Еще бы.
Представьте: морозный подмосковный день, загородный дом среди векового зеленоградского бора, уютное высокое пламя в большом мангале. И двое мужиков в толстых шерстяных свитерах у этого импровизированного костерка за жизнь разговоры разговаривают.
Под сигареточку.
Рядом с мангалом – табуретка, ножками в снежок прикопана.
На табуретке – доска.
А на доске – водочка.
Как слеза.
А рядом – тарелочка, на которой немудреная мужская закуска аккуратно разложена.
Черный хлеб, сало, чесночок.
Простой и маринованный.
Горчица, чтобы сальце в нее перед употреблением обмакивать.
Лучок кольцами, черемша. Было бы чуть потеплее, они бы и огурчиков малосольных захватили, ага.
А так – холодно, померзнут.
Вот гады…
…Наш с Ингой коньячок сразу каким-то неуместным показался, и я метнулся в дом за еще двумя водочными рюмками.
– Ну, за встречу!
Естественно – вздрогнули.
И Инга с нами за компанию водочки с удовольствием тяпнула.
Интересно, а Злата вот так, залихватски – сможет?
Посмотрим…
…Тяпнули по второй.
Хорошо!
Рассказал им историю, по дороге на дачу со мной приключившуюся, посмеялись, как водится.
Потом Мажор загрустил.
– А ведь в чем-то права соплячка, – вздыхает. – Наши лучшие девчонки, цвет генофонда, все за бугор сорваться мечтают. А парни, такие как Дэн, в результате на чешках женятся. Нет, Данил, ты не подумай, я против Златы ничего не имею. Хорошая девочка, чего уж там. Это я так, в принципе.
Такой ледяной волны презрения от Инги я, врать не буду, – давно не видывал.
– Странно, – говорит. – Наш друг Мажор вдруг начал оправдывать лузерство. Стареешь, что ли, Игорь? Сентиментальным становишься?
Гарри чуть маринованной чесночиной не подавился, которой водку закусывал.
– Ты че, – таращит глаза, – Инг, с дубу, что ли, рухнула? При чем здесь лузерство, я же о генофонде?!
– А что, твоему генофонду нужны лузеры? Эта соплячка – она же сдалась заранее! Она – заранее потерпевшая! То, что ей Данька понравился, только вам, мужикам, и непонятно. Потому что тупые от природы! Это – причина, остальное – повод. Ну, а понравился – дерись.
– Не понял, – тянет Гарри.
– Думаешь, – кривится в сторону Глеба, – на этого кобеля никто никогда глаз не клал?! Еще как! И сам он са-а-авсем не всегда был такой, как сейчас: мудрый и многоопытный. Я его что, кому отдала?! Это уже потом – гнала, но не уходил. А сначала…
Мы с Мажором так и стоим, с раззявленными щщами.
Вот оно как, выходит.
И тут тоже война, оказывается.
И какая…
Молчим.
И только Али абсолютно спокойно и хладнокровно продолжает разливать водочку по запотевшим от мороза емкостям.
Семейка у них, конечно.
Врагу не пожелаешь.
Но им, похоже, – нравится.
– Инга права, – раздает нам рюмочки с водкой. – Все наши проблемы – в нас самих, а не в окружающем мире. Нужен тебе человек – бейся. Не стоит усилий – отойди в сторону. Но устраивать истерику по поводу внешних факторов, даже не сделав попытку переиграть ситуацию под себя, – чистой воды лузерство. И мне эту девочку ни капельки не жаль. Единственное, что ее оправдывает, – это то, что, по Данькиным словам, она еще совсем маленькая. И – ершистая. Может, и разберется.
Мы чокаемся и выпиваем.
Молча, без тостов.
Каждый за свое.
Закусываем черным бородинским хлебом с салом и чесноком, закуриваем по сигаретке, и мир становиться таким, каким должен быть: спокойным и безмятежным.
А потом тишину взрывают клаксоны и громкие голоса, Инга бежит встречать гостей, и начинается настоящее веселье: с пьянкой, игрой в снежки, чаем у камина, прогулками и анекдотами…
Годовую российскую визу Злате оформили с первого марта, а уже четвертого она прилетела в Москву подавать заявление в ЗАГС.
Мы обо всем заранее договорились: и с ЗАГСом, и с чешским консульством.
Али помог, через свои связи.
Ну, и Мартин, конечно, Златин отец.
Злата говорит, он очень доволен был, что у нас с ней все так быстро и качественно сладилось.
Предложил обращаться в любой момент, если деньги или еще что там нам с нею потребуется.
Все-таки, типа, – единственная дочь.
Ага.
Ты меня, конечно, извини, пожилой мудрый чех, но мы уж лучше как-нибудь сами.
Ножками.
Это теперь – моя женщина.
Я ему так по телефону и сказал, на что он, самое интересное, даже не обиделся.
