Нарядом местных женщин служили яркие – синие или красные – кофты, надетые навыпуск поверх шаровар; некоторые пожилые женщины носили тюрбаны, украшенные кисточкой. На мужчинах были синие или зеленые мешковатые штаны, подвязанные у колен. Я обратил внимание на то, какими крепкими все они выглядели. У детей была здоровая кожа и белые зубы. Лица у них имели более округлую форму, чем у тайцев, – у тех лицо слегка вытянуто. Позже я узнал, что это племя – выходцы из Тибета.
Кокос возвратился с улыбающимся вождем. Несмотря на усталость, мы церемонно поклонились, и я не забыл предложить вождю сигарету. Сделка была заключена без проволочек, и нас отвели к двум свайным хижинам. Кокос тут же пояснил, что одна из них предназначена нам, а вторая – ему с Бханом. Вождь сказал что-то одному из детей, мальчишке лет семи. Паренек убежал и вскоре вернулся с трепыхающимся цыпленком, которого он держал за шею и ноги. Бхан вытащил из рюкзака котелок, подхватил цыпленка и ловко отсек ему голову ножом, сцеживая кровь в подставленную миску.
– Мы теперь готовить для вас, – пояснил Кокос, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Ты не мог бы спросить вождя, – обратился я к Кокосу, – может, он что слышал об английской девушке – фаранг, живущей где-нибудь по соседству?
Кокос нахмурился:
– Видишь, они не говорить тайски. Я не говорить лайсу. Я говорить дом, я говорить цыпленок. Больше не говорить. – Заметив мой сокрушенный вид, он добавил: – Извини.
На деревню опустились сумерки, вождь и мальчик ушли. Наша хижина была сложена из бамбука, пальмовые циновки на полу чисто выметены. Приподнятая часть пола предназначалась, по-видимому, для сна. В углу на нем была сложена пара побитых молью шерстяных одеял. Постель на циновке, так привлекательно выглядевшая со стороны, оказалась жесткой, как могильная плита. С наступлением сумерек появились москиты, и, хоть заметить их было трудно, кусались они как собаки. Мы натянули на себя штаны, чтобы хоть как-то прикрыть ноги, а легкий ветерок доносил тем временем из хижины проводников аппетитный запах риса с имбирем.
– Ооо! – простонал в своем углу Фил. Переодеваясь, он нашел у себя под коленом на правой ноге двух вцепившихся клещей. Мы подошли посмотреть, и, должен признаться, меня прямо передернуло от этого зрелища. Насосавшиеся за целый день крови, клещи были размером с ноготь.
– Давайте-ка вытащим их, – предложил я и попытался ухватить одного из них пальцами.
Мик оттолкнул мою руку.
– Не то делаешь, – сказал он. – Так от них головки под кожей останутся.
Он затянулся сигаретой, сбил пепел, поднес горящий кончик к клещу и держал до тех пор, пока паразит не отвалился. Казалось, Фила сейчас стошнит. Мик протянул мне сигарету.
– Давай затянись хорошенько и разберись со вторым.
Я взглянул на окурок, и мне показалось, что на нем все еще болтается половина обгоревшего клеща. Затягиваться у меня не было ни малейшего желания.
– Подумаешь! – сказал Мик, но сигарету у меня не взял. Конечно, мы могли зажечь другую, если бы не решили экономить курево.
– Вот сам и затянись!
– Но ведь это ты спасаешь родного сына.
Я втянул дым и тут же выдохнул, чтобы он не попал в легкие. Раскаленный до красна кончик сигареты я поднес к клещу. Но проклятый кровосос не вылезал. Пришлось еще раз затянуться и приложить к нему сигарету, прежде чем клещ наконец не свалился с ноги Фила, который на всем протяжении операции пристально наблюдал за моими действиями. Я вытащил из рюкзака антисептическую мазь и осторожно смазал ею ранки.
После того как с клещами было покончено, мы вышли на воздух и уселись у хижины. Наши головы еле ворочались от усталости, ноги и руки ныли. Мик глубоко вздохнул, и я сказал:
– Я знаю, о чем ты подумал, Мик. Мы с тобой – прирожденные убийцы.
Не успел я произнести эти слова, как появился мальчик-лайсу в широченных штанах, подвязанных на лодыжках. Юный джинн – «Слушаю и повинуюсь, мой господин!» – принес нам три бутылки пива. Когда он заломил цену, нашим первым порывом было отправить его куда подальше. Однако Мик засмеялся, достал деньги и шутя поддал парнишке под зад.
Пиво было теплым, но божественным. Оно пенилось на губах, смывая дорожную пыль, и ласкало нёбо вкусом зрелого хмеля. Оно восстанавливало баланс в организме и возвращало чувство равновесия. Меня будто обмахивали шелковым платком, и, поскольку Фил от своей порции отказался, я уже был готов поспорить с Миком за третью бутылку.
