— Я знал, что ты не позвонишь.
— Я…
— Нет-нет. Не надо ничего говорить. Я все понимаю. Я для тебя — совершенно чужой человек. Тут я сам виноват.
Я легонько прищурилась.
— Ну… я для вас тоже чужой человек. Так что все вроде нормально.
— Да, ты права. — Он посмотрел на меня, как будто хотел еще что-то добавить, но еще не решил, говорить или нет. Потом он улыбнулся и взмахнул рукой. — Ты совершенно права. Все нормально.
Он достал из кармана упаковку жвачки и протянул ее мне.
— Спасибо.
Тоби посмотрел в окно.
— Наверное, это была неудачная мысль. Мне сюда приезжать.
Я пожала плечами.
— Вы — взрослый. Вы можете ездить куда хотите.
И сразу же пожалела о том, что сказала. Получилось так глупо и так по-детски. Я думала, Тоби наверняка что-то выскажет по этому поводу, но он лишь улыбнулся, повернулся ко мне и спросил:
— А ты сама?
— Что я сама?
— Ты сама можешь поехать куда захочешь?
Я посмотрела на свой рюкзак, который поставила на пол себе под ноги. Кровь стучала в висках. Все, что сейчас происходило, было так далеко от привычной, нормальной жизни. Я сидела в машине Финна, с бойфрендом Финна, которого, как я понимаю, ненавидели все у меня в семье. Похоже, я делаю что-то очень неправильное. Совершенно неправильное. Но потом я подняла глаза и увидела улыбку Тоби — такую хорошую, искреннюю улыбку — и его взгляд, говоривший, что если сейчас я отвечу «да», все будет правильно и хорошо. Но как это может быть правильным? Я оглядела салон и не увидела ничего… ни следа Финна. Посмотрела на приборную доску, на руль, на пол. Нигде — ничего. А потом мой взгляд упал на рычаг коробки передач, и у меня все в душе осветилось. Сверху, на круглой блямбе на рычаге, была приклеена крошечная голубая рука. Пластмассовая рука Смурфа. Я улыбнулась и прикоснулась к ней пальцем. Это была новая частичка Финна, которой я раньше не видела. Я украдкой взглянула на Тоби и подумала, что, возможно, это только начало. У меня впереди может быть еще столько открытий: сотни, если не тысячи, — и Тоби поможет мне их совершить. Вот поэтому я и сказала:
— Конечно, могу. Почему это я не могла бы поехать куда хочу?
Тоби буквально расплылся в улыбке и постучал пальцами по рулю, как будто это была самая лучшая новость, которую он узнал за последние несколько лет. И мне было приятно, что он так обрадовался. В мире не так много людей, которые светятся счастьем от одного моего кивка.
Я посмотрела в окно и увидела Дайена Бергера, с которым мы вместе ходили в математический класс. Он направлялся как раз в нашу сторону. Я сползла вниз по сиденью.
— Может, поедем куда-нибудь? — сказала я.
— А, да. Конечно. — Тоби резко газанул, шины заскрипели по асфальту, и я сползла еще ниже. Он рассмеялся. — Оп-ля!
Мы проехали через весь центр города. Мимо лютеранской церкви и круглосуточного супермаркета, по Янгстаун-роуд. Тоби свернул на бульвар Таконик и поехал на юг.
— Знаешь… я тут подумал… может быть, съездим в парк отдыха?
— В парк отдыха? Это где аттракционы? — спросила я.
— Да, аттракционы там тоже есть. Но я хочу показать тебе кое-что другое.
— Что именно?
— Увидишь.
Бульвар Таконик переходил в шоссе, почти такое же узкое, как сам бульвар, а Тоби не слишком умело водил машину. Всю дорогу он гнал как сумасшедший, и держался так близко к дорожному ограждению, что иногда я закрывала глаза — потому что было действительно страшно. Я сидела вцепившись в сиденье двумя руками. У меня с собой не было ни часов, ни денег. Только рюкзак, в котором лежал учебник по геометрии и тетрадка с коротеньким сочинением о книге «Убить пересмешника», за которое мне поставили «четыре с плюсом».
Я принялась составлять в голове список вопросов, которые мне хотелось задать Тоби. Список получился немалым. Но когда я повернулась к Тоби, готовясь задать первый вопрос, мне вдруг пришло в голову, как глупо все это прозвучит. По идее, я должна была знать ответы и так. Если бы со мной хоть как-то считались, мне бы давно все рассказали. Потом я вспомнила о статье, которую послала Тоби, и мне стало стыдно.
— Вы простите меня за статью. Я поступила нехорошо.
Я заметила, как напряглись руки Тоби, лежавшие на руле.
— Все было не так, — сказал он. — Совершенно не так. Я хочу, чтобы ты это знала.
Я едва не спросила, а как это было. Как именно. Но я не была уверена, что хочу это знать. Поэтому я решила сменить тему:
— Это машина Финна?
Мне казалось, что это достаточно легкий вопрос, но Тоби ответил не сразу.
