Сколько тайного смысла — грехопадение Адама и Евы — яблоко, начало троянской войны — яблоко, молодильные яблоки скандинавского бога Локи, Яблочный Спас, яблоко, которое ставил на башку Вильгельм Телль, отравленная яблоком спящая красавица, ну и вверх яблочной тайны: песня которую наяривал в трактире, совсем недалеко от нынешнего Балчуга, сам незабвенный Клим Чугункин:
Эх, яблочко,
Соку спелого
Полюбила я
Парня смелого.
Полюбила я
Парня смелого.
Эх, яблочко,
Да цвета красного
Пойду за сокола,
Пойду за ясного!
Не за Ленина,
Да не за Троцкого,
А за матросика,
Краснофлотского.
И какого хрена я машинку оставил в гостиничном номере? Погнать можно от этих показателей капсоревнования.
Ща бы приляпался в надраенном до блеска, пахнущим горячим яблочным сидром туалете Балчуга, и этот задорный гон подготовленный отделом маркетинга специально для нас воспринимался бы уже гораздо легче. Бизнес под наркозом. Как нам пожёстче выебать Минолту, Кэнон и Шарп уже в третьем квартале фискального года.
Большинство слушающих в зале, это люди с высшим или незаконченным высшим, полученным в СССР, образованием. Судя по их лицам — они думают о том же, и полностью придерживаются моего мнения. Поэтому когда, наконец, дают зелёный свет на фуршет, это скорее напоминает состязание по количеству бокалов выпитых за первые десять минут.
Мы с Никой тоже заглатываем по большому сладкому Кампари с апельсиновым соком, из-за опиумного пинака не могу пить ничего крепче, и, поулыбавшись минуты две по сторонам, ловко выпуливаемся.
Вероника рвётся по магазинам. Скребёт асфальт копытцем, как почувствовавшая волка стройная серна. Предвкушает шоппинг с первых секунд, ещё с аэропорта в Ташкенте.
Москва, центральный универсальный магазин нашей великой родины. Так было задумано ещё с ленинских времён — все магазины только в одном городе, чтоб целенапгавленно товагищи могли отовагиваться.
И чтоб народ, живший непосредственно у кремлёвской стены был к вождям подобрее. Вот корни теории дифференциации баланды.
Мы с Вероникой сейчас тоже ближе к кремлёвской стене, так что на нас с треском вываливается вся потребительская корзина.
В Кремле в это время тихо орудует застенчивый человек, разбивший в детстве голубую чашку. За сто дней он гарантирует России процветание. К счастью до московских магазинов этот чукигек еще не добрался. Веронике повезло.
Ой, ходить с бабьем по магазинам это жопс. Ноги сотрёшь до колен!
Они ведь до последнего момента не знают чего ищут! Малейшего понятия не имеют — чего хотят! Процесс — вот что им вставляет.
Я вот иду в магазин только когда мне что-то надо, шапку там или плейер. Вошёл, хватанул с полки, заплатил или, если повезёт, нет, и съебался. Делов!
Эти же, инструменты наши, будут круги наматывать. Раз, другой, третий, вернулись, примерили, не то, ушли, опять вернулись, теперь взяли, на новый круг, боже мой!
Стою обвешанный сумками у примерочной. За дверкой Вероника страдает необходимостью выбора. Вздыхает как лошадь. Мучается.
Я тоже уже начинаю злиться — утренний дозняк почти выветрился, пора подлечится, а тут стой как идиотто.
— Эй!
— Чо «эй»? Ты скора там, сдохнуть же можна!
— Зайди, глянь.
— ООх, ща.
Захожу, глянул, а Ника там в одних похожих по форме на короткие шортики трусиках. Ко мне руки тянет! Во удумала! Во счастье-то привалило!
— Иди ко мне.
— Что? Прям здесь хочешь? Прям здесь?!
Вместо ответа она закрывает мне рот долгим сладким поцелуем. Я чувствую, как меня касается её голый сосок, и мне становится всё равно — где. Только быстрей! Времени, думаю, у нас совсем в обрез.
Чтобы ускорить события, жёстко, даже грубо начинаю тереть рукой ей «там», прямо сквозь алые трусики. Это так приятно, видеть, как её скрипичный ключ мгновенно реагирует, лишая меня остатков разума и здравого смысла.
Расстёгиваюсь, разворачиваю её лицом к зеркалу во всю стену примерочной кабинки, наклоняю немного вперёд, и лезу туда не снимая её атласных трусиков. Просто максимально отодвигаю немного в сторону в том месте, где их почти и так нет, пока не обнажается предмет безумного вожделения.
