– Мсье, я прошу третий раз: предъявите ваши документы.
Поскольку рядом сидит переводчица, она все это Пете переводит. На что Петя, уже поворачиваясь к полицейскому, говорит:
– Я тебе сказал, козел, отвали! Ты не видишь, я разговариваю… Да, слухай, Зин, а шо, у дедушки правда грыжа? Шо ты кажешь?! Та нэ можэ буты! У бандаже ходит? Ай-яй-яй! А я тут парюсь, в этом грёбаном Монте-Карло. Прынца местного буду сымать…
Полицейский становится белого цвета. Но это же не наш полицейский. Он двумя пальцами берет Петю за шею, железной хваткой вынимает его из автомобиля и ставит рядом с собой, несмотря на все его визги и мобильные телефоны. И говорит уже совершенно грозным тоном:
– Мсье, я требую, чтобы вы предъявили мне свои документы.
Петя пытается что-то вякнуть насчет «отвали, козел», но тут уже я не выдерживаю и говорю:
– Петя! Я тебя умоляю! Немедленно дай ему свой паспорт!
А наша переводчица Нина обращается к полицейскому:
– Мсье, тысячу извинений за этого господина! Он просто в невменяемом состоянии – он говорит с Россией, где его жена рожает. И он сейчас должен узнать, кто там у него родился, мальчик или девочка?
Полицейский говорит:
– Это его проблемы. Я требую, чтобы он мне предъявил документы.
Тут уже мы все – я, оператор, Нина – просим:
– Петя, выключи мобильник и отдай полицейскому свой паспорт!
А Петя, естественно:
– Та шо этот козел пристал? Да я его счас на рога поставлю!
Мы у него вырываем паспорт, отдаем полицейскому. Полицейский наклоняется к нашей машине, вынимает из нее ключи и говорит:
– Я требую, чтобы вы шли за мной.
И мы все – с нашими камерами, кассетами и штативами – уныло следуем за полицейским. Причем сзади остается наш роскошный «бентли», в котором сидят нарядные, в белых пиджаках, Леонидов и Маликов, а к ним подбегает огромная толпа японских туристов и начинает их снимать на фото- и кинокамеры, как монакских миллиардеров, и фотографироваться на их фоне.
А полицейский отводит нас тут же на этой площади в маленькое здание, которое оказывается полицейским участком. По его побелевшим скулам я вижу, что внутри у него все кипит. Но как человек, находящийся при исполнении служебных обязанностей, он не поддается эмоциям и докладывает старшему полицейскому, дежурному по участку, что им арестована русская съемочная группа, которая нарушала покой граждан Монако. И он, полицейский, требует, чтобы мы были проверены на вшивость, то есть на право пребывания в Монако, на разрешение на съемку, а также объяснили, почему мы вторглись в частную жизнь людей. Причем на эту последнюю фразу он особенно напирает, повторяет ее постоянно.
В дело вступает переводчица Нина и говорит:
– Мсье, сейчас я все объясню. Это съемочная группа российского телевидения, это очень уважаемые и законопослушные люди. Это знаменитый режиссер, это очень хороший оператор. У нас на площади остались наши известные актеры, мы никого не трогаем, снимаем только их. Вчера вечером я была у мадам такой-то, пресс-атташе принца Ренье, она дала нам «добро», разрешила съемки в течение одного дня – субботы. Она сказала, что можно с ней связаться, если возникнут проблемы. Мы не нарушаем никаких законов, мы знаем, что Монако особое государство, мы очень уважаем вашу страну и не совсем понимаем, в чем конфликт.
Хотя на самом деле, в чем конфликт – совершенно ясно. Слово «козел», произнесенное с определенной интонацией, понятно на всех языках. Кроме того, мы своими улыбками пытаемся смикшировать ситуацию, а Петя, развалившись в кресле, говорит:
– Та шо вы с этими лохами вообще разговариваетее? Хто они такие? Да они шо, не понимают, что имеют дело с ядерной державой? Да одна наша ядерная боеголовка тут вообще ничего не оставит!
Старший полицейский говорит:
– По-моему, вот этот ваш мсье так ничего и не понял. И я ему сейчас все популярно объясню. – И уже поверх наших голов обращается к Пете: – Прошу перевести ему. Вы кто такой?
Петя отвечает:
– Кто я? Я – продюсер московского телевидения! Понял, ты, козел? Я – главный! Ты шо, не врубаешься, шо ли? Посмотри на себя, посмотри на меня – кто ты и кто я? Видишь мою цепуру, козел? У тебя такая цепура есть? И вообще, тебе же, козлу, объяснили: нам ваша козлиха пресс-атташе дала разрешение. Шо те еще надо, козел?
Старший полицейский говорит:
– Прошу перевести.
Нина переводит этот монолог так:
– Уважаемый мсье офицер, наш продюсер приносит вам свои извинения и просит объяснить, в чем, собственно, суть конфликта.
А полицейский говорит:
– Суть конфликта в том, что вы, возможно, получили разрешение у пресс-секретаря, но у вас нет никаких документов на этот счет. А проверить ваше заявление я сейчас не могу, потому что сегодня суббота и управление пресс-службы не работает.
Нина говорит:
– Вот номер ее мобильного, вы можете ей позвонить.
– Это абсолютно исключено, – отвечает тот. – Сегодня суббота, мы не имеем права беспокоить ее вне работы. Но предположим, что вы не обманываете меня и что вы действительно, поскольку вы называете ее фамилию и телефон, имеете ее устное разрешение. Но вы вторглись в частную жизнь жителей и гостей Монако…
– Каким образом мы вторглись? На площади стоит наш «бентли» с актерами, мы только их снимали!
Он говорит:
– По законам Монако, посещение казино является частной жизнью. А поскольку наш полицейский видел, что ваша камера была направлена на казино, то вы, следовательно, снимали людей, в него входящих. А это и является нарушением закона.
Мы говорим:
– Да что вы! Казино от нас было очень далеко! Если в поле зрения и попали какие-то люди, то на экране это будут микроскопические фигурки…
Он говорит:
– Вот я и хочу это посмотреть.
Рассчитывая на то, что мы имеем дело с малообразованным полицейским и что на маленьком просмотровом экранчике видеокамеры он вообще ничего не увидит, я подмигиваю оператору и говорю:
– Ну отмотай ему общий план, снятый широкоугольником. Там людей и заметить нельзя.
Оператор смотрит в камеру, отматывает кусок. Полицейский, взглянув на секунду в камеру, говорит:
– Нет, мсье, я прошу, чтобы вы поставили мне кассету сначала. И все остальные кассеты тоже.
Я ужасаюсь:
– Вы что, будете смотреть все кассеты? Два часа? Мы же снимали в Кондомине, мы снимали дворец принца на скале – там рядом нет никаких казино…
Он говорит:
– Хорошо. Давайте смотреть только материал, который снят в Монте-Карло.
Делать нечего, мы отматываем пленку, он ее смотрит и говорит:
– Что ж. Я убедился, что вы должны этот материал уничтожить, стереть.
Мы говорим:
– Как, мсье?! Вы не совсем понимаете, это же общий план, широкоугольник!…
Он говорит:
– Мсье, это вы не понимаете. Здесь я эксперт, я решаю. И я убедился, что этот материал наносит ущерб жителям и гостям Монако. Прошу его стереть в моем присутствии.
Нина это переводит, до продюсера Пети доходит, что его поведение привело к срыву съемки и это всем ясно. Но он же не может такого допустить, он опять:
– Ты объясни этому козлу, что я пришлю своих ребятишек! Я из него печенку выну, я всех его родственников раком поставлю…
А Нина, умная женщина, племянница знаменитого астронома Шкловского и дочка скульптора Шкловского, переводит это следующим образом:
– Мсье полицейский, мсье русский продюсер приносит вам огромные извинения и просит вас найти форму, при которой мы могли бы решить данный конфликт, потому что производство данного фильма очень затратно. Мы заплатили большие деньги, чтобы приехать в Монако. Мы снимаем очень доброжелательный фильм о вашей стране и хотим, чтобы он послужил делу дружбы между нашими народами и привлек в Монако еще больше туристов из нашей страны…
На что полицейский говорит:
– Мадам, больше не надо. Сначала вы их научите вести себя. Я, как представитель власти, требую от вас исполнения монакских законов.
И нам ничего не остается, как стереть эту запись на площади. Полицейский, который привел нас в этот участок, взял под козырек и пошел на свой пост. А начальник участка пожелал нам всего хорошего. Ответом ему было шипение Пети «козел, я тебя достану», которое Нина ему перевела, как «мсье русский продюсер благодарит вас за то, что вы дали нам исчерпывающую информацию о правилах поведения в княжестве Монако».
После этого мы погрузились в свою машину и поехали, намереваясь продолжить съемку, но на этом наши злоключения не кончились. Потому что озлобленный полицейский, который, конечно, понял все, что Нина ему не переводила, сообщил о нас по своей рации всем полицейским Монако, и ровно через двадцать метров нас остановил другой полицейский, который сказал:
