Это как сказать. Все зависит от точки зрения. Как отреагирует тип, которому хватило смелости броситься под поезд и выжить против собственной воли?
– Судьба вам протягивает палочку-выручалочку. На его месте я бы побежала покупать лотерейный билет.
– Или это свидетельствует о крайней неудачливости: ведь человек загубил не только свою жизнь, но и свою смерть.
Она находит, что я пессимистичен. У меня есть несколько смягчающих обстоятельств, но она не располагает информацией, чтобы об этом судить.
– Собственно, Мелизанда… раз он может говорить… То что он сказал?
– Это надо у коллег спросить.
Так спроси их, Мелизанда. Я хочу знать, что у него на сердце, у этого парня. Я хочу знать, кто он. Почему? Слишком трудно объяснить тебе, слишком долго, понадобилось бы сделать скидку на семьдесят восемь лет, сама видишь, это невозможно. Доверься мне, позвони своим коллегам, расспроси, добейся ответов. Знаешь что, Мелизанда? Свой лотерейный билет он получит.
– Альбер, при всем моем уважении, я совершенно не понимаю, что вы несете.
– Пожалуйста.
Она сняла трубку. Позвонила в отделение. Вот, Альбер, в отчете никаких сюрпризов: бывший токсикоман, в завязке, но без работы, депрессивная сестра где-то на другом конце страны. Особая примета: на спине наколота фраза «Жизнь человека – всего лишь борьба за существование с уверенностью, что он будет побежден». И подпись: А.Ш.
– Артур Шопенгауэр.
– Не знаю, кто такой. Во всяком случае, не очень-то он весел, ваш Артур.
– Это немецкий философ девятнадцатого века. Все по нашему делу?
– Да. Парень спустился в метро, чтобы попрошайничать, и вместо того, чтобы сесть в поезд, прыгнул.
Она протягивает мне исписанный листок бумаги. Вот его имя, номер палаты. Вам еще что-нибудь нужно? Да, еще одну мелочь. Мне надо отправить факс, это срочно, крайне срочно. Никогда ведь не знаешь… Все порой происходит так быстро. Представим себе, что со мной случилось что-то, тут, прямо сейчас, через минуту. С этим бегущим временем… Я хочу быть уверен. Хочу написать черным по белому: мэтр, соблаговолите отметить себе, что завтра утром я зайду к вам в контору. Вот данные человека, который, вот сумма, которая.
– Ваш факс отправлен, господин Фён. Так вы мне расскажете?
– Разумеется, расскажу. Но в первую очередь я должен поговорить с этим парнем, понимаешь?
– Нет. Но это пустяки.
Я уже собрался было уходить, как вдруг появился Мартен.
– Прости, Альбер, что заставил тебя ждать…
– Я совсем не скучал. Мелизанда составила мне компанию.
Несмотря на свое усталое лицо, он невероятно улыбчив.
– Альбер…
– Да?
Он берет меня за плечи, трясет, начинает смеяться, обнимает меня. Я его останавливаю:
– Мартен, с тобой все в порядке?
– Твои анализы, Альбер! Результаты!
– Да?
– Я не могу поклясться, что это окончательно: никто не может сказать, заснули метастазы или полностью исчезли. Но, Альбер: больше ни одной раковой клетки в легких. Больше ничего – фьють! Один случай на тысячу, старина!
В моей голове – отрыв воздушного шара.
Ты ошибся, Шопенгауэр.
Я стискиваю Мартена, едва не задушив: после прошедших семидесяти восьми лет во мне еще немало сил.
Ground Control to Major Tom
Я пришел в себя не сразу, рывками. Сначала увидел, как вокруг моей койки кружится палата. Потом стены остановились. Окно было открыто, пели птицы. Какое-то время я пытался сообразить, где нахожусь, потом вспомнил.
Слегка приподнялся.
Поло, его мать, Алина: сидящие в ряд, словно луковицы на грядке.
– Эй! – воскликнул Поло. – Он глаза открыл!
– Том!
– Поло, – сказала Марилу, – сходи, предупреди медсестру.
Мне надо было собраться с мыслями.
– Пора бы уже, – продолжила Марилу. – Поло уже два дня делает домашние задания на коленках. Это не идеально.
– Простите, но почему вы здесь? – спросил я.
Она слегка смутилась. Вместо нее ответила Алина.
– В твоих жилах течет кровь Поло. Так что он поневоле хотел быть уверенным, что ты очнешься.
Э, э, потише. Минуточку. Кровь Поло? Поло и я? Его кровь в моих жилах? Его кровь в моей крови? Кто-нибудь мне может сказать больше?
Алина говорит, Марилу говорит, возвращается Поло и тоже говорит, медсестра говорит, они все довольны, поздравляют друг друга, и что же я узнаю из этой радостной какофонии?
– Ну, вы вернулись издалека, мсье. Сначала внутреннее кровотечение. Затем, уже на столе, во время операции у вас обнаружилась органическая аномалия – врожденный порок. Затаившийся, коварный: бомба замедленного действия. В общем, как бы то ни было, все это уж позади. Операция прошла успешно.
– Я очень рад, что вы живы, – заключил Поло.
О, Поло. Как бы я хотел тебя обнять. Но со всеми этими капельницами, трубками и проводами, с этим обессиленным телом… С этой дурацкой застенчивостью, которую я никогда не умел превозмочь.
– Так значит, мы с тобой теперь вроде как… а?
– Ну да, – сказал Поло. – Точно.
Наступило молчание. Марилу смотрела на Поло, который смотрел на меня. А я смотрел на Алину. Она улыбнулась.
– Нам пора расстаться… Теперь я знаю, что все будет хорошо.
– Ты вернешься?
– Нет, Том. Не вернусь.
Она наклоняется и целует меня в лоб. Объясняет: пора начать что-то другое, глава Либби закончена, а ты ее часть… Я только хотела попрощаться.
– А еще я взяла на себя смелость позвонить твоему компаньону. Это он предупредил твоего сына.
– Моего сына?
– Да, Натана. Он сразу же приехал. Красивый молодой человек, кстати, мои поздравления. Может, немного слишком чувствительный, но хороший. Впрочем, он скоро тут объявится. Поехал переодеться: две ночи подряд париться в одних и тех же шмотках – его можно понять.
– Он симпатичный, – уточнил Поло. – Просто супер.
В какой-то момент я подумал, что из-за лекарств, которые мне вкололи, мой мозг играет со мной шутки.
– Я не согласна с тобой, Алина, – сказала Марилу. – Насчет чувствительности. Будто раз ты мужчина, то не имеешь права поплакать в такой ситуации? Он ведь тревожился.
Натан? Ты был здесь? Ты плакал? Господи, но над чем, над кем?
Обрывки твоего детства подкатывают мне к горлу. Все мои обманы взрываются – прямо мне в лицо. Мои извинения, отговорки, жалкие оправдания.
«Мне жаль, Натан, в эту пятницу я тебя взять не смогу, но в следующие выходные – точно, клянусь».
«Алло, Натан, угадай, откуда я тебе звоню! Из самолета, да, Натан, я лечу! Представляешь, тут есть настоящий телефон! Сожалею насчет родительского собрания, но не беспокойся, твоя мать мне все рассказала».
«Натан, ты безумно обрадуешься, я везу тебе настоящую гитару из Нешвила, да, старик, твои приятели просто обалдеют, сам видишь, хотя я не смог вместе с тобой задувать свечки на торте, это не мешает мне думать о моем сыне!»
Сколько раз ты слышал слова «мне жаль» из моих уст? Сколько разочарований вынес? Я подкупал тебя. Пренебрегал тобой. Я портил тебя, только бы не видеть, какой я недостойный отец. Не способный воспитать тебя. Никогда меня не было там, где надо. Я оставил тебя расти в одиночестве, да еще имел наглость сваливать вину на тебя, когда ты вступил в трудный возраст. Хотя ты пытался сказать мне об этом. Показывал множеством способов. Ты старался выкарабкаться, а я топтал твои усилия. Смеялся над твоими начинаниями. Выдавал тебя за мелкого противного лоботряса. Меня устраивало представлять нашу историю таким образом. А пока ты спускался в ад, я упивался Либби или какой-нибудь другой и восхищался собой в роли суперпродюсера, который рядится в одежки интеллектуала.
Я очнулся от долгого сна, Натан. Ты меня разбудил. Ты примчался, как только узнал, что я в опасности. Спал и плакал рядом со мной. И не держал на меня зла за то, что я был так жалок. Если бы ты знал, как я сожалею. Я отдал бы что угодно, только бы исправить свои ошибки, да, и это тоже выглядит жалким, да? Понадобилось дожить до пятидесяти пяти, чтобы прийти к этому.
– А еще он молился, – шепнула Марилу. – Ты тоже молился?
Если Бог и в самом деле существует, хвала ему за то, что подвел меня так близко к смерти. За то, что даровал мне это воскрешение.
– На этот раз мне в самом деле пора: я ухожу, – объявила Алина. – Всем пока и удачи в дальнейшем.
– Пока, Алина, – сказала Марилу, целуя ее.
– Пока, Алина, – сказал Поло как эхо.
Кончиками пальцев она послала нам воздушный поцелуй.
Марилу взглянула на свои часики.
– Нам тоже надо идти. Мы ведь не рядом живем.
Поло положил учебник в рюкзак. Потом надел куртку и протянул мне руку. Как мужчина.
