Наконец — все. Баул — на тележку, сумку — через плечо, прощай, Родина! И ты, мальчик-пограничник строгий, прощай! И ты, таможня…
А вы, девушка, здрасьте, и другие все — здрасьте, и ты, «эконом-класс»…
А люди-то какие в самолете, а воздух! Нет, не может того быть, чтобы самолет так тщательно проветрили, невозможно это; разумеется, остались в нем и атомы, и целые молекулы немыслимо далеких, сказочных стран, иначе откуда этот явственный аромат свободного мира — в самолете до Парижа, ей-Богу, пахло так же, только слабее, что и понятно — где Париж, а где Сингапур!
А ты, нищая Россия, когда пропитаешься этим ароматом? Или — никогда? Нет, не права ты, мамочка, что весь мир — провинция. Провинция там, где воняет зипунами, армяками и онучами, хотя ни то, ни другое, ни третье сто лет никто не носит, а любая альпийская деревня — уже совсем иной мир, мир холодного невозмутимого равнодушия, трезвого любезного расчета и бесподобной вежливости, изумительно пластичной и ни к чему, кроме опять же вежливости, не обязывающей, будто жвачка «Винтер фреш»…
И сидит Эльвира в самолетном кресле — хоть «эконом-класс», а сиживать так удобно еще в жизни не приходилось — все летала на родных ИЛах да ТУ, а в небесную иномарку взошла первый раз, ну, надо же, у них и поролон другой какой-то, у них геометрия посадочного места, честное слово, совсем иная — не захочешь, да задумаешься, мать честная, неужто даже конфигурацией задницы мы безнадежно отстали от цивилизованных народов!..
Эльвира сидела и во все глаза смотрела на идущих по проходу пассажиров, которые, в отличие от нее, еще не достигли своих мест. В сущности, это была чуть ли не единственная возможность глянуть в глаза тех, кто, наверное, постоянно совершает трансокеанские и трансконтинентальные перелеты, а дальше-то будет, как в кинотеатре, можно лишь незаметно скосить глаз на соседа и досконально изучить затылок впереди сидящего…
Нет, первое впечатление ее, кажется, не обманывало. Публика в самолете подбиралась отменная, хотя, может, и не самая компанейская. В том состоянии эйфории и разыгравшегося воображения, в котором наша путешественница пребывала, все лица, попадавшие в поле зрения, казались ей по-особому одухотворенными, утонченными и просто прекрасными вне зависимости от цвета кожи и разреза глаз, никого из входящих не портили лысины, не уродовали сбившиеся со своих мест парики, а следы оспы на лице некоего господина бедуинской, пожалуй, наружности придавали совсем особенный шарм явно неправильным чертам, сообщая им сдержанное мужество и беспредельную мудрость одновременно…
И вдруг — Эльвира в первый момент подумала было, что ее обманывает зрение — в проходе показался православный батюшка в дорожном платье. Причем у него было такое родное, такое простецкое курносое лицо, что Эльвира сперва обмерла от неожиданности, а потом от всего сердца умилилась, чуть было не кинулась навстречу, дабы приложиться к ручке да испросить благословения, чего не делала давненько, и делала-то всего дважды в жизни, когда только-только нашла дорогу к Богу.
Но лишь привстала она едва заметно да и опустилась назад, устыдившись порыва непосредственности, который, к счастью, остался никем не замеченным.
А через минуту Эльвира, уже как бы отстранившись от себя самой, изумлялась быстроте перехода от состояния полного восторга перед открывающимся ей миром к состоянию совсем иного восторга, противоположного, пожалуй, по смыслу.
Изумившись в достаточной мере, она, как обычно, попробовала проанализировать собственное настроение — нравится ли она самой себе в данный момент или не нравится. Анализ показал скорей «да», чем «нет».
Батюшка, увы, устроился в отдалении от Эльвиры, стало быть, непринужденное общение начисто исключалось, неформальная проповедь отпадала, а какому-нибудь кретину-«бедуину» повезло сидеть рядом, да только вряд ли он, «вольный сын пустыни», вдобавок исламский фундаменталист, по достоинству оценит соседство, скорей наоборот, вынудит пересесть или пересядет сам, дабы не прогневить Аллаха и Пророка Его. Где ж ему, «бедуину», знать, что между нами лишь с виду — пропасть, а на самом деле мы им куда ближе зажравшихся протестантов и чуть менее зажравшихся католиков, недаром же мы — «право-славные», а мусульмане — «право-верные», но еще больше объединяет вековечная нищета — родная мать духовности…
Да, появление в самолете православного батюшки существенно повлияло на течение Эльвириных мыслей, оно пустило его по иному руслу, плавно загибающемуся в прямо противоположном направлении.
