товарищи выйдут из-за стола. Но нет, Дмитрий Шагин желал иметь свидетелей художественного эпатажа и детской непосредственности (отчего я об этом эпизоде и смею упоминать), он сделал это у всех на глазах и, заметьте, в тот недолгий промежуток времени, когда 10 франков никому не принадлежат — графиня с ними рассталась, а официантка еще не обнаружила, — так что юридически он чист.
Воля ваша, Митю во многом можно обвинять, но всегда все лучше всех понимающим, стратегически хитрожопым — я его при таком поведении назвать не могу. Красивый эпатаж — это хорошо, ну а если бы вернулась графиня?
В том же 1992 году Дорис Кноп (возившая нас в Гонконг, то есть Хабаровск) самостоятельно организовала сбор гуманитарной помощи борющемуся Ленинграду.
Контейнер с собранными шмотками привезли наиболее честному, по мнению Доры, из митьков — Тихомирову. Тихомиров сидел среди штабелей с ящиками мрачный: это сколько же теперь придется ютиться в совершенно загроможденной квартире? «Бери сумку, да побольше, а лучше чемодан!» — услышали от него в тот день все его знакомые, в первую очередь, конечно, митьки. Были наглые, которые действительно с чемоданом приехали, я например, а чаще человек брал одну вещь и доволен был.
Тихомиров затосковал. Он умолял брать побольше, насильно всовывал — но убыли вещей было не заметно, большинство ящиков даже не раскрыли.
Приезжает Дмитрий Шагин.
Проверь себя, читатель, правильно ли ты понял, к чему начал сводиться смысл движения митьков в 1992 году. Итак, вопрос викторины: сколько гуманитарной помощи взял Дмитрий Шагин? Варианты ответа:
