28 марта
Мамочка сегодня очень рада: пришел отец. Ах! Почему перо не слушается меня, когда надо написать «папочка» вместо слова «отец»? Почему я не могу обратиться к нему так же ласково, как я обращаюсь к матери, когда говорю ей «мамочка»? Почему я не могу разговаривать с ним запросто и делиться своими думами, как обычно делюсь с мамочкой… Почему? Почему?
Причина в том, что я не люблю его. Он доставляет бедной мамочке ужасные страдания. Недавно, например, он женился на девушке моложе меня. Он меня не любит и никогда ничем не выражает отцовских чувств ко мне, даже ни разу не поцеловал. Он не уделяет мне никакого внимания и забывает о моем существовании. Это оскорбляет меня и причиняет боль.
Вот и сегодня, после недельного отсутствия, он поздоровался со мною сухо, словами: «Как ты живешь, Хикмат?» — и ушел в свою комнату, не дождавшись моего ответа.
Я заперлась у себя в комнате, чтобы скрыть волнение.
30 марта
Пришла сваха Закийя и уединилась с мамочкой.
Через некоторое время я захотела войти в комнату, чтоб узнать причину визита Закийи, но услышала плач мамочки, няня же пыталась утешить ее словами: «Сестра моя, что ты плачешь? Сохрани мед в кувшинах, пока не придет настоящий покупатель. Ведь Хикмат, да будет молитва пророка на ней, говорит луне: — Скройся, я займу твое место».
Я поняла, что не понравилась матери жениха.
1 апреля
Произошла страшная ссора между учителем Масиха и шейхом Абд-Рабихом. Старая вражда, укоренившаяся между ними, разразилась сегодня с необычайной силой. В ссоре участвовали члены обеих семей, и кровь потекла. Брошенный кем-то камень глубоко ранил в голову шейха Абд-Рабиха, а учителю Масиха выбили два зуба «русским» ударом.
Разумные жители нашего квартала боялись, чтобы кое-кто не счел вражду учителя Масиха и шейха Абд-Рабиха религиозным фанатизмом, ведь они — люди различных вероисповеданий. Их пытались примирить, но всякий раз обе стороны глупо упрямились, и каждый из них выдвигал совершенно неприемлемые для другого условия мира.
7 апреля
Сегодня с утра на улицах было необычайное оживление. Люди шли группами и целыми толпами, у всех на лицах выражение радости и веселья. Они несли египетские знамена — маленькие и большие. До меня доносились различные голоса, но напрасно я пыталась понять что-нибудь. Но вот по нашему району тесными стройными рядами прошли студенты. Впереди был юноша с большим египетским знаменем в руках, на знамени изображен серп луны[18], опоясывающий крест. Под этим национальным символом объединения написано: «Да здравствует полная независимость!» Студенты кричали: «Да здравствует Саад Паша Заглул, да здравствует египетская делегация!» Их возгласы: «Умрем за тебя, Египет!» — вызывали слезы на моих глазах и дрожь во всем теле. Эти возгласы были полны горячей веры и искренности. В них слышалось такое страдание, как будто это были крики мучеников, расстающихся с жизнью. Что случилось? Отменен протекторат, который считался военной необходимостью? Может, выпустили арестованных членов делегации и разрешили им поехать на мирную конференцию? Но неужели Англия отпустит их и откажется от своей традиционной политики удушения национального сознания и уничтожения святого огня, горевшего в сердцах египтян? Нет, ведь Англия считается только с силой.
Крики все усиливались, народу на улицах прибавлялось. Люди шли со всех сторон.
Мне очень хотелось принять участие в народной демонстрации. Я попросила разрешения у мамочки выйти на улицу, но мама не пустила меня: она боялась давки и опасных последствий демонстрации. В то время как я пыталась убедить маму и уверить в том, что мне ничего не грозит, послышался сильный, продолжительный стук в ворота, от которого мама вздрогнула. Мгновение спустя вошли мои приятельницы: Хурия, Суад и Махаббат. Первая — дочь министра, прежде поддерживавшего англичан, чтобы сохранить свой пост, вторая — дочь важного чиновника, а третья, Махаббат, которой едва минуло четырнадцать лет, — дочь офицера-патриота, проливавшего кровь в Судане, чтобы принести пользу своей бесправной родине.
На Махаббат было покрывало из красивых египетских знамен, на груди у нее национальный символ — серп луны, опоясывающий крест. Они сказали мне: «Мы пришли обрадовать тебя, о Хикмат, мы одержали блестящую победу над английским правительством, ибо впервые заставили его выполнить наше требование».
