Дверь захлопнулась. Звякнула цепочка.
Михал беспомощно стоял посреди лестничной площадки, сжимая руками раскалывающуюся голову. Ни на что больше не было сил.
Господи, только бы он не умер. Был бы теперь дома и валялся в своей постели!
Пришлось подождать до двенадцати, чтобы случайно не разбудить Зденека, если… если он жив? Мучительные минуты ожидания.
Зрачок в глазке. Больше ничего. Он позвонил вторично.
— Вам кого? — скрипучий голос.
— Мне нужен Зденек.
Тихо. Проклятье, что означает эта тишина? Нет дома. Конечно. А где он? Что с ним? Надо узнать!
У Рихарда час назад никто не открыл. А если за теми дверьми лежал Зденек? Мертвый? Ерунда. Истерия. Бог даст, пронесет.
— Откройте, прошу вас, — снова начал он.
Звон цепочки. И опять ничего. Может, просто боится его дружков? Что, если он и вправду лежит, завернувшись в одеяло? Хоть бы так. Разведать на сто процентов!
— Я из собеса! — на ходу изобретает Михал.
Щель в дверях, подстрахованная цепочкой. Настороженная бабка.
— Что-что?
— Я занимаюсь подростками, — самозабвенно врет Михал. — Ну и Зденеком Бартой тоже.
Дверь приоткрылась сантиметров на десять. И все.
Знать бы, на кого я больше похож — на подопечного или инспектора? Быстро придумать еще что-нибудь. Если только интерес инспектора к внуку для бабки не так страшен, как визит дружков.
— Мне нужно проверить его бытовые условия, — нашелся Михал.
— Но им занимается такая молодая пани. — В голосе все еще недоверие.
— Она в декрете. Ждет ребенка. — На Михала снизошло вдохновение. Может, сразу спросить, дома ли он? Нет, только не это. Вдруг после такого вопроса бабка захлопнет дверь? Тут похитрее надо.
— Бытовые условия, — вдруг обиженно повторила бабка. — У него все, что надо, есть. Еда, одежда, квартира. К тому же бесплатно. Чего вам еще?
— А как он себя чувствует? — осторожно попробовал Михал.
Дверь, как ни странно, распахнулась. Бабка вышла на два шага вперед.
— А как себя может чувствовать мальчик, которого родная мать знать не желает? — набросилась она на Михала. — И отец алиментов не платит? Никогда не хотел платить. С самого начала. Посадили мне парня на шею. А пенсия всего восемьсот двадцать крон. Ну, плюс приработок. Я тряпье собираю. Зденек этого, видите ли, стыдится. А жить у меня и есть задаром, это пожалуйста. Вот так. Ну, что вам еще надо от старухи…
— Да никто вас не упрекает, — выдавил Михал.
— А сколько он пережил, знаете? Всегда терпел и молчал. Потому он и такой.
— А теперь? — Михал все кружил вокруг главного, единственного вопроса. — Что он теперь делает?
— Похоже, опять за старое принялся. — Голос, приглушенный до шепота.
Чтобы Зденек не слышал? Выходит, он дома? Нет, чтоб не слышали соседи.
— Так плохо выглядит, ужас. Худеет. На работу будить приходится. Самому не встать. И все равно прогулов не счесть, не ровен час выгонят. Я его боюсь, — шептала бабка. — Вчера утром швырнул в меня чашку с чаем. Всю постель облил. Ни с того ни с сего. Из-за любой ерунды злится. А недавно запустил пирогом в стену. Вопил, что убьет меня. — Бабка вдруг хватает Михала за локоть. — Сделайте что-нибудь! Я уже не могу больше! Не могу!
— Он дома? — Новая попытка.
Бабка качает головой.
Черт побери!
— Все у него перепуталось, — шепчет бабка. — Днем норовит спать, а ночью уходит. Вот бы найти ему ночную работу…
Уже нашел, думает Михал. Только сейчас день, к тому же воскресенье. А Зденека нет. Объехать больницы? А если там его нет?
— Вы ему поможете? Прошу вас… Он был такой скромный и тихий мальчик. Мухи не обидит, однажды, когда я болела, всю ночь за мной ухаживал. Помогите ему…
Судорожное пожатие рук. Словно я всемогущ. Уж я-то помогу…
Михал кивнул.
И вдруг бабка замахала руками перед самым его носом:
— Это все дружки. Бандиты! Я его от них прячу. Да где мне, старухе, уберечь? Вы бы помогли мне. Хоть как-нибудь! А хуже всех какая-то Даша. Ей-то все сходит с рук. Родители вызволяют. А Зденечек, бедняжка, думает, он тоже так может!
Зденечек. Как странно это звучит. А если он уже мертв!
— Я их боюсь, — снова шепчет бабка. — Как-то раз нам уже дверь выломали и все тут вверх дном перевернули. Будто искали чего.
— А вы не знаете, где Зденек? — Последний шанс.
— Разве он мне рассказывает? — Бабка удивленно поднимает брови.
— Ничего с ним не случилось. Очухался! — уверяет Рихард, когда Михал наконец застает его дома.
Но все равно это последняя капля. Чаша полна. Прочь!
Их подвез «фиат» и какой-то драндулет.
На Еву еще обращают внимание, удивляется Михал.
Ну что может быть прекраснее удачного автостопа? Сколько раз в школе я мечтал объехать автостопом весь мир? Только одного меня не пускали даже в Давле[19].
Опять хочешь свалить на предков, что перед этой прогулкой пришлось-таки вмазаться. Прогулки без кайфа тебе не в радость. Но уж это твои дела. Твои и Евы. Михал улыбнулся ей.
Они топали пешком через луг к видневшейся наверху турбазе… Все вдруг стало в тысячу раз проще, чем в городе. Обыкновенные вещи, которые никогда не подведут: солнце, трава, лес, воздух. Как пробуждение от страшного сна, когда понимаешь, что все в нем неправда. А из кухни доносится запах кофе.
— Давай посидим, — захныкала Ева.
Пятьсот метров в горку и те не можем одолеть! Михал упал на спину в траву возле дорожки.
— Благодать, уж и не помню, когда мне было так здорово, — пустил он пробный шар.
А жить тут? Может, это наш шанс? Нет, серьезно. Кайф здесь хрен достанешь. А то зачем бы Даше вечно мотаться в Прагу?
Он сорвал стебелек хрупкой светло-зеленой травинки и засунул в рот. Вместо сигареты. Ева притулилась рядом. В ее глазах отражалось небо и плывущие облака.
— Знаешь, Михал, я ужасно рада, что ты меня сюда вытащил!
Хэппи-энд на горных склонах.
На турбазе окон шестьдесят. В такой громадине наверняка постоянная нужда в обслуге.
В коридоре запах свежей древесины. Гомон и шум из ресторана. Свинина с кнедликами и моравские колбаски. Ох уж эта вечная борьба с лишними килограммами!
Они направились к бару.
— Что будете пить?
— Мы ищем Петра Копала.
Улыбку будто слизнули. Или мне просто показалось?
— Он на складе. За туалетом налево в конце коридора.
Нет, не показалось. Больше ни слова. Улыбка уже для другого посетителя.
Открытая решетка, двери настежь.
Михал заглянул внутрь.
— Привет…
— Чего надо… вход запрещен… А… — Петр вспомнил, откуда знает этого парня.
— Вот решили к вам в гости заскочить, — начал Михал, стараясь не замечать кавардак за спиной у Петра. Хаос ящиков, коробок, свертков, мешков, бутылок.
— А где Даша?
— Наверху…
— Что с ней?
— А то не знаешь?
Мучительная тишина.
— Вообще-то мы приехали узнать, нет ли тут какой-нибудь работы, — опять начал Михал.
— Здесь? С моей подачи точно нет. — Петр повернулся к складу. — Есть хотите?
Михал покачал головой.
— Да вы не стесняйтесь. Все равно у нас недостача. — Петр опустился на коробку из-под яиц. Свесил руки. Снова молчание.
— Даша тебе не говорила, что мы приедем?
Петр покачал головой.
— Ну, что тут такое? — Какой-то мужчина в черном сатиновом халате. — Очередной бардак?
— Вот складываю товар, привезли недавно… — неуверенно оборонялся Петр.
— Оно и видно, — иронически заметил мужчина. — А эта парочка? — Он хмуро покосился на Михала с Евой. — Убирайтесь, да поживее! Наркоманы в складе! Прямо цирк. Какой уж тут порядок!
Неужели заметно с первого взгляда?
Они вышли в коридор к туалетам. Петр так и остался сидеть на ящике.
Хорошо, а теперь как? Михал снова заглянул на склад.
— Что все-таки с Дашей?
— Свалилась она вчера. Тут все и всплыло. Она мне лапшу на уши вешала, будто завязала. Вроде бы бросила, ради меня. А сама втихаря под язык ширялась… Дурак я, дурак…
Михал присвистнул.
— А если недостача на складе — ее дела, если она на кайф таскала, тогда мы оба в дерьме! — накинулся Петр на Михала.
— Я ничего не брал, — защищался тот.
— Да уж, конечно. Ты тоже нам сильно помог. И все вы! Ни одна сволочь не позвонила, что она снова ширяется. Козла отпущения из меня сделали!
— Но я ведь…
— Не трепись, будто не знал, — перебил Петр. — Что, полгода не виделись?
Виделись. Два дня назад.
— Все вы подонки. Подлые, безмозглые торчки. А теперь уматывай!
Он вскочил с коробки из-под яиц и с грохотом закрыл за собой дверь. Изнутри тут же заворочался ключ.
Они тащились вниз с горы по проселку. Часа через два зайдет солнце. Недолгим было гостеприимство этой долины. Холодная ночь в горах, а утром роса.
