Вышел из дома и даже забыл оглянуться, как всегда оглядывался. В лесу на каждой веточке сидела птичка и с отчаянной радостью пела. Навстречу ехала машина и остановилась. Из нее вылез председатель колхоза и, не узнав Ильюшу с помолодевшим после больницы лицом, спросил:
— Кто ты такой?
— Человек, — ответил Ильюша и почему-то обрадовался.
— Понятно, что не корова, — загрустил председатель, сел в машину и поехал дальше.
Ильюша боялся, что опоздает, поглядывал на часы, но пришел в город слишком рано. Улечка не захотела, как раньше, встречаться на горочке у реки, и Ильюша, прохаживаясь туда-сюда по бульвару, где договорились у фонтана, еще раз отрепетировал, что скажет Улечке, но, когда увидел ее, помрачнел, по одной ее походке определил, что ничего не выйдет. Это уже не та была Улечка, с которой он когда-то встречался, и стало понятно, почему она не вышла замуж. Вчера, после больницы, когда закружилась голова на свежем воздухе, что он мог увидеть, — а может, она вчера не была такой толстой, как сегодня. Ильюша не знал, что с собой сделать, чтобы не показать на лице нахлынувшей тоски. Надо было что-то сказать, хотя бы по-здороваться, а он не находил слов.
Они побрели вдоль забора, за которым строили новый корпус спиртзавода. В щелочку Ильюша заметил — кто-то подслушивает, как они молчат. Изнутри всегда что-то выпорхнет, словно птичка из клетки, и он заговорил, как на похоронах, шепотом. Уже не ощущая в себе той любви, от которой когда-то с ума сходил, Ильюша почувствовал перед Улечкой вину и, чтобы сгладить ее, купил самую лучшую коробку конфет; затем зашли в парфюмерный магазин — и купил французские духи. И вот так не мог остановиться — заходили во все подряд магазины, пока, обвешанные покупками, не спустились к реке и присели на берегу.
По воде скользили тени от облаков. С другого берега отражался сосновый лес. Буксир протащил баржу. Ильюша смотрел, как бегут волны, и мысли бежали, как волны, не оставляя следа.
Хотя врачи запретили ему пить, Ильюша достал бутылочку и воскликнул:
— Как хорошо!
— А мне все равно, — махнула Улечка рукой, глядя на веселую молодую зелень вокруг и не чувствуя радости.
Ильюша очень был доволен, что не выдал своей тоски, но сейчас загрустил, не зная, как сказать про распустившиеся листочки, чтобы Улечка обрадовалась.
Тут она оглянулась.
— Кто-то за нами подглядывает, — показала, — вот за этим деревом.
— Никого там нет, — удивился Ильюша.
— Пошли отсюда, — прошептала Улечка, — мне страшно.
Проводив ее, на прощание хотел сказать что-то обнадеживающее и договорился с Улечкой встретиться в следующее воскресенье. Ильюша добрел до остановки у церкви, как вдруг кто-то вскрикнул у озера, и в его больном сердце отозвалось. Оглянувшись, увидел на мостике девушку, склонившуюся над водой. Она заметила, что Ильюша смотрит на нее, поднялась с колен. После вина Ильюше стало нехорошо, а идти больше некуда, как к озеру. Девушка зашагала навстречу, к остановке, и, когда подошла ближе, Ильюша увидел у нее ярко накрашенные губы. У воды сердце отпустило, когда он подумал — умрет сейчас, — поэтому отошел в сторонку. Не то что стало легче, но сделалось по-другому. Ильюша понял, что теперь каждый день будет по-другому, а он подумал — уже все. Решил умыться, но рукой с мостика до воды не достать. Внизу плавала губная помада. Ильюша догадался, что девушка, как в зеркало, гляделась в воду и красила губы, а когда уронила помаду, вскрикнула. Наконец показался автобус, Ильюша поспешил назад. По лицу девушки пробежала словно по озеру рябь, и глаза приобрели странное выражение — точно такое, как у врача, у которого Ильюша, выписываясь из больницы, спросил — на что ему надеяться. Автобус подъехал, но Ильюше нужен был другой маршрут. Люди на остановке стали заходить в автобус, затем открылась дверка в кабину водителя, и девушка прыгнула к нему. Парень за рулем так обнял ее, что девушка не удержалась на ногах, и он с ней упал, чтобы за перегородкой в автобусе не увидели, как он ее целует, — один Ильюша невольно подсмотрел. Дверка перед ним захлопнулась, автобус поехал дальше, и, глядя вслед, Ильюша удивился, как быстро прошла жизнь…
* * *
В воскресенье целый час прождал Улечку у фонтана на бульваре, но она не пришла, и он почувствовал на душе облегчение. Побрел на остановку — деревянный забор у спиртзавода разобрали — за ним оказалась стена нового корпуса из железобетонных блоков. Как землю ни перерыли — уже вымахала трава с одуванчиками. Желтые отцвели, началась пора пушистых; ветер дунет — и нет их.