Вероника не любит, когда в неё входишь резко, жёстко, то есть именно так, как нормальному мужику больше всего и хочется, поэтому я быстро наклоняюсь и на пару секунд припадаю к её второй паре губ переполненным слюной, как у собаки Павлова, ртом. Тут уж не до церемоний. Кабинка из фанеры в центре переполненного москвичами и гостями столицы магазина не самое лучшее место, чтобы расслабляться. Поэтому въезжаю сразу до конца, на всю глубину. Она суховата, но встречает меня начатками мокрой теплоты. Пара раз и Вероника уже совсем мокренькая и горячо-нежная, чаще задышала, щёчки порозовели.
Лишь бы орать не начала, а то сбегутся хуерлыги, подумают, я её здесь граблю. Кончить надо как можно быстрее, не заботясь о чувствах Вероники, но ханка не самый в этом деле лучший помощник.
И только когда я случайно замечаю в зеркале как ей хорошо, вдруг начинаю извергаться на тысячу мелких мутно-жемчужных брызг. В эту секунду нормальная Чёрная Вдова и должна нас прихлопнуть. А не опускаться до высуживания жилплощади и алиментов на ребёнка. Смерть в такую секунду любой самец должен почитать за великое благо.
Мы, обмениваясь победоносными взглядами, наскоро одеваемся и покидаем кабинку. У входа нас уже поджидает огромная женщина, похожая фигурой и походкой на медведя гризли. В Советском Союзе таких обычно использовали на строительстве железных дорог.
— Уу совсем совесть потеряли прошмандовки подзаборные! И как земля вас носит, лярвы!
Все почему-то адресовано в женском роде. Моё участие в грехопадении аннулировано напрочь. Прячусь за узенькой и стройной Вероникиной спиной.
А себя я тоже в тот день побаловал — купил воздушную копию немецкого Вальтера. Ну, знаете, который сжатым газом заряжают, и он дробинками такими потом мочит. Бутылку от шампанского прошивает с близкого расстояния. Она и не разбивается, а именно — насквозь. Покачнется только слегка и звякнет. Выходное отверстие чуть больше входного. Баллистика епть.
Классная игрушка! Я доволен.
Мы, мужики так сильно от оружия прёмся, даже полунастоящего.
Это очень глубоко в нас сидит.
Вальтер так сладко вписывается в мою ладонь, как будто я снова в Веронике. Может даже круче ощущение. Однозначно из той же оперы. Задействованы центры счастья.
Весь вечер с удовольствием луплю из окна в белый свет и чьи-то машины на паркинге гостиницы Севастопольская.
Манагеры — в Метрополе, а мы здесь. На Метрополь рылом не вышли. Но вот в Метрополе точно не похуяришь так долго из Вальтера, а в Севаке — милости просим. Успевай только заряжать. ещё сбруя такая, ментовская, с кобурой подмышечной, рраз Вальтера из под- мышки!
— Чо так смотришь? А?
— Кто? Я смотрю?
— Ты, сука, смотришь, ты, НА! НА! НА! НА!
Это я перед зеркалом отжигаю, как школьник. Вальтер теперь всегда будет со мной. Мой лучший друг воронённой стали. Лишь бы не доебались в Домодедове, когда обратно полетим. Сдам в багаж.
Не буду расставаться теперь с мои новым другом. То у Юры встретишь каких-нибудь людей с нервными лицами, то Веронику потянет по злачным местам Ташкента. Главное не пистолет, а чувство, что он есть. Остальное приложиться непременно.
А уж с её новым хобби — ебаться, где придётся, уж точно не помешает. И потом он так сливается с моим телом своей мягкой кожаной кобурой, что я вообще не представляю, как жил без него раньше!
* * *
Штаб стукачей переместился из ТБ в небольшую комнату позади кухни. Подальше от штаба, поближе к столовой, так, кажется, солдатики наши говорят?
Бибик слово держит, и меню наше необычайно разнообразилось.
Укуриваться опять же можно прямо здесь без страха запала. Что мы и делаем.
Но идиллию нашу нарушает Его светлость смотрящий за промкой.
Андрей с подходящей фамилией — Мастерских. Мастерских Андрей, смотрящий за промкой. Воровская мастерская.
— Кайфуете гады?
— Эт ты меня словом «гад» — обозвать хочешь? А я нахуй эти горжусь!
Булка ненавидит блатных ещё больше, чем мы с Бибой. Он сам раньше был блатной, наверное, поэтому.
— Гады вы и есть! Совсем нюх потеряли! Смотрите — мыло в бане уроните, поднимать не спешите! На хуй вас оденут, не успеет вам Худой ваш помочь. Суки. За своё будущее нихуя не думаете. Как будто в последний раз сидите.
— А ты думал мы по жизни двинем? Конечно в последний раз, мы потом учится пойдём на вечерний. Давай основания за гадов.
— Кому основания — вам? Шушера мусорская, хуесосы штабные, вот между ног основание висит. Не расчувствуйтесь. В зоне воровской ход. Не путайте нахуй движений. За козлиные прокладки ваши спросим отдельно, не всю жизнь за погонами будете тариться. Менты домой уходят, а мужики здесь всегда. Не боитесь? Молчите? вот то-то!