«Мы добились независимости?» — спросила я.
Суад ответила, и лицо ее осветилось чудной, незабываемой улыбкой: «Мы будем считать себя независимыми и никак не связанными с Англией».
В маленькой Махаббат заговорила кровь храброго отца, которая текла в ее жилах, и она горячо сказала немного театральным тоном: «Пусть будет Египет второй Ирландией, пусть Англия делает что хочет, мы все готовы отдать жизнь за свободу родины». Сказав это, она выставила вперед свою едва начинающую формироваться грудь, как будто под пулю неприятеля. Как была ты красива в этот миг, о Махаббат! Что смогла бы ты сделать, будь ты мужчиной, имея такую большую чистую душу!
Нас прервало пение Фаттумы и Умм Мухаммед. Они все время прислушивались к нашему разговору. Фаттума, побуждаемая чувством патриотизма, начала танцевать народный танец, напевая песни на верхнеегипетском диалекте. Мы ничего не могли понять из ее пения, кроме некоторых слов, которые часто повторялись: «Мы добыли независимость, о девочки». Нельзя было не рассмеяться, глядя на ее танец. Это немного успокоило волнение моих подруг.
Хурия бросала на Фаттуму внимательные взгляды. Она силилась разгадать ее душу и как бы спрашивала себя: «Понимает ли эта неграмотная, неразвитая женщина смысл слов, которые не может даже произнести как следует? Или же она просто заразилась нервным состоянием окружающих ее людей?» Затем Хурия спросила со своей обычной деликатностью: «Что значит — мы добыли независимость, о тетя Фаттума?»
Однако Фаттума поняла ее и сказала с лукавством: «Это значит, что мы выгнали англичан из Египта».
Хурия улыбнулась, ее смуглое румяное лицо выражало радость, она поняла, как сильно в народе национальное чувство.
Поистине, когда патриотизм проникает в душу народа и укрепляется в ней, то такой патриотизм, высокий, вечный, не умирает и не может быть побежден.
Мамочка закрывала окна и двери. Маленькая Махаббат заметила это, поняла, что беспокоит маму, и сказала ей:
— Не бойся, тетушка, египетское правительство солидарно с народом в требовании полной независимости, египетские министры больше не поддерживают англичан.
Однако она тут же раскаялась в своей последней фразе, когда увидела, как Хурия побледнела и низко опустила голову, бросив на нее взгляд, полный страдания и упрека. Эта бедняжка продолжала тайно страдать оттого, что некогда ее отец, цепляясь за свой пост, поддерживал англичан и, чтобы найти оправдание перед собственной совестью, говорил, что жертвует своим спокойствием и честью и несет бремя ответственности в критический момент, защищая общественные интересы и боясь, что Англия покончит с последними остатками нашего национального существования.
Суад пожалела Хурию и поспешила исправить ошибку Махаббат. «Наши министры прежде всего египтяне, — сказала она, — но они были обмануты видимостью добрых намерений Англии, теперь же они вернулись в лоно народа».
Хурия поблагодарила ее взглядом.
Подруги пригласили меня пойти с ними на улицу; их ждал украшенный красивыми знаменами экипаж. Мамочка, которая еще недавно не разрешала мне уходить из дому, стала меня торопить.
Не успели мы выйти на улицу, как наше внимание привлекла трогательная сцена: шейх Абд-Рабих обнимал учителя Масиху и радостно говорил: «Мы с тобой братья, о учитель Масиха, и нам не подобает ссориться», а Масиха тоже обнимал его, как брата, которого не видел несколько лет. Вокруг них собрался народ, все аплодировали и кричали: «Да здравствует единство!»
Я посмотрела на своих подруг и увидела на глазах у всех слезы.
Мы сели в экипаж и поехали по туземным улицам Каира. На площади Абдин мы пробыли около часа. Вся площадь была заполнена слушателями Аль-Азхара[19], студентами высших учебных заведений и учениками средних школ. Их окружал народ. Все они направились к домам Саад Заглюля и Баселя[20], чтобы приветствовать своих делегатов. Многие иностранцы при виде этой мирной демонстрации снимали шляпы, а женщины-египтянки и иностранки аплодировали, махали из окон платками и бросали демонстрантам цветы.
Всякий раз, как мы проезжали мимо «простых женщин», они пели народные песни, а молодежь приветствовала нас возгласами: «Да здравствуют египетские женщины!», «Да здравствуют матери будущего поколения!» А мои подруги отвечали: «Да здравствует египетская молодежь!», «Будем жить свободно или умрем с честью!»
