— Да, правда. — Такая реакция от Руфуса много для меня значит. — Можно я ей позвоню? — Я отхожу на пару метров, чтобы немного уединиться.
Нажимаю кнопку «Позвонить».
Не могу поверить, что меня не будет рядом с Пенни, если с Лидией случится что-нибудь непоправимое, и одновременно с тем испытываю изрядное облегчение, ведь мне не придется быть свидетелем того, как Отдел Смерти позвонит Лидии.
— Матео? — спросонья бормочет Лидия.
— Да, это я. Ты спишь? Прости, я думал, Пенни просыпается рано.
— Так и есть. Я, как настоящая Мать года, прячусь под подушкой, пока она болтает сама с собой в кроватке. А ты чего не спишь в такую адскую рань?
— Я… Я ходил повидаться с отцом. — В конце концов, я ведь не вру. — Можно заскочить к тебе ненадолго? Я тут неподалеку.
— Конечно!
— Клево. Тогда до скорого.
Я окликаю Руфуса, и мы идем к дому Лидии. Это весьма неблагополучный жилой район. В таких районах управляющий домом сидит на крыльце и читает газету, хотя дел у него невпроворот: например, протереть и подмести полы, починить мигающую лампочку в коридоре или расставить мышеловки. Но Лидии это не важно. Ее очаровывает прохлада дождливого вечера, а еще она успела полюбить соседскую кошку Хлою, которая ходит по коридорам и боится мышей. Дом есть дом, что тут скажешь.
— Я поднимусь к ней один, — говорю я Руфусу. — Побудешь тут без меня?
— Да, не вопрос. Все равно мне надо позвонить друзьям. Они не ответили ни на одно сообщение с тех пор, как я уехал из интерната.
— Я недолго, — говорю я. И в этот раз он не просит меня не торопиться.
Я бегу по лестнице и чуть не падаю лицом вниз на ступеньку, однако в паре сантиметров от собственной смерти хватаюсь за поручень. Нельзя нестись к Лидии сломя голову в Последний день. Такая спешка может меня убить — и чуть только что этого не сделала. Я дохожу до третьего этажа и стучусь в дверь. Изнутри слышится крик Пенни.
— ОТКРЫТО!
Зайдя в квартиру, я чувствую запах молока и свежей стирки. Прямо у двери стоит корзина с горой сухого свежевыстиранного белья. Пустые упаковки из-под молочной смеси лежат на полу. А в детском манеже сидит Пенни. В отличие от мамы-колумбийки, кожа у нее не смуглая, а наоборот, довольно светлая, как у Кристиана, правда сейчас скорее красная от крика. Лидия в кухне разогревает бутылочку в горячей воде.
— Тебя мне просто Бог послал, — бросает Лидия. — Я бы тебя обняла, но зубы не чистила с воскресенья.
— Пора бы этим заняться.
— О, милая рубашка! — Лидия плотнее закручивает соску на бутылочке и бросает ее мне, как раз когда крики Пенни становятся громче. — Просто отдай ей. Пенни выходит из себя, когда бутылочку кто-то держит за нее. — Лидия завязывает резинкой спутанные волосы и быстрым шагом идет в ванную. — Господи Боже, неужели я пописаю в одиночестве. Жду не дождусь.
Я встаю на колени перед манежем и протягиваю малышке бутылочку. Ее темно-карие глаза смотрят на меня снисходительно, но стоит ей выхватить из моих рук бутылочку и сесть обратно на своего плюшевого мишку, как она начинает улыбаться и мельком демонстрирует мне четыре крошечных зубика, прежде чем приступить к смеси. Все книжки по развитию детей говорят, что Пенни по возрасту уже пора закругляться со смесью, но Пенни идет наперекор общественным ожиданиям. Это у нас с ней общая черта.
Лидия выходит из ванной с торчащей изо рта зубной щеткой и вставляет батарейки в пластмассовую игрушку-бабочку. Потом что-то спрашивает, и по подбородку у нее течет дорожка из слюны и пасты. Лидия бежит к раковине в кухне и сплевывает.
— Прости. Какая гадость. Завтракать будешь? Ты такой тощий. Черт, я так говорю, будто я твоя мама. — Лидия мотает головой. — Господи, ну ты понял, о чем я. Типа я тебя опекаю.
— Обо мне не беспокойся, Лидия. Я уже поел, но спасибо за предложение. — Пока Пенни сосет из бутылочки, я тыкаю пальцем ее крошечные пятки, и она, выпустив соску, смеется. После малышка лопочет какую-то чепуху, которая, я уверен, имеет для нее глубокий смысл, и снова принимается за бутылочку.
