– Это куча неприятностей. Очень большая вонючая куча. Рейтинг у нас и так никуда. К ноябрьским выборам нам позарез нужны будут те, кому от восемнадцати до тридцати. При этом вы не можете… нам никоим образом нельзя поддерживать законопроект о самоубийстве. Без разницы, насколько тяжелый у нас кризис. Между тем ее популярность это повысит черт знает как. Ведь всем известно, что это ее идея.
– Иначе говоря…
– Иначе говоря, мистер Пичем, арестовывать ее по новой сейчас уже поздно.
Последнему Бакки Трамбл был вообще-то рад. Ему совершенно не улыбалось подкупать высшее должностное лицо в органах правопорядка страны, побуждая его нарушить закон в обмен на сомнительную перспективу назначения в Верховный суд после избрания президента на второй срок, которое в настоящий момент было, мягко говоря, под вопросом.
Президент испустил могучий вздох разочарования.
– Ну, значит, что будет, то будет. Свалим все на Фреда. Если придут по нашу душу, просто разведешь руками и скажешь: «Да я понятия не имел, что она дочь Фрэнка Коуэна! И президент не имел понятия». – Он побарабанил по столу пальцами. – Но какого хрена Джепперсон вносит этот говенный законопроект?
– Такого хрена, чтобы нам сделать хуже. Это способ представить нас в плохом свете. Как администрацию, которая не реформирует систему соцобеспечения.
– Иисус Христос на палке-скакалке! Реформировать соцобеспечение не может никто! Это неосуществимо. Точка.
– Попробуйте объясните это двадцатилетним. Попробуйте объясните Джепперсону. Он просто из кожи лезет. Я думаю, он будет бороться с нами за то, чтобы стать кандидатом в президенты от нашей партии.
– Рандольф Джепперсон? Он у меня так быстро полетит через реку Чарльз, что его аристократический галстук-бабочка завертится пропеллером.
– Вы его недооцениваете. Он только кажется богатеньким избалованным мальчуганом – на самом деле подлюга из подлюг. Помните, как он разобрался с несчастным Смизерсом? И богат притом, да. Жутко богат.
– Очень я испугался этого красавчика-мерзавчика. Да я оторву его ножной протез и изметелю им гада до смерти. В прямом эфире национального телевидения.
– Что наверняка принесет нам голоса инвалидов. В общем, мистер президент, нам надо как-то это решать. Посмотрим, как повернется ситуация. Знаете, кого хорошо бы иметь на нашей стороне? Гидеона Пейна.
– Господи Иисусе. Даже не…
– Выслушайте меня…
– К дьяволу его, Бакки. Когда этот пузырь с козлиной бороденкой был у меня в прошлый раз, он добрых пятнадцать минут читал мне – мне! – лекцию о том, что я должен вмешаться в это овощное дело в Джорджии. Христос в холодильнике! Эта женщина пролежала в коме пятнадцать лет. Энцефалограмма у нее была более спокойная, чем у трехтысячелетней египетской мумии. А он хотел, чтобы я издал распоряжение подключить ее обратно! Кто, я вас спрашиваю, назначил этого засранца Гидеона Пейна совестью нации? Он ведь, кажется, угробил свою мамашу, было такое дело?
– Мне лично, мистер президент, на него чихать, но он у нас, как ни верти, мистер Жизнь. Надо сделать его союзником. По крайней мере, не делать его врагом. Помните правило Крестного отца? Держи друзей близко, врагов – еще ближе.
– Черт тебя возьми, Бакки, всякий раз, как ты мне это повторяешь, это значит, что ты собираешься привести какого-нибудь мудака и заставить меня лизать ему задницу. А я, между прочим, президент Соединенных Штатов! Это мою задницу все должны лизать! Иначе какой, к чертовой матери, толк от этого президентства? А мою жопу так давно не лизали, что я начал забывать, где она находится.
– Полегчало, сэр?
– Да! – рявкнул президент Пичем. – И без того было легче некуда.
– Тогда, может быть, на три часа дня его? На сегодня?
– А ну вали отсюда к чертовой матери!
Бакки Трамбл не пошевелился.
– Ладно, хрен с тобой. Приглашай этого мудозвона. Буду, буду лизать ему задницу. Потом выйду на Пенсильвания-авеню и примусь лизать всем туристам. Господи Иисусе. Ну что за говенная работа…
– Спасибо, сэр, – сказал Бакки Трамбл и быстренько вышел.
Из кабинета Фрэнка Коуэна в компании «Прикладные технологии страхового прогноза» открывался дивный прибрежный калифорнийский вид с изобилием эвкалиптов и бурых водорослей.
В иные дни он слышал довольный рев морских львов, насытившихся кальмарами. Если не брать в расчет редких появлений большой белой акулы, им, морским львам, жилось хорошо. Ему самому, думал Фрэнк, жилось очень даже хорошо.