Поток идущих мимо пассажиров уже иссяк, но многие лица еще стояли перед глазами. Нет, пожалуй, ничего особо значительного в этих лицах не было — это из-за благополучно завершившегося гостиничного заточения накатило что-то, — а лица промелькнули вполне заурядные, если не принять во внимание разрез глаз, цвет кожи да некоторые одежды, впрочем, большинство одежд тоже относилось, так сказать, к среднеевропейскому фасону.
И прямо скажем, мелькнуло в полумраке самолетного салона несколько откровенно противных рож — взять хотя бы того же «бедуина», тьфу, дался этот «бедуин», но уж больно похож на террориста, тьфу, тьфу, тьфу, по чему бы постучать, вот досада, нигде ничего деревянного…
Зажглось наконец табло: «Пристегнуть ремни!», разумеется, по-английски; танцующей походкой проследовали одна за другой три стюардессы, обнесли газировкой — естественно, «спрайтом» или вроде того, чтоб никто не засох. Эх, жаль, не досталось места у иллюминатора, хотя, пес их знает, может, у иллюминатора еще дороже — уж они своего не упустят, а ведь раньше были все равны, теперь же навыдумывали — «бизнес-класс», «эконом-класс» — мимо проходя, глянула мельком Эльвира — в «бизнесе» сиденья раза в полтора шире и проходы соответственно, однако мест пустых должно быть навалом, не похоже, чтоб там много народу осталось, большинство дурных денег не имеет, а то бы сами самолет купили, но батюшка тут, «бедуин» тоже…
А между тем самолет начал рулежку, он повернулся к зданию аэропорта задом, будто к самой России задом повернулся, отъехал сколько-то, погазовал на взлетной, изготавливаясь к затяжному прыжку в чернеющее небо, изготовился, получил, по-видимому, соответствующую команду, да как заревел, как задрожал всем многотонным туловищем, как помчался все стремительней, все яростней, отбрасывая опостылевший вонючий воздух невидимыми лопатками турбин!..
22.Уже в четвертый раз улетала Эльвира за рубежи. Из ее поколения мало кто этим похвастает. Казалось бы, грех жаловаться на судьбу — прекрасно обошлась без богатого «спонсора», всего добивалась всегда сама, многое повидала, многое и многих перепробовала, вот только счастья не было ни разу. Хотя тысячу раз оно виделось совсем близко — если и не на расстоянии вытянутой руки, то, самое большее, — один перелет без дозаправки. А вот — не далось. И какого, спрашивается, рожна ему нужно?..
Всякий момент отрыва от земли представлялся ей переломным. Не стал исключением и этот, несмотря на возраст, опыт и возрастающий с каждым годом пессимизм. Сердце рвалось из груди, душа — непонятно откуда, поскольку анатомы и богословы до сих пор не пришли к единому мнению относительно ее местонахождения, а рассудок в такие моменты оказывался слаб для объятия необъятного.
И все же Эльвира изловчилась глянуть в иллюминатор, когда лайнер, разворачиваясь, заложил вираж. А через десять минут, когда самолет набрал высоту, сменил режим и разрешили отстегнуть ремни, иллюминатор стал не нужен, потому что ничего там, кроме звезд, не осталось, и звезды были ничуть не ближе, чем при взгляде с земли…
Стюардессы, надо отдать им должное, никого своим вниманием не обделяли и, пожалуй, даже были несколько назойливы, без конца что-нибудь предлагая и мешая размышлять, но они так мило обращались к Эльвире по-английски, что она с удовольствием отвечала им на йоркширском диалекте.
Эльвире потом уж было неловко притворяться иностранкой, а кроме того, вдруг некстати вспомнилось читанное в школе со сцены: «У советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока», но, ответив один раз по-английски, она, как ей казалось, не оставила себе выбора.
А между тем, как поняла она из обрывков доносившихся случайных фраз, русских в самолете набиралось довольно много.
Так что, если иметь в виду общероссийскую наклонность притворяться коренными обитателями йоркширского графства Великобритании, то, вероятно, большинство следовавших до Сингапура этим рейсом было одной с Эльвирой крови.
И выходит, что не зря бывший «отец народов» так воевал с «низкопоклонством», есть это в нас, и оно наверняка не прибавляет нам очков на международной арене. Вообще, надо признать, — «отец народов» хотя и сволочь порядочная, однако в отличие от славянофилов, будучи инородцем, иллюзиями по поводу того человеческого материала, с которым ему пришлось иметь дело, не страдал…