— Ну, купил ее Финн, — наконец сказал он. — Но ездил на ней я. Финн не умел водить машину. Ты разве не знала?
Я старательно делала вид, что меня не задело вот это «Ты разве не знала?».
— Значит, если вы с ним собирались куда-то поехать вдвоем, то за рулем были вы?
Тоби кивнул.
— Ага. Вообще, если честно… у меня нет американских водительских прав, но я умею водить машину. Так что ты не волнуйся.
— Я и не волнуюсь. Я просто спросила.
Я провела рукой по сиденью у себя под ногами. Здесь сидел Финн, на этом самом месте. Может быть, так же, как я, вцеплялся в сиденье двумя руками. Мне хотелось открыть бардачок и посмотреть, что там внутри. Но я постеснялась и вместо этого опустила стекло. Небо над нами было таким пронзительно-ясным, а я сидела в машине с Тоби, и мы с ним мчались по шоссе, прочь из города, и никто в целом мире не знал, где я сейчас. Мне хотелось высунуть руку в окно и потрогать ветер.
— Вы англичанин, да? — спросила я.
Тоби что-то ответил, но я ничего не услышала из-за ветра. Я закрыла окно.
— Что?
— Наполовину.
— А на вторую половину?
— Моя мать испанка.
— Теперь все понятно, — сказала я.
— Что понятно?
— Ваши глаза. Очень темные.
— Ага. Глаза полукровки — дворняги.
— Нет. — Я отвернулась к окну и сказала, не глядя на Тоби: — Они очень красивые.
Не знаю, почему я так сказала. Я никогда никому не говорила таких вещей. Я натянула свитер на колени и украдкой взглянула на Тоби. Он улыбался, хотя и пытался скрывать улыбку.
Мы свернули на трассу 287, довольно широкую и уже не такую страшную, как Таконик. Я отпустила сиденье. Тоби прибавил газу и, не включив поворотник, перестроился в левый ряд, обгоняя большой грузовик с эмблемой какого-то супермаркета.
— Я привез тебе кое-что. Посмотри на заднем сиденье.
Я обернулась назад. На заднем сиденье лежала большая черная папка.
— Это она?
— Ага, — сказал он, на миг оторвав взгляд от дороги.
— А что там?
— Возьми и посмотри.
Я медленно, даже с опаской открыла папку, мысленно готовясь к тому, что увижу внутри. Оказалось, что это рисунки. Карандашные наброски, сделанные рукой Финна. Я посмотрела на Тоби. Он улыбнулся и подбородком указал на папку:
— Смотри.
На первой странице были маленькие рисунки с изображением колен. Не целых ног, а только колен, согнутых под разными углами. Каждый отдельный рисунок состоял всего из нескольких линий, но все равно это было прекрасно. Гораздо лучше, чем нарисовала бы я, даже если бы очень старалась. На следующей странице были локти, прямые и согнутые. Дальше шли губы. Мои губы. Я поняла это практически сразу. Вернулась к локтям и коленям и присмотрелась получше. Да, это были мои колени и локти. Вернее, какие-то — мои, а какие-то — Греты. Я принялась смотреть дальше. Вот подол юбки Греты. Вот тонкий краешек моего уха, проглядывающий под волосами. Темный глаз Греты с изогнутой над ним бровью. Там были все мы, в этой папке. На каждом листе — какая-то маленькая деталь, крошечная часть портрета. Мы с Гретой, разрезанные на кусочки и собранные под черной обложкой.
Я продолжала рассматривать рисунки. Дошла до листа со схематичным наброском всего портрета, на котором пространство между моей рукой и рукой Греты было закрашено черным. Негативное пространство. Так называл его Финн. Он пытался добиться, чтобы я поняла, что такое негативное пространство. И я понимала. Я понимала, что говорил Финн, но мне было трудно самой различать это пространство. Мне было нужно, чтобы кто-то подсказывал, как смотреть и куда — чтобы увидеть те вещи, которые есть, но их как бы и нет. На этом рисунке Финн зачернил негативное пространство, и я сразу увидела, что оно сделано в форме собачьей головы. Или нет, не собачьей. Конечно, нет! Это была голова волка. Запрокинутая голова волка с открытой пастью. Как будто он выл на луну. Это не слишком бросалось в глаза. Негативное пространство — оно такое… чем-то напоминает созвездия. Сразу его не увидишь. Нужно приглядываться и включать воображение. Или чтобы кто-то тебе показал, буквально ткнул пальцем, куда смотреть. Что Финн и сделал на этом рисунке. Причем сделал мастерски. Складки на рукаве Греты, разворот моего плеча… Буквально несколько линий. Но все так искусно. Все именно так, как должно быть. Этот кусок негативного пространства казался таким настоящим, таким пронзительным, что на него было больно смотреть. В этом черном пятне был весь Финн. Я провела пальцем по грубым карандашным линиям. Мне так хотелось, чтобы Финн был рядом. Хотелось, чтобы он узнал: я все увидела и поняла. Я увидела этого тайного зверя, которого он разместил между Гретой и мной.