– Все должно идти своим чередом, – говорит со своим легким ироничным акцентом. – Рано или поздно мы с Анелей умрем. В старости к этому начинаешь спокойнее относиться, не перебивай. И наши миллионы все равно достанутся вам, так что не открутитесь. Прошлое не цепляет будущее, оно просто есть. У тебя оно свое, у моей дочери – свое. А теперь вам надо быть готовыми к тому, что оно станет для вас общим. Не будущее, оно у вас и так общее. Именно прошлое.
Я молчу.
Задачку он передо мной поставил, конечно.
Хрен его знает, что и думать.
А он хмыкает.
– Мне, – усмехается, – опять с того хутора сливовицы привезли, Дан. Так что приезжай уж, выбери время. Нужно выпить.
Я усмехаюсь в ответ.
– А вот это, Мартин, мы с вами сделаем обязательно. Может, мне русской водочки прихватить? Так, чисто для разнообразия?
– Водочки, – фыркает, – я обязательно выпью в Москве. Под соленые огурцы и квашеную капусту. Или под селедку с черным хлебом, как меня учили русские партнеры по бизнесу. На вашей свадьбе. А в Чехии мы будем с тобой пить сливовицу. Так – правильно.
Опять, хмыкаю про себя, он меня сделал.
Все-таки сопляк я еще.
– Согласен, – вздыхаю. – Кстати, давно хотел сказать – у вас очень хорошая дочь, Мартин. Спасибо.
– Я знаю, – говорит с гордостью. – Моя Злата – лучшая девушка в Чехии, мы с Анелей долго трудились, чтобы она стала такой. Но об этом лучше поговорим не по телефону, а за сливовицей.
Ну, что тут поделаешь.
Пришлось пообещать, что приеду в Прагу до свадьбы.
Так, чисто сливовицы попить.
Ну, и его похвальбу послушать, разумеется.
Хотя во всем, что касается Златы, я был с этим старым пнем совершенно согласен.
С небольшой, конечно, поправочкой.
Лучшая девушка Чехии, блин?
Ну уж нет.
Если бы только Чехии.
Просто – лучшая.
И все дела…
…Короче.
Четвертого она прилетела в Москву, пятого мы подали заявление, а шестого меня дорогая редакция в безапелляционной форме в командировку отправила, видимо, чтобы не расслаблялся.
В Сочи.
Им, видите ли, срочным образом материал потребовался.
Интервью с каким-нибудь городским начальником, лучше – с мэром города о проблемах в социальной сфере, могущих возникнуть в связи с олимпийским строительством.
И – анализ готовности города к Олимпиаде.
А я вроде как считаюсь чуть ли не лучшим аналитиком в редакции, значит – выбора нет.
И пальцем наверх тычут – типа, не отвертишься.
Причем не кто-то там тычет, а сам Главный.
А выше него у нас – только Кремль.
Ну, и звезды, разумеется.
Ругался, матерился, объяснял, что ко мне невеста из Чехии всего на пять дней вырвалась.
– Вот, – говорит, – и бери ее с собой, в Сочи. Пусть знает, в какой стране бедолаге жить придется. И с каким придурком в роли законного супруга. Может, передумает. А то ведь жалко девчонку.
Это он так иронизирует, типа.
Сволочь.
Чуть в репу ему не засадил, и сразу же в печень – свою любимую «двоечку». Остановило только то, что она у него и так еле-еле от алкоголя функционирует. А то б – точно не удержался.
Шучу, разумеется.
Главный у нас – мужик нормальный.
Без дела бы гнать не стал.
А работа – она работа и есть, никуда не денешься.
Осталось только Злату уговорить…
…Но она на удивление быстро согласилась.
– Со-очи? – переспрашивает, улыбаясь. – Это где у вас Олимпиада будет? Конечно, хочу!
– Не «у вас», а «у нас», девочка, – поправляю. – Это теперь и твоя страна, понимаешь? Если я, разумеется, твой мужчина.
– Ты – мой мужчина! – радостно хлопает глазищами.
Ну что ты тут поделаешь…
…С чем нам там повезло – так это с погодой.
Где-то плюс восемнадцать, солнечно, зелено.
Начало марта.
Обалдеть можно.
Продрались сквозь галдящий строй армянских таксистов, вышли на площадь перед аэропортом, нашли встречающего с табличкой.
На табличке – моя фамилия.
Побросали вещи в багажник, следом туда куртки свои московские отправили, прыгнули на заднее сиденье, поехали.
Злата к окну прилипла.
– А это правда Россия? – удивляется. – Никогда не думала, что у вас есть пальмы!
– В России много чего есть. И не только пальмы. Мы, между прочим, сейчас в субтропиках находимся. А где-нибудь в Верхоянске в это время – минус пятьдесят и метель такая, что люди, по улицам передвигаясь, за специальные канаты держатся.
– Большая страна, – кивает.
– Не большая, – поправляю ее, прикуривая. – Великая…