Мик взглянул на меня, потом на пиво и захохотал. От изнеможения в нем пробудились телепатические способности. Бхан, появившийся в этот момент на пороге хижины с дымящимся котелком, остановился, увидев нас, заливающихся идиотским смехом.
Стол из грубо отесанного бревна находился у стены хижины. На нем наши проводники и разложили ужин. К жареному цыпленку с рисом они сварили бульон и лапшу с имбирем. Отдельно поставили тарелку зелени, тарелку с карри и три маленьких блюдца с невероятно жгучими специями. Меню джунглей. Наши ребята управились с готовкой за полчаса, но по вкусу их стряпня не уступала первоклассному ресторану. Вели они себя вежливо и немного формально. Не хватало только чашечки кофе и такси до дома. Мы звали их присоединиться к столу, но оба отказались.
Фил пытался прочитать благодарственную молитву, на что Мик страшно вытаращил глаза.
Когда стемнело уже настолько, что трудно было что-либо различить, появился мальчик-посыльный от вождя, с трудом тащивший автомобильный аккумулятор с мотком проводов. С первого взгляда поняв, что это такое, я вскочил на ноги. Напрасно Бхан уговаривал меня прежде отобедать. Во мне кипел энтузиазм бойскаута. За пять минут я бросил провода с зажимами на аккумулятор и подвесил патрон с лампочкой на стропила хижины. В деревне без электричества мы с помощью обычного автомобильного аккумулятора организовали великолепную иллюминацию.
– И стал свет, – сказал Фил.
– Ну что, доволен? – спросил Мик, уплетая цыпленка.
А я действительно был доволен. Я вернулся к столу и с аппетитом принялся за лапшу. Это был, вероятно, первый случай с момента нашего приезда в Таиланд, когда я почувствовал, что реально могу влиять на ход событий, пусть и ненадолго. Источник питания, электрический провод и стеклянная колба с раскаленной вольфрамовой нитью, проще говоря, лампочка, и… я провел свет в джунгли!
Когда мы покончили с едой, еще один парнишка принес бананы и папайю. Вернулся и малолетний спекулянт с пивом. Мик расплатился с ним и заметил, что в «Клипере» то на то бы и вышло, если считать за пинту. Может, так оно и было, но хотел бы я знать, какой доход принесла экономике деревни эта ночная сделка?
Фил пил свою минеральную воду.
– Тяжко вам бы пришлось без пива, верно? Такая уж у него была манера поддерживать беседу, и единственным ответом, который он от нас получил, была довольная и такая звучная отрыжка Мика, что живность, прятавшаяся под сваями хижины, и та в страхе разбежалась.
Пока мы потягивали пиво и курили, из темноты на электрический свет вышли несколько очаровательных детишек с черными глазами. За ними последовали их матери, в нерешительности остановившиеся у конца стола. По-видимому, мы были здесь своего рода вечерним развлечением. Одна из женщин, наиболее смелая, попыталась предложить нам узорчатые браслеты и другие безделушки. Мик купил по одному браслету для каждого из нас и немедленно надел свой, сразу с виду захипарившись. Фил тоже надел браслет, а я медлил. Уж очень они напоминали вещицы, которые носили дружки Чарли. Но один из мальчиков все же настоял на том, чтобы завязать браслет на моем запястье.
Другой мальчик попытался заглянуть под мою футболку. Проводники, которые сидели несколько поодаль и критически наблюдали за всем происходившим, пояснили:
– Они смотреть волосатый человек.
У тайцев, у лайсу и у других народов горных племен волосы на теле практически не растут, так что дети были прямо загипнотизированы видом трех обезьяноподобных существ. Мик и Фил, обильно обросшие волосами, даже закатали рубашки. Ребятишки засмеялись и подались назад, словно увидели нечто небывалое. Женщины тоже замахали руками и стали быстро обмениваться впечатлениями.
Я усадил малыша на колено и, покачивая его, гримасничал и хлопал себя по макушке ладонью. Думал, так будет веселее.
– Они обезьяна жуй-жуй, – уведомил меня Кокос. Я сразу вспомнил зеленое карри. Его привкус не смогло перешибить даже пиво. Я попытался не думать об этом и с еще большим рвением стал изображать для детей обезьяну. Пожилая женщина с больным глазом, у нее было подобие катаракты, показала на пивные бутылки и спросила о чем-то Бхана. Наши проводники посовещались.
– Я не понимай, что она говорить, – сказал мне Кокос, – но думай, она хочет знать – ты так себя вести, потому что пить пиво?
Мы с Миком рассмеялись, но лица женщин красноречиво свидетельствовали, что вопрос для них вполне серьезен. Они, наверное, думали, что мы пьяны.
