Тут у него перехватило горло. Но Петрушкин справился с этим.
– Вот о чем надо говорить. У людей должен быть просвет в жизни. У нас отлично совмещаются рапорты на тему «Жить стало лучше, жить стало веселее», и истории, которая произошла с моим сыном и его семьей. Но на самом деле – одно из двух. Либо и правда жить стало лучше, либо – везде Тимур Кулик с ружьем. И мы все знаем, что на самом деле везде Тимур Кулик с ружьем, за каждым деревом. И даже те, кому и правда стало лучше жить, отгораживаются от этих куликов двухметровыми заборами – а не отгородишься! Вот о чем надо было говорить. Что толку при раке легких лечить кашель? У нашей страны кровь горлом идет, а мы заверяем себя, что у нее цветущий вид!
Все молчали. Петрушкин грустно посмотрел по сторонам.
– Сначала ведь надо узнать – а почему они такие? Почему им свободы не жаль? Чего у них нет внутри? – с болью проговорил Петрушкин. – А я скажу. Души и совести у них нет. А если души и совести нет, то весь ваш гуманизм псу под хвост. Они выйдут на поруки и снова пойдут воровать и убивать. Один мой товарищ называет поколение, которые вы тут призываете спасать, никчёмышами. Ацетоновыми детками. Он считает, что эти дети больны. Ну так давайте выясним – больны ли? Почему мы об этом не говорим?
В зале повисла звенящая тишина. Петрушкин оглянулся – женщины как-то испуганно смотрели на него. Петрушкин извинился и пошел к выходу. Его никто не удерживал.
– И что там, в этой твоей новой школе? – спросила Лиана Дашу.
Лиана была дашиной подружкой последние два года. Сначала они учились в одном классе, в одной школе. Было время, когда Даша на Лиану не могла без удивления смотреть – Лиана одевалась как-то несуразно, чуть ли не в обноски, при том, что семья ее не бедствовала. Впрочем, в то время Даше было не до этой странно одетой девочки – у Даши тогда было много других подруг. Но потом как-то так вышло, что Даша со всеми в классе раздружилась. Однажды они разговорились с Лианой. Оказалось, родители Лианы живут как кошка с собакой «и мои…» – сказала себе Даша. Оказалось, ни отцу, ни матери нет до Лианы дела. «и моим…» – сказала себе Даша, хотя и понимала, что в этом есть некоторая натяжка. Родители Лианы откупались от дочери разными способами: мать возила ее в магазин и без вопросов покупала то, на что падал взгляд Лианы. Отец покупал какие-то нелепые подарки. «Привез мне куклу, будто мне пять лет… – рассказывала Даше Лиана. – Это не для меня подарки, это для них, это они себе говорят, что вот – заботятся обо мне»…
Даша подумала, что и ее родители такие же – только о себе, а о ней, Даше, вспоминают, лишь когда надо друг друга больнее уколоть. Мать тоже таскала Дашу по магазинам, покупая не больно-то нужные вещи, чтобы заявить потом отцу: «Тебе совсем нет дела до того, во что одета дочь!».
Даше казалось, что Лиана объяснила ей мир взрослых. Мир этот был нехорош, полон зависти и злобы. Лиана еще в те их тринадцать лет объяснила Даше, что взрослые всё врут, все притворяются – притворяются родители, притворяются учителя. Вот чего учителя такие ласковые, зовут на олимпиады? Да потому, что за победителей олимпиад им доплачивают! А для родителей дети – как мячик для теннисистов. «Я матери нужна только чтобы отцу на жалость давить…» – зло говорила Лиана Даше. «и я…» – замирая от этой страшной правды, говорила ей Даша.
Лиана не стремилась домой и так вышло, что скоро они не стремились домой вместе. При всем том они не пили, а мальчишек, которые появились около них после того, как в четырнадцать лет у девчонок округлились предназначенные для этого места, держали на расстоянии: Лиана в красках, последними, отвратительными словами, объяснила Даше, чего от них хотят пацаны, и теперь они вместе дразнили их то своими короткими юбками, то прозрачными блузками, а то показывая, что под юбками у них нет ничего – но дальше этого не заходило. Лиана сказала, что расставаться с девственностью надо так, чтобы было приятно это вспоминать. Даша была с этим согласна, но теперь они обе все не могли придумать, как бы это по-особому сделать.
За всеми этими заботами было, понятно, не до учебы. Плохие отметки Лиана, а потом вслед за ней и Даша, объясняли придирками учителей. Первое время Даша еще плакала, получив от родителей взбучку, говорила себе, что возьмется за учебу, но Лиана объяснила ей, что родителям на самом деле нет дела до ее, дашкиной, успеваемости. «Это они на тебе свое плохое настроение срывают… – усмехаясь, разъясняла Лиана. – У папаши, поди, неприятности на работе, да еще и мамаша твоя ему, поди, не дает. Вот их обоих спермотоксикоз и давит! Забей!». Даша поразилась тому, как все, оказывается, просто и про намерения взяться за учебу забыла.
Родители Даши знали про Лиану – первое время они привечали ее у себя в доме, все же подружка дочери. Потом они Лиане уже не радовались, да скоро Лиана и перестала приходить, а Даша приходила домой все позже. (Как бы ни были отец и мать Шпагины заняты собой, а родительский инстинкт действовал у обоих. Единственные разговоры, которые велись ими нормальными голосами, были о дочери. Шпагины удивлялись – вроде вот только что был ласковый ребенок, а нынче – грубит).
Перемены в Даше следовали не по дням, а по часам. Очень скоро она поняла, что родители стараются задевать ее как можно меньше, они уже боятся ей лишний раз что-то сказать. Даша обрадовалась этому – она решила, что, наконец, отвоевала себе свободу.
Одно время Даша лавировала между родителями: подластится к тому, потом к этому. То отец, то мать покупались на это, бравировали друг перед другом: мне-то удалось найти с ребенком общий язык, а ты на него никакого влияния не имеешь!
Так было до нынешней осени, нынче же все понеслось под откос. После первой четверти обнаружилось, что Даша просто не ходит в школу. Выяснилось это просто: Светлана как-то раз, проводив дочь в школу, ушла на работу, но уже по дороге вспомнила, что забыла нужные бумаги, и вернулась – каково же было ее удивление, когда она застала в квартире Дашу и Лиану, мирно гоняющих на кухне чаи!
Даша, правда, тут же начала говорить, что просто у них нет с утра уроков. Светлана покивала – «ага, ага» – но, оказалось, с работы позвонила в школу. Вечером дома был скандал, – Даша не была почти ни на одном уроке.
– Ты как учиться собираешься?! – кричала Светлана дочери, едва та появилась дома.
– А на фига мне эта долбаная учеба? Много ты зарабатываешь на своем образовании?! – кричала в ответ Даша. Отец молчал. Даша думала – вот и хорошо, но, оказалось, у отца был свой метод воспитания: когда Светлана и Даша изнемогли от крика, Игорь увел дочь на кухню, закрыл дверь, давая понять, что разговор будет взрослый. Было время, когда это действовало на Дашу. Но теперь она следила за действиями отца с усмешкой.
– Ты мне объясни, почему в школу не ходишь? – спросил Игорь.
– Папа, не начинай! – отмахнулась Даша.
– Стоп, это ты не начинай. Ты с начала года не ходишь в школу.
– А что там делать? – эдак удивленно спросила она. Отец, видела Даша, оторопел.
– Учиться! Учиться! – сказал он. – Ты в девятом классе, у тебя в этом году экзамены. И потом ты куда собираешься?
– Папа, из школы не выгонят – сейчас ведь не выгоняют? – ехидно сказала Даша. – Директору за мое исключение влетит по первое число. Сейчас вообще никого не выгоняют. И меня будут тащить как миленькие!
Отец смотрел на нее круглыми глазами.
– Ты у кого таких слов нахваталась? Где поднабралась?! Это откуда мысли такие? Почему тебя вообще обязан кто-то тащить?!
– Папа, ты гонишь! – отмахнулась Даша. Лиана советовала родителей, если будут наезжать, посылать подальше. Даша прежде никак не могла для этого собраться с духом, а тут все получалось как-то само собой. Плохо было только то, что отец сразу учуял, откуда дуют ветры дочкиных перемен.
– Ааааааа… – сказал он, внимательно глядя на Дашу. – Это тебе Лиана в уши насвистела. То-то я слышу слова, которых от своей доченьки и не ожидал услышать!..
Он молчал, уставившись на Дашу. Молчала и она – ждала, что скажет отец.
– Слушай… – начал он. – Лиана – твоя подруга. Но это не значит, что если у нее жизнь наперекосяк, так и тебе из девчачьей солидарности надо свою жизнь в унитаз спустить. Я тебя прошу… Я тебя очень-очень прошу – возьмись за учебу… Учеба – это ведь для тебя. Что будет у тебя в голове – так ты и будешь жить. Вот будет в голове фигня – будешь жить фигово. А будет в голове порядок – и в жизни все наладится.
– Чего ты меня гипнотизируешь? – насмешливо сказала Даша. – Не надо. Я не поддаюсь.
Отец дернулся.
– Вот ты говоришь: будет в голове порядок – и в жизни наладится. А что-то у вас с мамой не налаживается… – поддела его Даша. Отец нахмурился. Даша поняла, что сейчас будет еще порция педагогики.
– Жизнь – это такой поезд. Вышел из вагона на перрон покурить, а поезд ушел. И назад уже не вскочишь. Вот ты думаешь: да успею, никуда от меня эта школа не денется, наверстаю. Но проблемы-то копятся. С каждым днем куча… – отец поискал нормальное слово, но не нашел… – Куча фигни только растет. И настанет день, когда она тебя утопит.
