— Здравствуйте, это редакция программы «На страже закона»? Да, я хочу рассказать про двадцать кожаных курток, — театрально произносит она.
Соболь отпускает дверную ручку и возвращается к столу.
— Ладно, Мэл, выкладывай свою информацию.
— Разве не видите, что я разговариваю по телефону? — возмущается она.
Норрис трясется от возбуждения, входя в магазин Электрика с девятнадцатью кожаными куртками под мышкой и одной на плечах. Зрелище, надо сказать, малоприятное. Мне уже доводилось видеть Норриса в приподнятом настроении — признаюсь, меня чуть не стошнило. Некоторым людям состояние счастья просто не идет, и Норрис — один из них. Когда он мрачен и угрюм, я еще могу с ним общаться, но едва его делишки идут на лад, мне сразу хочется залепить Норрису оплеуху и напомнить, что однажды он сдохнет. Что угодно, лишь бы стереть с его физиономии довольную ухмылку, от которой у меня сводит зубы.
— Смотри, что я принес, старик. Отличные кожаные куртки, числом двадцать. То есть девятнадцать, — поправляется Норрис, восхищенно разглядывая себя в зеркале позади прилавка. — Вот решил заранее преподнести себе подарочек на Рождество. Понимаешь, да?
Электрик щупает отвороты и прищуривается, чтобы прочесть надпись на ярлыках.
— Действительно, куртки отличные. Просто прекрасные. Где взял?
— Хе-хе, не задавай мне вопросов, и я не буду рассказывать тебе сказок, — подмигивает Норрис.
— Послушай, Норрис, я бы не задавал вопросов, если бы это была копилка для сбора пожертвований, но эти куртки слишком хороши.
— И к тому же стоят кучу денег, папочка, — замечает Норрис.
— Так где ты их взял?
— Слыхал когда-нибудь про Румпельштильцхена? Хм, впрочем, кого я спрашиваю. Короче, я маленько похож на него. У меня есть куча крохотных помощников, которые прячутся в стене и могут добыть мне все, что я пожелаю.
Электрик задумывается.
— Это из другой сказки, про сапожника, а не про Румпельштильцхена, — поправляет он Норриса.
— Да ладно, я все равно не верю ни в того, ни в другого, — хихикает Норрис, сверкая обворожительной гнило-зубой улыбкой.
— Это те самые куртки, из-за которых замели Гассанов? — интересуется Электрик, моментально вышибая Норриса из седла.
— А? — переспрашивает Норрис, чтобы выиграть время, затем быстро приходит в себя. — Нет, что ты. Это совсем другие куртки, с ними все чисто, — заверяет он Электрика, хотя упоминание о братьях Гассан внесло в душу Норриса определенный дискомфорт.
— Тогда скажи, откуда они у тебя, — настаивает Электрик.
— Давай предположим, что они выпали из грузовика, — упрощает Норрис.
— Давай без «давай». Сдается мне, я знаю, о каком грузовике речь, а также о том, что стало с его водителем. Я не притронусь к этим курткам даже двухметровым багром. Мне пока еще дорога собственная шкура.
Норрис решает, что любовную прелюдию пора заканчивать, и переходит к делу:
— Отдам за две штуки.
— Ты что, плохо меня слышал?
— Хрен с тобой, полторы, — неохотно уступает Норрис, — только потому, что я хочу побыстрее их скинуть.
— Норрис, если это те куртки, о которых я думаю, то у тебя в руках двадцать приглашений на больничную койку.
— Да нет, нет, просто… — мямлит Норрис. Внезапно он ощущает себя, как человек, который нашел на пляже нечто ценное, выкопал, принес домой, порылся в Интернете и обнаружил, что водрузил на каминную полку неразорвавшийся фугасный снаряд.
Гассаны? Гассаны. Гассаны!
Норриса быстро охватывает всепоглощающее чувство безысходности.
— Дошло? — замечает его реакцию Электрик. — Весело, правда? Избавься от этого шмотья. Причем «избавься» не означает «сбрось в канаву». Отвези их туда, где взял.
— Мать твою! — в сердцах восклицает Норрис, лихорадочно сгребая куртки в кучу и прикидывая, в какой из мусорных баков их лучше выкинуть.
— Норрис, ты в детстве играл в игру «Передай сверток»?
— Нет, а что? — Норрис на полном ходу тормозит у двери. — Хочешь по-быстрому сыгрануть?
— Когда музыка останавливается, ты уже не передаешь сверток дальше. Последний, в чьих руках он оказался, срывает обертку и становится обладателем приза, — говорит Электрик, затем поясняет свою образную мысль, осведомляясь, перед кем еще Норрис красовался в новенькой куртке.