Из-за угла выскочил Васька Коломейцев.
— Почему ты вчера не был на похоронах?
— А кто умер? — спросил Ильюша и тут же догадался, почему Улечка сегодня не пришла. — Мне не сообщили, — развел он руками и подумал, что про него никто даже не вспомнил, когда умерла Улечка.
Ильюша загрустил не оттого, что она умерла, а оттого, что внутри у него ничего не пошевелилось. Но он знал — так всегда бывает; надо, чтобы время прошло, пока дойдет до сердца; годы прошли, как умерла мама, а Ильюша только сейчас начал осознавать, что она умерла.
— Пошли выпьем! — Васька показал бутылку.
У Ильюши было больное сердце, но он не мог отказаться от бутылочки винца.
— Минуточку, — попросил он Ваську, — я зайду к Мышке, а ты подождешь.
Они свернули в переулок. Пришлось посторониться, пропустить машину; прижались к забору, а она остановилась — не проехать, дальше еще машины, из них выбирались празднично одетые люди с букетами. Ильюша изумился: неужели в особняке за кирпичным забором, выстроенном на месте прежнего маленького домика, и живет Мышка, и странно было подумать, что она когда-то продавала одуванчики.
Если бы не Васька, он повернул бы назад, не осмелился бы идти вслед за этими господами с букетами, но побоялся, что Коломейцев, как всегда, будет смеяться над ним, и шагнул в калитку, а во дворе глаза разбежались. И дело не в том, как ухожено все вокруг, какой порядочек, а что за всей этой чистотой чувствовалось счастье. В саду на свежем воздухе стояли праздничные столы под тенью отцветающих яблонь. Невеста так была похожа на ту девушку, которая когда-то была на побегушках у Улечки, что Ильюша вздрогнул. К ней подошел жених и, чтобы поцеловать, нагнулся. Ильюша увидел старшего сына Мышки с женой и других дочерей с мужьями; вокруг мельтешили детишки, от присутствия которых вся жизнь меняется, и, отвыкший от маленьких ребят, Ильюша не сразу вспо-мнил, зачем пришел, когда перед ним появилась Мышка с мужем. Ильюша выпялился на ее мужа, который смог так все обустроить вокруг, но тут же понял — если бы не Мышка… — и перевел взгляд на нее.
— Как я некстати…
— Я догадываюсь, зачем ты пришел, — сказала Мышка и, когда муж вернулся к гостям, улыбнулась — столько лет прошло, но разве можно забыть своего первого. — Какое нужно сердце, — вздохнула она, рассказывая об Улечке, — чтобы выдержать все эти ваши бутылочки? Не надо об этом лучше… — Мышка еще раз вздохнула и как-то нехотя добавила: — А перед смертью показывала на ангелов…
Ильюша вспомнил, как неделю назад у реки на горочке Улечка испугалась, будто кто-то подглядывает из-за дерева, и он ходил проверять — никого там не было, а сейчас догадался — за ними подглядывал ангел.
— При чем тут бутылочки? — усмехнулся он, понимая, что и у него начинается другая жизнь, и эту жизнь, пока она не подступит, немыслимо представить; и он сейчас обрадовался, словно встретил Улечку.
Ильюша еще вспомнил — кто-то подглядывал в щелочку забора у спиртзавода, и это не Улечка заметила, а он сам, и сейчас не знал, что подумать. Нельзя, чтобы Мышка заметила, как он обрадовался, — она не смогла бы понять, и Ильюша принялся расспрашивать Мышку про ее жизнь, хотя она вся была перед глазами. Мышка стала рассказывать про квартиры детям, машины, гаражи, дачи, но после ангелов Ильюша не понимал, о чем она, и лишь тогда, когда Мышка начала о самых маленьких своих внуках и внучках и показала на коляски под тенью в саду, уже мог не скрывать на лице радость и почувствовал — кто-то опять подсматривает за ним.
— Ну, а ты как? — наконец спросила его Мышка и, заметив в приоткрытой калитке Ваську с бутылкой, сама не рада была, что спросила, а Ильюша поспешил попрощаться, не зная, о чем ей рассказать.
* * *
Он пришел с Васькой к реке, на ту горочку, где встречался с Улечкой. Вовсю уже зазеленели вокруг деревья, и на каждой веточке пела птичка. Васька откупорил бутылку, и они выпили. Ильюша загляделся вдаль, а Васька опустил глаза, задумавшись о жизни.
— Может, у тебя есть старые туфли в хлев ходить? — спросил он у Ильюши. — А то в этих жалко; есть еще одни совсем новые, а старых нет.
Ильюша пожалел Ваську, а потом и себя пожалел.
— У меня то же самое, — пробормотал он. — Старых нет, только новые; вот — купил недавно, — показал, — а уже подошва отклеилась; может, доживу в этих, а может, еще придется покупать.