Он был на редкость целеустремленный человек, но иногда позволял себе вспомнить то давнее нелегкое время, когда он ушел из «Электрик боут» и начал работать над своим первым проектом. Казалось другим столетием. Да так оно и было – другое тысячелетие, уж если на то пошло.
Какое-то время Фрэнк испытывал сожаление – даже чувствовал себя немножко виноватым – из-за того, что тайком вложил деньги, взятые в кредит под вторичный залог дома, в свой проект. Но намерения-то у него были чистые: содержать семью. Это Элен надумала рвануть с детьми из дома и подать на развод. Ее решение. Он гробил себя работой ради нее, ради детей, а она повела себя так, словно конец света.
Он ощущал некое мстительное удовольствие из-за того, как в конце концов повернулись события. Если бы Элен подождала с разводом еще несколько месяцев, она была бы сейчас очень богатой женщиной. Не преподавала бы в школе в Нью-Лондоне и не полторы тысячи в месяц получала бы алиментов. Начальная стадия проекта продлилась дольше, чем планировали, – так всегда бывает, – но после того, как Фрэнк и двое его партнеров осуществили ай-пи-о, они распилили на троих приятную сумму в 540 миллионов.
Тебе следовало еще чуточку потерпеть, дорогая моя.
Поначалу у него было нехорошо на душе из-за Касс. Истратил ее йельские деньги… Это – да, давило на совесть. Хотя он ведь ей возместил. Более чем. Вернее – хотел возместить. Он подсчитал, какую долю акций компании обеспечили деньги, отложенные на ее обучение. Эти тридцать три тысячи выросли до двадцати семи миллионов. Он выписал чек и послал ей. Двадцать семь миллионов долларов! А она что сделала? Порвала чек на мелкие кусочки и отправила обратно. Материнские, девайновские гены. И для полноты картины – просто чтоб знал, каким дерьмом она его считает, – она официально сменила фамилию на девичью фамилию Элен. С того момента он, Фрэнк Коуэн, решил: Все, Касси, мы в расчете. Он не собирался до конца своих прекрасных дней убиваться из-за двух обозленных ирландок.
Теперь у Фрэнка имелась новая семья, которая, если честно, была лучше предыдущей. Намного лучше. Лиза, его вторая жена, была крепкая телом бывшая теннисистка, и, в отличие от рыхлой первой, она хотела заниматься сексом так часто и так подолгу, что он стал регулярно принимать таблетки для эрекции. Единственным минусом было то, что, стоило ему в течение дня подумать о чем-нибудь хоть чуточку эротическом, как взбаламученная железа реагировала подобно заведенному до упора «чертику в табакерке». Это было не вполне уместно, когда он, скажем, выступал с бодрой речью на ежегодном собрании акционеров. Да, это, конечно, был минус. Но плюсы… ух-х-х-х!
Лиза, со вздохом думал он, явилась с довеском в виде Бойда, сынка-тинейджера от предыдущего брака с этим идиотом ресторатором. Парень был, в общем, безобидный, хоть и не мастер складно разговаривать. Лиза вбила себе в голову, что ему сильно поможет, если отправить его в колледж на восток. В Калифорнии, приметил Фрэнк, «восток» был синонимом таких понятий, как «образование» или, по выражению Бойда, «учебная мутотень».
Фрэнк был обеими руками за то, чтобы отослать его за 2500 миль куда угодно – на север, юг, восток или запад. Лиза же заявила, что это должен быть Йель, и только Йель. Сам собой у него возник вопрос: неужели она вздумала это из-за Касс? В первый момент он расхохотался, что не очень понравилось второй миссис Фрэнк Коуэн. Он пояснил, что с такими оценками и результатами тестов шансы попасть в Йель у Бойда примерно такие же, как доплюнуть до луны.
Лиза смотрела на ситуацию по-иному, и Фрэнку Коуэну волей-неволей пришлось выполнить свое обещание построить Йелю новый футбольный стадион – хоть уже и ради другого кандидата на поступление. Клич йельских футбольных болельщиков – «Була-була». Черт его знает, какой у него смысл, но Фрэнку в нем слышалось: «Бобло-бобло».
Между тем Фрэнк внес и другие усовершенствования в свою жизнь. Его компания владела полудюжиной самолетов, и лично он только что приобрел изящную игрушку под названием «джавелин» – истребитель в гражданском варианте с максимальной скоростью 0,9 маха. По земле он ездил в «Энцо Феррари». У него имелись 275-футовая моторная яхта, совсем недавно появившаяся на обложке «Ежеквартального журнала вульгарных яхт», и новая двенадцатиметровая парусная яхта, которая под его командованием участвовала в испытаниях перед грядущей гонкой на Кубок Америки.