Ужас пронзает сердце Норриса при воспоминании о том, как по пути к Электрику он заглянул в «Барсук», где пропустил полпинты для храбрости и несколько минут трепался с Кейтом, местным болтуном и сплетником. Норриса будто окатывает ледяным душем, он мгновенно соображает, что должен как можно быстрее вернуть куртки обратно в гараж, чтобы крайними оказались мы с Олли, иначе сверток с фугасом останется у него в руках.
Он пулей вылетает из дверей, но Электрик окликает его:
— Эй, Норрис?
— Чего? — испуганно озираясь, рявкает тот.
— Куртка у тебя что надо!
Испустив короткую очередь ругательств, Норрис прыгает в машину и мчится по городу, будто Стерлинг Мосс, пообещавший фанатам победу, как вдруг в зеркале заднего вида начинает сверкать что-то синенькое.
— Какого черта… — бормочет он.
Оглядывается и видит патрульный автомобиль с мигалкой, который сигнальными огнями показывает ему прижаться к обочине и остановиться.
— Принесло же их… — в ужасе лопочет Норрис, не в силах поверить, что все это происходит с ним. — Только не сейчас, не с этим барахлом в машине…
Наш Норрис — словно кролик, загипнотизированный светом фар полицейской машины. Он понимает, что у него нет иной альтернативы, кроме как послушно встать у тротуара и попытаться неким чудесным образом вытащить из петли собственную шею. Норрис включает поворотник и притормаживает, однако делает это невероятно медленно, выигрывая драгоценные секунды, чтобы свободной рукой запихать гору курток подальше от глаз.
Наконец, «форд-эскорт» припаркован. В водительское окошко аккуратно стучат, луч фонарика освещает чьи-то ноги и задницу. Норрис выкарабкивается, вновь занимает место водителя и улыбается фонарику.
— Опусти стекло, — просит Соболь.
— Подъемник сломан, — виновато объясняет Норрис.
— Тогда открой дверь.
— Она тоже неисправна, — пожимает плечами незадачливый гонщик.
Соболь резко дергает за ручку, отчего Норрис вываливается из машины на землю.
— Ну вот, вроде починили, — удовлетворенно отмечает Соболь. — Итак, куда же вы так торопитесь, мистер Льюис Гамильтон? Удираете от сборщика налогов?
— Никуда я не тороплюсь. Еду к себе домой. Честное слово, я тут ни при чем, — уверяет Норрис.
— В самом деле? Мне дали наводку, что в машине, похожей на твою, перевозят краденое. Что-нибудь знаешь об этом?
Норрис усердно и долго думает, но на ум ничего не приходит.
— Не-а, — наконец выдыхает он. — Честно.
Соболь зачем-то светит фонарем за спину Норрису и вглядывается в загадочную кучу непонятно чего, которая занимает почти все заднее сиденье.
— Вот тебе и на! И что же это у нас такое? — изумляется Соболь, точь-в-точь как в сериале про констебля Диксона.
— Честное слово, сержант, это не моё! Клянусь родной мамочкой, — вопит Норрис.
— Знаешь, а ведь я тебе верю. Вещи действительно не твои, — соглашается Соболь.
Норрис приходит в замешательство:
— Нет, я не то хотел сказать…
Увы, он опоздал. Снаряд взрывается, дверца распахивается, колеса размазывают кролика по дороге. В общем, выбирайте любые эвфемизмы, все они будут означать примерно одно и то же.
— Ты арестован, — сообщает Соболь.
Примерно через полчаса Атуэлл выводит меня и Олли из камер и сквозь зубы велит следовать за ним. Сержант держится так угрюмо, что я уже почти представляю, как он конвоирует нас на виселицу, однако вместо этого мы приходим в предвариловку, где Чарли приветствует нас радостной улыбкой.
— Что происходит, Чарли? — спрашиваю я, пока Атуэлл достает из ящика стола наши вещи.
— С вас сняли обвинения, — вполголоса произносит Чарли. Я кошусь на Атуэлла, однако тот не смеет даже взглянуть в нашу сторону.
— Чего-чего?
Чарли приоткрывает завесу тайны:
— Похоже, кое-кого уже арестовали, а краденое имущество, которое якобы связывало вас с делом Гассанов, найдено у другого лица.
— Правда? У кого?
— Не имею права называть имен. Это человек знал все детали преступления и даже дал ложные свидетельские показания. Боюсь, теперь полиция вынуждена переключиться на другой объект расследования. — Чарли оглядывается, проверяя, не слышит ли его Атуэлл, и шепчет нам: — Скажем, так: им оказался тот, в чьей честности я не сомневался.
— Значит, мы вне подозрений? — спрашиваю я, не веря своему счастью.
— Да, на чужой роток накинули платок, можете говорить «гоп». И будьте поосторожней, парни, — покровительственно кивает наш адвокат..