— Угадай, кому позвонили из Отдела Смерти? — спрашивает Лидия, размахивая в воздухе телефоном.
Я держу Пенни за ножку, и внутри меня все холодеет. Лидия не могла узнать, что я умираю. И она бы не стала столь небрежно сообщать мне о моей скорой смерти.
— Кому?
— Хоуи Мальдонадо! — Лидия смотрит на экран своего телефона. — Его фанаты убиты горем.
— Не сомневаюсь. — Мой Последний день совпал с Последним днем моего любимого книжного негодяя. Не знаю, что и подумать.
— Как там твой папа? — спрашивает Лидия.
— Состояние стабильное. Я все надеюсь на чудо, как в сериалах: что он услышит мой голос и придет в себя. Но, очевидно, ничего такого не произошло. Остается только ждать.
У меня душа трещит по швам, когда я говорю об этом. Сидя у манежа, я поднимаю с пола мягкие игрушки — улыбающуюся овечку, желтую сову — и бросаю их Пенни, а потом щекочу ее. У меня никогда не будет подобных мгновений с собственными детьми.
— Жаль это слышать. Но он прорвется. Он крепкий орешек. Я все время себе говорю, что он просто прилег поспать и отдохнуть от своей крутизны.
— Не исключено. Пенни доела, помочь ей срыгнуть?
— Ох, Матео, мой спаситель. Тебя мне Бог послал.
Я вытираю личико Пенни, поднимаю ее столбиком и хлопаю по спине до тех пор, пока она не срыгивает и не начинает смеяться. Держа ее на руках, я прохожусь по комнате своей фирменной походкой динозавра (то есть с грохотом шагаю, как тираннозавр рекс). Это всегда будто бы успокаивает ее. Лидия подходит к телевизору и включает его.
— Уже шесть тридцать. Время мультиков, то есть единственное время, когда я могу убрать вчерашний погром, пока все снова не полетит в тартарары. — Лидия улыбается Пенни, а потом подкрадывается к ней и целует в нос. — Мама имеет в виду, что Пенни — ее сладкое сокровище. — А потом, пряча улыбку, добавляет себе под нос: — Сокровище, которое все вокруг себя перерывает.
Я смеюсь и опускаю Пенни на пол. Лидия протягивает ей пластмассовую бабочку и собирает с пола вещи.
— Чем я могу помочь? — спрашиваю я.
— Для начала — никогда не меняйся. Потом можешь убрать в ящик все ее игрушки, но обязательно оставь овцу, а то она устроит концерт. В ответ я буду любить тебя вечно и бесконечно. Я пока положу ее одежку в комод. Дай мне минутку, а лучше десять. — И Лидия уходит с корзиной выстиранного белья.
— Не спеши.
— Ты послан мне Богом!
Я люблю Лидию во всех ее проявлениях. До рождения Пенни она собиралась закончить школу с отличием и поступить в колледж. Хотела изучать политику, архитектуру и историю музыки. Хотела съездить в Буэнос-Айрес и Испанию, Германию и Колумбию. Но потом познакомилась с Кристианом, забеременела и нашла счастье в своем новом мире.
Раньше Лидия была девушкой, которая каждый четверг после школы выпрямляла волосы, всегда сияла безо всякого макияжа и любила влезать в кадр к незнакомцам и корчить дурацкие рожи. Сейчас у нее прическа, которую она называет «пятьдесят на пятьдесят»: пятьдесят процентов красоты, пятьдесят процентов львиной гривы, а еще она отбраковывает все фотки, прежде чем загрузить их в сеть, потому что считает, что выглядит на них слишком изможденной. А мне кажется, моя лучшая подружка стала сиять еще ярче, потому что с ней произошли мощные изменения. Такая эволюция не всем по силам. А она прошла ее в одиночку.
Закончив убирать игрушки, я сажусь на пол рядом с Пенни и наблюдаю, как она пускает слюни, когда кто-то из героев мультика задает ей вопрос. У Пенни все только начинается. А ведь однажды она тоже окажется в конце пути, когда ей позвонят из Отдела Смерти. И я думаю: как же погано, что все мы рождаемся и растем, чтобы умереть. Да, все мы живем или по крайней мере имеем такую возможность, но иногда из-за страха делать это бывает совсем непросто.
— Пенни, я надеюсь, ты поймешь, как стать бессмертной, и будешь управлять этим миром столько, сколько захочешь.
