– Слушь, Борь, а Нинка наша хочет, чтобы ты ее поимел.
Борис густо покраснел и отошел к группе одноклассников. Больше Ленька не говорил с ним об этом. Забыл, наверно. Он все забывал, непробиваемый второгодник.
Но Борис не забыл. Раньше такое и в голову ему не пришло бы. Сейчас он не мог заставить себя не мечтать об этом. А тут еще перед самыми экзаменами Нина Яковлевна встретила его в коридоре и, ласково охватив рукой его спину, так, что ее грудь снова прикоснулась к нему, предложила прийти к ней домой, если у него возникнут какие-нибудь неясности.
– Ты ведь знаешь, где я живу?
Он кивнул. Он знал, где она живет. Он только внезапно забыл, где именно находился в этот момент.
Чуть ли не сутки он отыскивал какую-нибудь неясность в алгебре или геометрии.
На следующий день после разговора в коридоре он пошел домой к Нине Яковлевне проконсультировать придуманные непонятные вопросы. Борис нажал на кнопку вызова лифта. Сердце, как шарик, подвешенный на резиновой нитке, бешено прыгало от паха к горлу. Он знал, что муж Нины Яковлевны, офицер, уже больше месяца находится в лагерях со своей частью.
Из лифта вышла старушка. Она внимательно оглядела Бориса. Он почувствовал, как лицо его наливается краской. Он вошел в лифт и вместо пятого этажа нажал кнопку второго, тут же спустился и что есть духу помчался домой.
А потом были экзамены и каникулы. В восьмом классе у них уже была другая математичка. Мужа Нины Яковлевны повысили в звании и перевели в какую-то важную часть. Нина Яковлевна уехала вместе с ним.
Немало времени прошло, пока Борис перестал ощущать одуряющее прикосновение к правому плечу. О Нине Яковлевне он вспоминал изредка, перед тем, как отойти ко сну, или утром, когда так не хотелось вылезать из-под одеяла.
Новая русачка, Лариса Павловна, воскресила в его сознании тоску о несостоявшемся. Очень она напоминала Нину Яковлевну.
До десятого класса Борис не любил уроков литературы – ни русской, ни украинской. Он считал их пустой тратой времени. Добросовестно прочитывал тексты в хрестоматии. Рекомендованные книги просматривал по диагонали. Он любил хорошую поэзию и без усилий запоминал стихи. На кой черт нужны многоречивые пейзажи Тургенева, если можно сказать "лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась"? Всего семь слов, а сколько в них информации! А музыка какая! Уже в девятом классе он решил, что из всей худ. литературы следует оставить только поэзию. Она напоминает электронику. Размер и рифмы ограничивают расползание. Они как параметры лампы и конденсаторов требуют четкой схемы. Ну, а заполнение схемы полноценными деталями, словами-образами – это от Бога.
Лариса Павловна становилась еще красивее, когда урок был посвящен поэзии. Однажды, войдя в класс и едва успев положить журнал и портфель на стол, она возбужденно начала рассказ о стихотворении Маяковского, которое никогда не было опубликовано. Подлая баба утаила его из чувства ревности, преобладавшим над обязанностью отдать читателям замечательное творение поэта. Здорово Лариса прочитала "Письмо Татьяне Яковлевой"! Борису казалось, что она читает лично ему. Когда в невероятной тишине прозвучало "Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук", он вдруг почувствовал на своих руках стройное тело Ларисы Павловны. Или Нины Яковлевны? Он их почему-то отождествлял.
Но сейчас, два с половиной года спустя после того обжегшего его прикосновения, в душе Бориса появился непонятный новый чистый контур с многими каскадами усиления. Он преобладал над более примитивным, плотским, настроенным на частоту Нины Яковлевны и Ларисы. Бориса даже угнетала вина -как это в нем может гнездиться такой порочный контур?
Когда в класс входила Леся Петровна и теплым голосом, которому особую прелесть придавало мягкое Л, овеществляла двойные связи альдегидов и кетонов, когда, застенчиво одергивая платье, под которым угадывалась фигура такая же красивая, как ее почти детское лицо, писала на доске формулы реакций, Борис чувствовал сладостный ток, протекающий по этому недавно возникшему контуру, абсолютно не похожему на тот порочный. Он не призывал ее в свои сны. Он представлял себе ее не так, как Ларису. Ему просто было сладостно слышать ее добрый голос, видеть ее мягкую красоту, знать, что она есть.
Какие чувства, какой ураган разбушевался бы в нем, услышь он, о чем она и Лариса говорят в учительской! Он узнает об этом спустя много лет, а воспоминания о лете после десятого класса воскресят в его душе тепло и тоску о несостоявшемся.
Перед концом третьей четверти до него дошли отголоски разговора Леси Петровны с украинкой. Не просто разговора – баталии. Кто мог бы подумать, что такая деликатная, такая мягкая Леся Петровна способна на такое?
Украинка его недолюбливала. Она вообще не жаловала евреев. Поэтому Борис, преодолевая свое отношение к предмету, готовился к занятиям по украинской литературе основательнее, чем к физике, тригонометрии и даже полюбившейся химии. Трудно объяснить, каким образом при его отношении к литературе сочинения Бориса отличались неученической зрелостью, иногда даже профессионализмом опытного критика. А ошибку у него в последний раз обнаружили во время диктанта в восьмом классе. По-русски и по-украински он писал без ошибок. И вдруг за сочинение украинка поставила ему тройку. Это была серьезная угроза его медали, тем более, что за всю четверть украинка ни разу его не вызывала, и тройка была единственной оценкой. Борис ни слова не сказал, получив свою тетрадь. И позже пожаловаться посчитал ниже своего достоинства.
Но Леся Петровна увидела оценку в классном журнале. Она подошла к украинке с несвойственной ей твердостью.
– Вероятно, вы спутали его сочинение с каким-нибудь другим. Я надеюсь, что вы снова проверите работу и исправите оценку.
– Вы, девочка, еще не доросли делать мне замечания. Не хватало нам здесь жидовских защитников.
Леся Петровна побелела. С ненавистью посмотрела на украинку, но сказала очень спокойно:
– Я не собираюсь переубеждать вас или просить изменить мировоззрение. Но оценку вы измените немедленно. В противном случае у вашей племянницы в третьей и в четвертой четверти по химии будет тройка. Причем, если исправить оценку за сочинение сможет беспристрастный эксперт, то оценку по химии подтвердит любая комиссия.
Лицо учительницы украинской литературы исказилось от злости. Слезы заблестели в свинцовых глазах. Как она ненавидела эту химичку! А еще стопроцентная украинка. Но она тут же исправила оценку в журнале на "отлично". Что ей оставалось делать? В параллельном десятом классе училась ее племянница. Всеми правдами, а больше неправдами ее тянули на серебряную медаль. Не было сомнения в том, что эта тихоня выполнит угрозу.
Во время стычки Леси Петровны с украинкой в учительской никого не было. Но в тот же день смазливая толстушка Оля, сидевшая с Борисом за одной партой и чуть ли не с первого дня занятий в десятом классе безуспешно подбивавшая его проявить активность, с деланным равнодушие сказала:
– Обе Л.П. закрывают тебя своим телом, как амбразуру. Интересно, которая из них лишит тебя невинности.
Как и обычно в таких случаях, Борис хотел отвернуться от нее. Но Оля рассказала ему, что произошло в учительской.
– Откуда ты знаешь?
– Не твое собачье дело.
На следующий день Борис увидел в журнале исправленную оценку.
Лесю Петровну он встретил на лестнице, уходя из школы. Он ничего не сказал ей. Только замедлил шаг, почти остановился и, посмотрев на нее, молча, где-то в глубине души произнес все то, что хотел бы ей сказать. Она улыбнулась и кивнула ему. Борису показалось, что он услышал ее ответ. Он очень удивился, потому что в этом ответе звучали слова, произнесенные им.
Из школы он поехал к черту на кулички ремонтировать телевизор. Уже больше года Борис подрабатывал починкой электронной аппаратуры. Он был горд, что так быстро разобрался в монтажной схеме относительно недавно появившихся телевизоров. Большой ящик с маленьким экраном. Но все равно – какой прогресс электроники, какая четкая картинка! Он не сомневался в том, что экраны станут большими, а со временем – даже цветными. В общих чертах он представлял себе, каким путем следует идти к разрешению этой проблемы. Но даже телевизор – пустяк в сравнении с тем, чем электроника одарит человечество. Правда, в недавно изданном "Философском справочнике" написано, что кибернетика – буржуазная лженаука. И все-таки Борис был уверен в том, что с электроникой и с этой наукой, как бы ее ни порочили, связано его будущее.
Красивая весна была в этом году. Может быть, она всегда была красивой, но только сейчас Борис заметил ее красоту? В природе и в нем была совершеннейшая уравновешенность. Утром, просыпаясь, он мысленно посылал Лесе слова любви и обожания. Нет, не слова. Частотный генератор в его душе или в мозгу излучал потоки волн, которые не могли не быть восприняты ею. Эти волны вовсе не должны трансформироваться в слова. Ведь словами музыку, например, не опишешь. Тогда, на лестнице в школе, он сердцем узнал, что они обладают контурами, настроенными на одну частоту.
